Будни войны - [18]

В этот момент капитан Исаев и увидел старшего лейтенанта Загоскина с его матросами. Они — всего шесть человек! — встали яйцом к толпе и застрочили из автоматов поверх людских голов. Капитан Исаев подумал, что, пожалуй, только так сейчас и можно пресечь панику в зародыше, не дать ей разойтись. В этот же миг он и крикнул что было мочи:

— Огонь по самолетам! Из личного оружия огонь!

Не только прокричал это, но и застрочил из своего трофейного автомата, застрочил по фашистскому бомбардировщику, пикировавшему на «Красный Дагестан». Нет, капитан Исаев не надеялся сбить вражеский самолет (уже знал, что сиденье летчика бронировано), он просто показывал многим людям, что им надлежит сейчас делать.

Отвалил спасательный плотик от борта «Красного Дагестана» — все три фашистских самолета набросились на него. И бомбили, и обстреливали из пулеметов и пушек. До тех пор над ним бесновались, словно забыв о транспорте, пока на малые щепочки не был искрошен последний брус-распорка, пока не исчезла с поверхности моря последняя человеческая голова.

А «Красный Дагестан» по-прежнему шел на восток, шёл туда, где грохотали пушки и тарахтели пулеметы, где два раза уже прозвучали взрывы, от которых содрогнулось все море.

5

Теперь, стреляя по врагу, они поверили, что вовсе не так беззащитны от ударов с воздуха, как казалось еще несколько минут назад, почувствовали себя увереннее, стали значительно организованнее. Фашистским же летчикам волнений добавилось: сейчас при каждом заходе на бомбежку или штурмовку они видели множество солдат, стрелявших по ним. Вот и стало менее точным прицельное бомбометание, вот и пошли «за молоком» многие пулеметные и пушечные очереди.

Да, волнений фашистским летчикам добавилось, да, кое у кого из них нервы стали сдавать. Однако атаки с воздуха продолжались с прежней, если не с большей, яростью. И скоро капитан Исаев уже привык к тому, что их транспорт, уклоняясь от нацеленных в него бомб, очень часто почти ложился на борт, поворачивая то влево, то вправо, то выжимая из своих машин все, на что они были способны, то вовсе стопоря их.

Когда до полной темноты оставалось рукой подать, капитан Исаев и другие, находившиеся около него, увидели мину. Плавающую. Может быть, сорванную с якоря вчерашними волнами. На нее указал старший лейтенант Загоскин, специально для этого прибежавший сюда с мостика. Ничего грозного, даже просто впечатляющего, если смотреть на мину с приличного расстояния: всего-навсего рогатый, почти черный, с зеленоватым отливом шар, лениво покачивающийся на волнах. В ее огромную разрушительную силу армейцы поверили лишь после того, как морской охотник, специально занаряженный для уничтожения подобных мин, угодил в нее снарядом. Метров триста или около того было до мины, когда она взорвалась, но «Красный Дагестан» всем своим корпусом почувствовал упругий удар внушительной силы. Стало ясно: рванет подобная штуковина под днищем любого корабля — считай его погибшим.

А старший лейтенант Загоскин опять теребит за рукав гимнастерки, почти кричит с гордостью:

— Глянь, Дмитрий Ефимович, за корму глянь! Крейсер «Киров» нас догоняет!

За те почти два месяца, что моряки пробыли вместе с солдатами, множество раз возникали самые различные обстоятельные или короткие разговоры-вспышки. В том числе и о флоте, о его кораблях, их мощи. Потому капитан Исаев уже знал, что еще совсем недавно — лет пять или шесть назад — Балтийский флот в своем составе из больших надводных кораблей только и имел два линкора, лишь один крейсер — старушку «Аврору», расцвет молодости которой приходился на годы русско-японской войны, и несколько эсминцев типа «Новик». Лишь в середине тридцатых годов со стапелей наших судостроительных заводов, кроме многих подводных лодок, торпедных катеров и морских охотников, сошли крейсеры «Киров» и «Максим Горький», лидеры «Ленинград» и «Минск» и несколько эсминцев типа «Гордый» и «Сметливый». Дескать, вот это корабли так корабли! По самому наипоследнейшему слову науки и техники построены, оборудованы и вооружены!

Не только старший лейтенант Загоскин, все его матросы при каждом удобном случае в голос твердили это. Потому, услышав, что их догоняет крейсер «Киров», капитан Исаев повернулся лицом в ту сторону, куда призывал посмотреть старший лейтенант Загоскин. Поспешно оглянулся, хотя сегодня мог рассматривать крейсер с самого рассвета и до тех пор, пока их транспорт не снялся с якоря; от увиденного утром сейчас в памяти только и осталось, что он — большущий корабль, у которого приподнятый нос и две широкие дымовые трубы с косым срезом к корме. И еще запомнил (казалось — на всю жизнь) его переднюю мачту. Огромную. Являющую собой нагромождение мостиков и самых различных служебных помещений; названия их не запомнил с первого раза.

И сейчас, хотя крейсер был значительно ближе, чем сегодня утром, он не увидел ничего, кроме этой мачты и орудий главного калибра, пока будто дремавших в своих массивных башнях: слишком стремителен был ход крейсера.

Казалось — мгновение назад крейсер был за кормой транспорта, а теперь уже пролетел мимо, наполнив уши людей ровным и мощным гулом турбин; капитан Исаев заметил, что над его двумя трубами — широкими и скошенными к корме — дрожал раскаленный воздух.