Будни войны - [59]

Там, где еще недавно угадывалась линия обороны финнов, временами взлетали в небо и обломки бревен — верный признак точного попадания во вражеские блиндаж или пулеметное гнездо.

На наш огневой шквал финны ответили с малым опозданием, но тоже яростно. И теперь на линии фронта уже ничего не осталось от солнечного дня, манившего полакомиться пожелтевшей морошкой или пособирать ядреные молоденькие подберезовики.

— Ага, не нравится?! — торжествуя, потирал руки Селезень, увидев в стереотрубу какого-то финского солдата, казалось, удиравшего от нашего артиллерийского огня. — Комбриг, а что, если мы сейчас атакнем их, а? Начни силами своей бригады, а армия тебя обязательно поддержит, в этом я уверен!

Тут и случилось то, чего никто не ожидал, чего не могли предвидеть ни генерал Селезень, ни командир бригады, ни майор Исаев. Дело в том, что все это Селезень проорал почти в телефонную трубку, которую не успел ни положить на аппарат, ни сунуть в руку дежурного связиста. Значит, все командиры рот батальона слышали его слова. Но лишь старший лейтенант Пряжкин мгновенно понял, что именно сейчас, угодив главному поверяющему, он может ухватить за хвост свое воинское счастье. И, нацелившись пистолетом в небо, он выскочил из-под защиты накатов наблюдательного пункта роты, еще один прыжок на пределе, сил — и оказался на еле приметном бруствере. Отсюда, оглянувшись на своих бойцов, таращившихся на него недоуменно, он и прокричал:

— Рота!.. За мной, в атаку! Ура-а-а!

Рота привыкла подчиняться приказам. И она поднялась в атаку. Но приказ не был подготовлен предыдущими действиями. Потому не все бойцы разом выскочили из окопов на ничью землю; когда первые уже были там, кое-кто еще вслушивался: а не будет ли пояснений — дескать, атаковать в таком-то направлении.

Одна эта рота пошла в атаку. Другие такого приказа не получили. И финны лишь на ней сосредоточили свой убийственный огонь. Уничтожали ее минами, бесконечными пулеметными и автоматными очередями, одиночными выстрелами снайперов.

Одним из первых, подрубленный пулей или осколком, упал старший лейтенант Пряжкин. Оказавшись в зловонной болотной воде, он постарался найти спасение за кочкой, в которую своими корнями судорожно вцепилась сосенка. Но вражеская мина рванула вовсе рядом.

Многие бойцы роты уже недвижимо лежали между болотных кочек. Другие же больше не помышляли об атаке, они искали только опасения. Майор Исаев понял, что сейчас, чтобы оказать им хоть какую-то помощь, нужно срочно предпринять что-то такое, такое… За доли секунды ему в голову пришло лишь одно решение: надо немедленно ложно атаковать финнов всем батальоном и чуть-чуть в стороне от погибающей роты. И, не спросив на то разрешения, даже будто не замечая, что рядом с ним находится много людей старше его по званию, что среди них есть и его прямые начальники, он схватил телефонную трубку, крикнул в нее:

— Сынки! Сынки! Как слышите меня?

Командиры рот не слышали его: как часто случалось в боях, линия связи оказалась перебита.

— Дать связь! — приказал майор Исаев.

Два солдата-связиста выскочили из блиндажа, где им смертью не грозило даже прямое попадание самой большой бомбы, и, придерживаясь за телефонный провод, вдоль него, пригнувшись как можно больше, побежали туда, где мины и снаряды рвались, казалось, вовсе без интервалов.

У всех, кто был на командном пункте батальона, создалось впечатление, что связи нет недопустимо долго. И все стали заметно нервничать. Первым потерял власть над собой Селезень. Он схватил с аппарата телефонную трубку, крикнул в нее:

— На линии!

И еще секунду назад мертвая линия связи ожила, ответила злым мужским голосом:

— Чего орешь?

— Связь давай!

— Я еще только первый обрыв нашел…

— Работать, а не глазеть по сторонам надо! Двое вас, а толку…

— Напарника не попрекай, его почти сразу тяжело ранило, — повысил голос и связист.

— Все равно давай связь! Немедленно!

— А пошел ты…

Смачным матюгом закончил солдат-связист разговор с неведомым ему человеком.

Селезень какое-то время удивленно смотрел на телефонную трубку, потом неосознанно осторожно положил ее не на аппарат, а в раскрытую ладонь дежурного связиста. И сказал холодно, негромко, но внятно и беспощадно:

— Под трибунал мерзавца!

А рота умирала на болоте. И здесь еще одна никому не нужная жертва слепого случая: майор Исаев уже понял, что связист еще не устранил повреждения, что Селезень случайно налетел на него в тот момент, когда он, под шквальным огнем врага вдоволь наползавшись по болоту и у какой-то вовсе случайной кочки оставив раненого товарища, вышел на порыв, присоединился к линии связи, чтобы проверить ее. Может быть, лишь к первому из многих порывов он присоединился?

Лишь одиночки из бойцов роты вернулись в свои окопы. И стрельба начала постепенно стихать. Наконец наступила и полная тишина, невероятная после недавнего грохота.

А в груди майора Исаева вновь ожила уже знакомая острая игла. Она пронзила грудь до левой лопатки, мешала дышать, лишила возможности с прежней ясностью понимать происходящее. Он чувствовал, что боли в сердце вот-вот пересилят его.

Наконец на командный пункт батальона, как раз в тот момент, когда ожил телефон, прибежал матрос и, спросив на то разрешения у генерал-майора Селезня, доложил майору Исаеву, что матрос Чугунов, тот самый, который восстанавливал линию телефонной связи, убит вражеской миной, в клочья она разнесла его.