Будущее - [16]

На запад от Зачатьевской церкви уходил длинный Мокринский переулок, бывшая Великая улица, 700 лет назад соединявшая Кремль с речной пристанью. Пройдя по нему метров сто, мы бы вышли на перекресток с Псковским переулком. Этот крестец был одним из самых фотогеничных мест Зарядья: позади церковь Анны (стоит изящно - не прямо по оси, а чуть в сторонке), а впереди, по правую руку, - церковь Николы Мокрого, сиречь Водопойцы. Замыкали переулок сверкавшие высоко в небе золотые купола Ивана Великого. Справа от перекрестка поднимался Псковский переулок, а слева располагалась приземистая арка Проломных ворот Китайской стены. Дома подступали к ней вплотную, из окон второго этажа можно было выбраться прямо на боевой ход древней крепости (незадолго до сноса архитектор Н. Д. Виноградов писал: «Слой земли прикрывает стену настолько, что на ней растут деревья, а жители смежных дворов сажают на ней цветы»).

Двухэтажный дом по правую сторону перекрестка совсем облезлый, скособоченный, определенно гораздо старше своего невзрачного фасада. Здесь много таких толстостенных долгожителей, скрытых поздними переделками, помнящих лучшие дни Великого посада, когда вдоль переулков тянулась череда богатых боярских усадеб. Только трем древним домам посчастливилось пережить ХХ век, два из них стоят на территории Знаменского монастыря, третий - Английский двор, скрывавшийся в недрах скучного доходного дома. Еще полдюжины перестроенных палат успели найти и сфотографировать исследователи, работавшие в Зарядье в 1940-е-1950-е. Сколько памятников древности погибли под ковшом советских бульдозеров, мы никогда не узнаем.

У тротуаров торчат каменные колесоотбойные столбики. Через Проломные ворота можно выйти на набережную, повторяющую очертания длинной и невысокой Китайгородской стены. До революции стена была обстроена лавками и лабазами. Их сплошную аркаду разрывала неуклюжая, оплывшая Глухая башня, со всех сторон обросшая тяжелыми кирпичными контрфорсами. В 1920-х, незадолго до сноса, стену отреставрировали и одновременно разобрали лабазы. Прежде оживленная набережная превратилась в немноголюдный проезд, а вдоль стены зазеленела липовая аллея.

В XIX веке эта набережная была свидетелем многолюдных праздничных гуляний московских евреев. В ту пору Зарядье играло роль еврейского гетто, какие существовали в большинстве крупных городов Европы. Указ от 1826 года разрешил евреям селиться в этом районе, и через 50 лет они составили около половины зарядского населения. Здесь действовали две синагоги, огромное количество разнообразных мастерских и торговых заведений. Но в 1891 году генерал-губернатором стал князь Сергей Александрович, брат императора, и при нем из Москвы были принудительно выселены около 30 тысяч еврейских семейств. Так что к революции Зарядье окончательно заросло плесенью - по крайней мере, так о нем писали советские прозаики.

Вот цитата из повести Леонида Леонова «Барсуки» (глава «Зарядье»).

«Жизнь здесь течет крутая и суровая. В безвыходных каменных щелях дома в обрез набилось разного народу, всех видов и ремесел: копеечное бессловесное племя, мелкая муравьиная родня. Окна в дому крохотные, цепко держат тепло. Голуби живут в навесах, прыгают оравами воробьи. Городские шумы и трески не заходят сюда, зарядцы уважают чистоту тишины. Глухо и торжественно, как под водами большой реки. Только голубей семейственная воркотня, только повизгивающий плач шарманки, только вечерний благовест. Тихо и снежно. Жизнь здесь похожа на медленное колесо, но все спицы порознь».

III.

Нищета и антисанитария - давнишние приметы этих мест: именно отсюда пошел по городу страшный мор 1771 года. В Зарядинском переулке находился общий на весь район бассейн с водопроводной водой, которую черпали ведрами. Колоритные подробности можно рассмотреть и на фотографиях 1920-х: дворы-колодцы по всем этажам обнесены галереями на кирпичных столбах, на стене написано «Юрка дурак», на галереях толпится позирующая фотографу шпана в кепках, как у Маяковского, у подъезда табличка с несколькими десятками фамилий квартирантов. В центре двора возвышается эдакий донжон с окошками-бойницами, с этажей к нему перекинуты деревянные мостики. Без подсказки трудно догадаться, что эта башня - всего-навсего место общего пользования, по одному специализированному помещению на каждый этаж. Но, с другой стороны, чего уж там, почти все так жили.

Мокринский переулок выводит нас к нынешнему Васильевскому спуску, тогда тесно уставленному разношерстными жилыми, торговыми и церковными строениями и состоявшему из Москворецкой улицы и прилегавшей к Кремлю Васильевской площади. Над темными крышами домов поднимались купола Блаженного, образуя классический средневековый контраст: огромный собор, вырастающий из обступившей его беспорядочной застройки. Примерно там, где теперь проходит ограда стройки, располагался четырехугольник Мытного двора. Меньший брат соседнего Гостиного, также снабженный изнутри каменными аркадами, также таящий в своих стенах неизученное строение по крайней мере XVII столетия. Чуть выше стояли Нижние торговые ряды, сильно перестроенные, но избежавшие участи снесенных в конце XIX века Верхних и Средних. Скорее всего, они скрывали в себе постройку годуновского времени.