Буги-вуги-Book - [46]

– Что это было? – тревожно вскинулась Марина.

– Так, ничего.

Конечно, это был не ножик. И не топор. Так, железка, для весу. Но можно было проломить ею череп.

8

Собственно, это был конец истории.

Отсидев положенное, Бродский вышел на свободу. Еще через шесть лет он выехал на ПМЖ за пределы Советского Союза. В 1989 году получил Нобелевскую премию по литературе. Последним из русских авторов.

Маленьким, семилетним, я жил ровно напротив «Дома Мурузи». По утрам мама иногда посылала меня в магазин за молоком. Проходя мимо громадного здания, я, бывало, натыкался взглядом на надпись мелом: «В этом доме жил великий русский поэт Иосиф Бродский». Это было что-то вроде самодельной мемориальной доски, которую рисовали поклонники эмигрировавшего поэта. К полудню надпись обычно стирали милиционеры, но через месяц-другой она появлялась снова.

В 1982-м году в США эмигрировал и Бобышев. Разумеется, поэты никогда больше не общались и никаких дружеских отношений не поддерживали. Когда я слышал о Бобышеве последний раз, он был женат четвертым браком, а какие-то деньги зарабатывал чтением лекций в американских университетах.

Марина Басманова осталась жить в Ленинграде. Живет здесь и до сих пор. Через девять месяцев после той поездки в Норенское она родила сына. Роды были тяжелые. Марина чуть не умерла. Но обошлось. В конце 1980-х Андрей Басманов ездил к отцу в США, но отношения у них как-то не заладились.

Бродский вообще очень болезненно воспринимал все, связанное с Мариной. За два года до смерти он написал последнее стихотворение, посвященное ей:

Четверть века назад ты питала пристрастие к люля и финикам,

Рисовала тушью в блокноте, немного пела,

Развлекалась со мной. Потом сошлась с инженером-химиком

И, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях, в провинции и метрополии

На панихидах по общим друзьям, идущим теперь сплошною

Чередой. И я рад, что на свете есть расстояние более

Немыслимое, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем

Ничего уже боле не связано. Никто их не уничтожил,

Но забыть одну жизнь – человеку нужна, как минимум,

Еще одна жизнь. И я эту долю прожил.

Глава девятая, и последняя Пять углов

1

Несколько лет тому назад я пытался добиться, чтобы улицу Рубинштейна переименовали в улицу Виктора Цоя. Приводил аргументы типа того, что Цой – один из главных городских брендов, и как раз на данной улице располагался когда-то Ленинградский рок-клуб, а что за Рубинштейн имеется в виду, и какое отношение к улице он имеет, неизвестно даже самым дотошным краеведам.

Впрочем, до конца это свое начинание я не довел. Разумеется, не довел… как и большинство прочих начинаний. Тем более что, если посудить здраво, к улице Рубинштейна имела отношение целая куча звезд первой величины и помимо Цоя. Улица-то всего ничего – от Пяти углов до кафе «Макдоналдс» шесть минут ходьбы. Но на этих шести минутах уместилось ох как немало. Тут можно писать по книжке чуть ли не про каждый дом, и каждая книжка будет такой, что не оторвешься.

Всего один пример: дом, стоящий на Невском ровно напротив Рубинштейна. Сейчас в нем кинотеатр «Кристалл-Палас», и вроде ничего особенного собой он не представляет. Но помните ли вы, что именно с этим домом связано самое громкое убийство 1990-х?

Серое пятиэтажное здание. По фасаду отделано гранитом. В развеселые годы НЭПа здесь жила красотка-актриса Зинаида Райх, вторая жена Сергея Есенина. Она родила ему двоих детей, которых поэт отказался признать своими: «Слишком черные… Есенины черными не бывают». Зинаиду потом, несколько лет спустя, жутко и непонятно убили, буквально искромсали ножами, и убийц никто не нашел. А летом 1997-го с чердака над квартирой Райх громыхнул выстрел, изменивший всю историю страны.

Неизвестный снайпер выпустил автоматную очередь в автомобиль вице-губернатора Маневича. Второй человек в городе, ближайший друг и соратник Собчака, Путина и Чубайса, человек, через руки которого шли все финансы города, – в то утро Маневич, как обычно, отправился в Смольный. Жил он на улице Рубинштейна, в том же доме, где за тридцать лет до него был прописан писатель Довлатов. Автомобиль успел доехать до пересечения с Невским и на минуту притормозил перед поворотом. В этот момент снайпер нажал на курок. Пули пробили крышу авто, грудь вице-губернатора и застряли в сиденье дорогой машины.

По дерзости и значению убийство Маневича стоит сравнивать разве что с убийством президента Кеннеди. Невский проспект, самый центр города, всего одна автоматная очередь – и Петербург лишается главного финансиста. Вскоре после этого бывший мэр Собчак был вынужден бежать из страны, его заместителю Путину пришлось уехать в Москву, ну а то, что было дальше, думаю, вы помните и без меня.

2

Странно, что никто в моем городе так и не додумался водить экскурсии по местам самых громких петербургских убийств. Иногда я думаю, что, может быть, этим стоило бы заняться мне. Я показывал бы экскурсантам то место перед Кунсткамерой, где автомобиль одного из топливных королей Петербурга был прямо на ходу, как в кино, подбит из ручного гранатомета. Водил бы их в бар, куда каждый день ровно в три пополудни заскакивал городской смотрящий с неоригинальным псевдонимом Кирпич, чтобы выпить бокальчик мартини с оливкой, – и в котором как-то (в одну минуту четвертого) он получил-таки пулю в голову.