Буги-вуги - [92]

Пульт, цифровой ревербератор, микрофоны — всё фирменное. Клавка двухрядная, почти как у Лорда. Минька над барабанами чуть не упал: «Супер-Амати» в искорку. Палочки и те не из русской березы. И всё, считай, новое, жирными пальцами не игранное.

Радист подошел: пегий, мурной, дятел тоскливый. Показал где усилки включаются, штекера втыкаются. Да и подключено всё, «мама» в «папе», не искрит, не фонит — человек своё дело туго знает. Разрешил ручки покрутить, сам за пульт сел. Микрофоны по верхам такие «эссс» дуют, что стой не падай. Реверберация глубокая, без лишних повторов — сам себя не узнаёшь. Гитары, между прочим, «Диамант»: бас и ритм. Что уже неудивительно — настроены.

От созерцания, осязания и охренения все стали деловые, сурьезные и молчаливые — никак в себя не прийти. Но виду не подаем. Де, мы и не такие «ямахи» ногой включали! Маныч в клавку по уши влез, гаммы пулеметит — не остановить. Эммерсон, чистый Эммерсон, Рик Вейкман и Кен Хенслей.

Вдарили, по случаю момента, «Забор»[80]. От могучего саунда нервный смех разбирает. Такой звук! На первом же куплете сбились. Нет, так невозможно. Минька от смеха чуть под барабаны не улегся. Потолок! Слов нет.

Маныч популярную мелодию композитора Мендельсона тактично попробовал, с органным трубом, с церковным гласом. Тут же, изгаляясь, на собачий вальс перевернул, а оттуда на «Семь сорок», а уж от «Семь сорок» до «Хава нагила» сам Бог-Ягве велел.

Минька всё педаль теребит — сбылась мечта поэта, а радист юрким глазом смотрит исподлобья — ничего не прикарманишь, ни винта, — так и будет бдить Кощеем всю дорогу.

Тётя подошла в строгом сером с брошью, столик наш указала, попросила вежливо, после того, как молодые войдут, после обязательного Мендельсона, сыграть несколько тактов вальса. Так и сказала: «несколько тактов».

Наше дело телячье — обосрался и стой, а вальсок заготовлен, не пальцем деланные, знаем. Нас «Для тех кому за…» в полиграфский ДК фаловала их заведующая. И «аппаратуру хорошую дадим» («Подилья» у них, комплект хохляцкий, да «Венец»-молодец — шедевр военно-промышленного комплекса), и «на свадьбы отпускать будем», и то и сё, но куда мы из кабака? глупо. Так что с вальсами и ностальгическими мелодиями у нас полный ол райт, раз специалисты признают.

Сантано-гриновскую «Блак маджик вумен»[81] прогнали, чтобы к инструменту и звуку привыкнуть. Каков аппарат! Да чтобы только поиграть на таком нам самим денежки выкладывать надо, а тут не за так и еще куча удовольствия.

Тётя снова подошла, попросила нас с настройкой закруглиться, что и было исполнено. Три часа, как пять минут, пролетели. Народ стал появляться пузатый и позолоченный, вроде как и генерал лампасами мелькнул. Мы уж въехали, куда попали, зубы не скалим. Попытались было радиста между делом колонуть: кто да что, да как зовут — молчит, партизан. Да и заметно, что не в духе — обломала ему эта свадьба выходные, огород не копан.

Вышли мы на крыльцо высокое перекурить, а у крыльца уже с пяток машин пришвартовались, черные, со шторками на окнах, водилы толсторожие, все, как на подбор, упитанные и в серых костюмчиках, в стаю сбились, в сторонке про жиклеры трекают. Вдоль да по аллее степенные люди прохаживаются, на белочек умиляются, сосновый дух вдыхают.

Мы тоже к прореженным деревцам спустились, завернули было за амбары краснокаменные, а тут из-за них собака выскочила с матюгами, за ней морда — за год не обсерешь, три толстяка, а не морда. Сначала было разулыбался, а потом просек, что мы тут шестая нога — завернул. Пошли вдоль сеточки, что дорожку огораживает и всего через ничего лес раступился и, как в сказке, открылось озерцо.

Пахнуло плотвой, камышами, осокой. Дорожка к купальням привела. Ладненько всё, стругано-лакировано, паяльной лампой текстура выявлена, резьба вологодским кружевом, конёк-горбунок полететь собрался, флюгер — пучеглазая чудо-рыба, — еле слышно поскрипывает.

Иголки с сосен падают.

Небо голышом плавает.

Эх! — только и выговоришь.

Перекурили еще, поплевав в набежавшую волну, согласились, что надо б на рыбалку и пошли обратно. У подъезда уже и места нет, все флаги и стяги — будет дело. Прошли к инструменту. Чем заняться, куда деваться, только и делать, что вид озабоченный.

Молодо-зелено комарьем клубится: девочки бледненькие, девочки кругленькие и просто на вид мотыги — всех тварей, как у Ноя на ковчеге.

— Едут, едут!

Все за порог. Мы — на товсь!

На крыльце суматоха, возгласы, фотоаппараты стрекочут, посуда уже бьется. Вплывают расписные. Маныч на клавиши рухнул: взбурлила, рванулась к потолку вечная ЗАГСовская мелодия. Выше ногу, тверже шаг. Только раз бывают в жизни встречи. Минька по тарелкам щеточкой, Лёлик пробасил, я кочумаю — лишний, — Маныч на себя перинку перетянул. Тут же он отмашку дал, умца-умца, вальс вступили. Прославленный вальс, как Маныч говорит, правофланговый, без нафталина, вальс, для тех кому дороги подмосковные вечера — «Домино». С органом это очень даже ничего. Что ни говори, не «Перле-2», хотя хорошему игроку и «Перле» — «Вермона».

Молодожены продемонстрировали умение в и-раз-два-три и приземлились за столом.