Будьте моей семьей - [38]

Это настолько невозможно и неправдоподобно, ненормально…

Артем давно уже жил отдельно от родителей, снимая квартиру, но связь они поддерживали плотную, хоть раз в день, перезванивались обязательно, а то и чаще, и он старался в выходные заезжать к ним.

Отец всегда был занят каким-то проектом, идеей, не мог сидеть без дела, говорил, голова тупеет от пустоты, когда не занята.

Борис Анатольевич в свои семьдесят три года был мужчиной бодрым, здоровым, крепким и невероятно деятельным. Жена была младше его на десять лет, и то уставала быстрей и частенько призывала:

– Боря, куда ты все мчишься, остановись.

Когда Артему предложили купить хороший участок земли с домом в довольно престижном поселке, за очень небольшую сумму, в связи с финансовыми трудностями хозяина участка, он поделился сомнениями с отцом:

– Хорошо бы, конечно, дачу взять, вы бы там на воздухе с мамой у меня жили. Да как подумаю, что и дом там надо перестраивать капитально, и сколько вообще возни и вложений с тем участком требуется, так что-то и не очень хочется, бать.

– Бери, – решительно заявил Борис Анатольевич. – Только не рвись сразу же хоромы городить, красоту наводить. Мы с тобой и дом, и участок потихоньку и неспешно до ума доведем. Я займусь.

Взяли. И на самом деле занялся.

Как инженер с огромным стажем и человек разносторонних талантов Борис Анатольевич и проект придумал толковый, и смету составил подробную, и рассчитал по годам, что, как и в какой последовательности они будут делать. И целое лето провел в поселке на участке безвылазно, воплощая свой план в жизнь, а мама лишь бывала наездами.

А зимой умер.

Был полон планов, идей, готовился к сезону, договаривался со строителями, изучал огородное дело и…

Заболела голова. И все сильней и сильней, и никакие таблетки боль уже не снимали. Сам сыну не сказал, мама пожаловалась, когда Артем позвонил.

– Уж и не знаем, что такое? – расстроенно докладывала она. – Вчера целый день болела, ночь промаялся, не спал почти, и сегодня с утра все болит и болит.

– Мам, – отчитал ее Артем. – Что вы как дети! Вы же взрослые, грамотные люди. Надо срочно к врачу идти. Или даже «Скорую помощь» вызывать, особенно если боль никакими препаратами не снимается.

– Да я хотела… – жаловалась мама, – а Боря не позволил, говорит, что за ерунда, «Скорую» еще вызывать, не сердечный же приступ.

– Тогда немедленно собирайтесь, вызывайте такси и езжайте в поликлинику, раз он такой щепетильный у нас! – распорядился Артем.

– Да мы уж и собрались, – как-то неуверенно сказала она.

– Мам, немедленно и не откладывайте, – настаивал Артем. – Я бы сам приехал и отвез вас, да у меня тут запарка полная.

– Да что ты, что ты, работай. Мы доберемся.

Не добрались. Отец вроде бы и согласился, но без особого энтузиазма и еще два часа возился: то чаю попить, то полежать – боль невмоготу, ничего делать невозможно, то спорили о «Скорой», на которой настаивала Лидия Архиповна, потом говорит:

– Ладно, вызывай такси, в поликлинику поедем.

Она вышла из комнаты к телефону в прихожей, вызвала такси, а когда вернулась…

– Мне казалось… – у Артема перехватило горло, и он замолчал. Сглотнул, совладал с собой и продолжил: – На самом деле не знаю, что мне тогда казалось, но мой мир стал другим. В один момент. Я никак не мог полностью осознать, что его нет окончательно и бесповоротно. И чувствовал непереносимое, изводящее чувство вины. И ругал себя каждый день: почему я не приехал, почему узнал о его боли только на следующий день, а не за день до этого, почему сам не вызвал ему «Скорую». Миллион тысяч «почему». И хотя доктора объяснили нам, что отца невозможно уже было спасти, что аневризма лечится на начальных стадиях заболевания, а у него оно протекало без симптомов, что очень часто бывает, и люди гибнут, не зная про свой диагноз. И все равно… – Он сделал продолжительный вдох и медленно выдохнул. – А еще я обвинял его в том, что он ушел, и обижался на него. Вот так.

– Я тебя понимаю, – тихо произнесла Арина. – Я тоже ужасно обижалась на деда, когда он умер. Обижалась и винила. Мне казалось, что он нас предал с бабушкой. Взял и умер. И долго не могла его простить и примириться с его уходом.

– Прости, я все время хотел тебя спросить: что стало с твоими родителями? Как я понял, тебя растила Анна Григорьевна? – быстро перевел тему Красногорский, чувствуя запоздалую досаду на себя за свое откровение.

А Арина, легко, без душевного надрыва и боли, без обвинений и невысказанных претензий, рассказала ему о родителях, о том, как и почему осталась с бабулей, и о смерти дедушки.

Они повернули назад к поселку, прошли через сосновую рощицу и футбольное поле и вышли на улицу, ведущую к их участку.

– Я особо не интересуюсь, как отец, он общается только с бабушкой, когда изредка звонит, но знаю, что живет во Владивостоке, имеет какой-то свой бизнес, и что у него вроде бы все в порядке. Подробностей не знаю. А мама… – замолчала ненадолго Арина. – Мама несколько раз была сильно влюблена. Сменила то ли троих, то ли четверых мужей официальных и несколько гражданских. Слабое сердце, слабые сосуды и виагра – мама таким образом потеряла нескольких из них. Родила троих детей. Но, думаю, она была не очень счастлива все эти годы. Страстная и красивая женщина, которая так и не нашла себе партнера под стать и ужасно переживает свой возраст. Общеизвестно, что красивая женщина умирает дважды. И для нее это трагедия. – Арина уже давно не обижалась, а сочувствовала маме и по-женски ее жалела.