Будущая Ева [Ева будущего] - [99]

В заключение: ясно, что Сована чувствительна к воздействию электрического флюида, вызывающего у миссис Андерсон слабую дрожь, хотя в ее состоянии никакое внешнее воздействие на ней не сказывается, и если б миссис Андерсон сожгли заживо, Сована даже не проснулась бы; считаю доказанным, что нервный флюид небезразличен к воздействию электрического и какие-то свойства обоих могут синтезироваться в единое целое, природа и мощь которого еще не выяснены. Тот, кто, открыв этот новый флюид, приручил бы его так же, как оба вышеупомянутых, мог бы творить чудеса, которые затмили бы чудеса индийских йогов, тибетских бонз, коромандельских факиров и дервишей из Центрального Египта.

Во взгляде лорда Эвальда была странная задумчивость; помолчав, он ответил:

— Хотя и разум, и приличия не дают мне права повидать миссис Андерсон, Сована, мне кажется, заслужила того, чтобы я считал ее добрым другом; и если она может расслышать мои слова — здесь ведь вокруг сплошная магия, — пусть это пожелание достигнет ее слуха, где бы она ни находилась!.. Но последний вопрос: а что же слова, которые Гадали только что произнесла у вас в парке? Их тоже «продекламировала» мисс Алисия Клери?

— Разумеется, — отвечал Эдисон, — ведь требовалось, чтобы вы узнали голос и жестикуляцию живой красавицы; но если она декламировала так чудесно, то лишь повинуясь терпеливому и мощному воздействию Сованы; сама-то она не понимала ни слова.

Ответ Эдисона поверг лорда Эвальда в крайнюю растерянность. На сей раз объяснение и в самом деле уже не годилось. Нельзя было представить себе, что кто-то предугадал заранее различные фазы этой сцены (а голос свидетельствовал, что кто-то их предугадал).

Он хотел было объявить об этом инженеру и доказать, в свою очередь, что такого рода вещь невозможна абсолютно и по сути; но, уже раскрыв рот, вспомнил странную просьбу, с которой обратилась к нему Гадали перед тем, как закрылись створки ее гроба.

А потому он утаил в сокровенной глубине своих дум это воспоминание, от которого у него закружилась голова, и ничего не ответил. Он только поглядел на гроб странным взглядом: лишь теперь он со всей ясностью осознал, что под оболочкой андреиды скрывается существо из потустороннего мира.

Эдисон же, не заметив этого взгляда, продолжал:

— Истинная жизнь Сованы протекает в сфере ясновидения высшего порядка и духовности, не знающей отдыха, а потому она обладает мощнейшим даром внушения, в особенности когда под ее влияние попадают те, кого частично уже загипнотизировал я. Воздействие ее воли — даже на их разум — сказывается незамедлительно!

Лишь под ее воздействием наша комедиантка и смогла декламировать дни напролет — с этих подмостков и в окружении невидимых объективов — тексты, записанные на золотые пластинки и необходимые для того, чтобы у Гадали появилась личность. Добавьте тон, движения, взгляды: все это внушала неведающей красавице Сована. По манию вдохновительницы безотказные золотые пластинки-легкие фиксировали подчас лишь единственно верную интонацию из двадцати. Я же — с микрометром в руках и сильнейшей лупой в глазу — запечатлевал на валике-двигателе лишь совершенные сочетания жестов, взглядов и выражений лица Алисии, будь оно радостным или строгим. На это ушло одиннадцать дней, в течение которых, по моим тщательнейшим указаниям, вырабатывалась плотская оболочка фантома, кроме груди. Угодно вам просмотреть несколько особых фотографических снимков, на которых точками отмечены места (с точностью до тысячной доли миллиметра), где в плотской оболочке рассеяны крупицы металлической пыли, которые, будучи должным образом намагничены, точно воспроизводят пять-шесть основных улыбок мисс Алисии Клери? Вот они, в этих папках. При этом различные ее мины самостоятельно приобретают особые оттенки в зависимости от смысла слов, а разные движения бровей — всего пять положений — придают своеобразие взгляду этой в высшей степени привлекательной молодой женщины.

Вам, должно быть, работа эта в целом представляется весьма сложной, и все частности — трудно выполнимыми; но при умелом анализе, внимании и упорстве она, в сущности, сводится к чрезвычайно простым вещам, поскольку я уверен в непогрешимости формул, которые разработал не без применения интегралов и которые действительно стоили мне долгих усилий; а все эти труды, презанятные и кропотливые, не требуют ни напряжения, ни самопринуждения: все получается само собой! Когда несколько дней назад сомкнулись доспехи, пронизанные бессчетными капиллярными индукторами, окончания которых покрывали их сияющим пушком, и я начал накладывать поверх плотскую оболочку, вначале в виде порошка, а затем послойно, так вот, в это время Гадали, еще блуждавшая в лимбах, репетировала все тексты, составляющие мираж ее духовной сути, и получалось у нее безукоризненно.

Но сегодня была генеральная репетиция, проходила она то здесь, то в парке, зрителями были мы с Сованой, Гадали репетировала в костюме своей модели — и я был потрясен!

То была идеальная представительница Человечества — за вычетом того в нас, что не имеет названия и о чем покуда нельзя сказать, присуще это ей или нет. Признаться, я пришел в восторг, словно какой-нибудь поэт. Какие меланхолические речи, сладостные, как в мечтаниях! Какой голос, какая глубина и проникновенность взора! Какие пьянящие дали женской души! Как она пела! Как была хороша собою — точно забытая богиня! Как звала к несбыточному! Касаясь то одного перстня Гадали, то другого, Сована преображала ее — заклинательницу волшебных снов. О да, не зря эти удивительные и прекрасные сцены принадлежат перу самых избранных из самых светлых умов — величайших поэтов и мыслителей нашего века — впрочем, об этом я уже говорил.