Будущее в три счета. Гадание по Книге перемен - [6]

(Шахматный словарь), «в которой при первоначально равных условиях элемент „чистого случая“ не мог иметь места, а результат спора зависел только от разума и воли шахматиста» (Я. Г. Рохлин «Мыслить и побеждать»).

И в первом и во втором случаях допущены явные неточности. Шахматы никак не могли явиться «плодом народного творчества», поскольку вначале и на протяжении веков, как, кстати, признают и названные источники, были развлечением, доступным «лишь узкому аристократическому кругу».

Известно, что шахматы ведут свою родословную от индийской игры чатуранга, возникшей, как принято считать, не позднее V века н. э. В игре участвовали четыре человека, у каждого было четыре «рода войск»: слоны, кони, боевые колесницы и пехота. Цель – уничтожение фигур противника. Но вот принципиальный нюанс: движение фигур в чатуранге определялось броском игральной кости! А значит, задача играющего заключалась не только в том, чтобы одолеть противника, но и в противодействии року, в победе над «волей случая». В известном смысле то же самое подразумевает «И-Цзин».

Но оставим противоречия общепринятой истории шахмат и обратим внимание на любопытные совпадения. Одно из них уже найдено: присутствие «руки судьбы» в древнейшем предке шахмат – чатуранге. Распространившись на территории Азии, чатуранга преобразовалась в шатрандж, где игроков уже было двое, а главное – из многих вариантов досок остался один, сохранившийся и в современных шахматах: 64 (!) черных и белых (!) клетки. В игре вместо четырех стало участвовать шесть (!) видов фигур: король, ферзь, ладья, конь, слон и пешка. Совпадение тут не только с количеством черт в гексаграмме. В старину и ладья, и слон, и конь, и пешка на шахматной доске изображали людей, занимавших разное положение в обществе и армии; король и ферзь говорят сами за себя. Аналогичная символика отдельных черт по их позиции в гексаграмме с древних времен существует и в гадательной практике и-цзинистов: первая (нижняя, начальная) черта – «простолюдин», вторая – «служилый», третья – «вельможа», четвертая – «придворный», пятая – «царь», шестая (верхняя) – «совершенный человек»[1].

Кстати заметим, что символика ян и инь присутствует в шахматах в виде как черных и белых полей доски, так и черных и белых фигур; причем и здесь силы ян и инь, противоборствуя, порой взаимодействуют и переходят одна в другую: король может найти убежище за пешкой противника и получить мат, будучи зажатым своими фигурами.

И еще одна интересная подробность. В эпоху шатранджа партия обычно начиналась не как теперь, а с готовой дебютной позиции, называвшейся табией. Известный английский историк шахмат Гарольд Джеймс Расвин Мэррей (1868–1955) собрал все дошедшие до нас варианты табий, их оказалось 31. И он сам, и его коллеги в разных странах объясняли и объясняют существование табий в шатрандже крайне медлительным характером дебютной стадии: на развитие всех фигур требовалось от 8 до 20 ходов. Однако не стало ли такое объяснение общепринятым просто за неимением другого? Ведь если (в порядке гипотезы) «приложить» к шатранджу «И-Цзин», то сам собой напрашивается вопрос: не являлись ли табии специально разработанными позициями – аналогами гексаграмм, моделировавшими разные жизненные ситуации, дальнейшее развитие которых зависело от игрока?

Сколько всего было табий, до сих пор не известно. Известно лишь число сохранившихся – 31. Но сколько их было изначально? 35? 50? Тогда почему не 64?! Разумеется, подобные предположения основаны всего лишь на совпадениях, но – не слишком ли их много?

Если не слишком, то напомним еще одно. В 629 году китайский ученый-монах Сюань Цзан отправился в Индию за буддийскими книгами (сутрами) с целью перевести их на родной язык. Факт зафиксирован хрониками. Здесь важны два существенных момента. Ученым в те времена в Китае мог считаться лишь тот, кто основательно овладел содержанием и духом «канонических книг», первой же в их ряду стоял «И-Цзин». Кроме того, Сюань Цзан отправился в Индию с четко определенной целью, а значит, связи между учеными двух стран существовали и раньше. Таким образом, практически несомненно, что «Книга перемен» еще до VII века была известна в Индии и, наверняка, в других государствах Центральной Азии. А это то самое время, когда на смену чатуранге приходит шатрандж!

На «странности» шахматной игры в разные века обращали внимание многие люди, в том числе выдающиеся и великие. Фирдоуси в поэме «Шахнаме» излагает легенду о том, как после смерти отца царевичи Гав и Талханд затеяли междоусобицу и как в разгар битвы Талханд умер на спине своего слона. Чтобы поведать матери, как умер один из ее сыновей, не будучи побежденным в бою, мудрецы изобрели шахматы. Это не первый, но достаточно ясный намек на то, что изначальная задача шахмат – передавать жизненные коллизии.

Лессинг однажды заявил, что «шахматы – слишком игра для науки и слишком наука для игры». Бенджамин Франклин в очерке «Нравственность игры в шахматы» указывал на таинственную взаимосвязь между шахматами и жизнью, а Мигель Сервантес высказался еще определеннее: