Будни войны - [14]

Говорят, что, когда на дом набрасывается пожар, иная мать схватит фотографии своих детей, прижмет их к груди и бежит прочь, спокойно оставляя на потеху огню все остальное, нажитое за многие годы…

Однако все те, с кем пришлось столкнуться раньше, сравнительно мелкая сошка, а тут явно каким-то «тузом» воняет: в такое напряженное время вырвать вагон под личное имущество далеко не каждому посильно.

Кто знает, как бы развернулись дальнейшие события, что сказал и сделал бы капитан Исаев, если бы не солдат Карпов. Он — конечно же! — был уже в вагоне, он из его глубины вдруг извлек обыкновенный ночной горшок, рассматривал его, восхищался им, для пробы даже сел на него и вдруг почти молитвенно заклянчил:

— Товарищ капитан, я никогда и ничего не просил, у вас в награду за верную службу. Но эту бесценную вещь, как трофей, без которого на войне никак нельзя, дозвольте мне взять? Сугубо в личное пользование? Ведь он, видать, генеральшин…

— А это тебе откуда известно? — моментально цепляется за его последние слова кто-то из солдат.

— По его габаритам сужу…

И, на мгновение забыв о том, что на любого из них может обрушиться уже через час или того меньше, откровенно хохочут солдаты и несколько женщин, которых привело сюда любопытство. Даже капитан Исаев улыбнулся, глядя на Карпова, с важным видом восседавшего на ночном горшке.

— Ты, Карпуша, шаровары-то сними, а то… — восторженно подсказывает кто-то, и опять все хохочут. Дружно, заразительно.

Капитан Исаев первый взял себя в руки, спросил сугубо официально, строго глядя на Карпова:

— Почему от паровоза ушел?

— А что мне там делать? Как я понял, моей задачей было — организовать работы по возвращению паровоза в строй действующих.

— Разговорчики! — нахмурился, чуть повысил голос капитан Исаев.

Сразу каждый заспешил. Только Карпов и позволил себе чуть поприкидываться несмышленышем, он спросил с напускной, почти детской наивностью:

— Этот вагончик прикажете к составу в голове или хвосте прицепить?

Капитан Исаев глянул на него с укоризной и сухо сказал:

— К старшему лейтенанту Загоскину доставить. И чтобы ни одна щепочка, ни одна тряпочка не пропали!.. На растопку костра все это хорошо пойдет. Сухущее…

И вагон-теплушка, набитый вещами так, что между ними даже протиснуться было невозможно, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее покатился к западным входным стрелкам. Дверь его оставалась распахнутой. Значит, любой, кто хотел, мог прочесть: «Вора из-под земли достану!»…

Наконец состав был сформирован. Даже паровоз в голове у него оказался. Правда, если все другие паровозы сами к составу подходили, то к этому вагоны притыкали. По одному, по два и даже больше сразу. На сколько вагонов у людей сил хватало, столько и подкатывали к паровозу, цепляли к нему.

Настоящий железнодорожник — подлинный специалист своего дела — наверняка заявил бы негодующе, что состав сформирован неправильно, что, согласно науке, вот эти вагоны с такими-то грузами должны идти обязательно первыми за паровозом, а не плестись в хвосте состава. Но ведь он, эшелон, был сформирован!

Солдаты капитана Исаева понятия не имели о том, сколько груженых и порожних вагонов может утащить паровоз данной марки (да и не запомнили они ее; зачем она могла им пригодиться?). Им просто крайне нужно было, чтобы он увел вагоны отсюда. Как можно больше. Кровь из носа, но увел! Вот и цепляли их к паровозу, исходя исключительно из важности груза, находящегося в теплушке. Потому последними и оказались те, в которых до крыши высилась тарная дощечка; конечно, и те, которые предназначались для людей: лесу у нас в стране не занимать, значит, ничего страшного не случится, если огонь и пожрет два или три вагона, до предела забитых той дощечкой; а людей чуть что и по другим вагонам рассовать можно; наконец, если очень прижмет, они и на крышах теплушек поедут. Благо и ехать-то всего около часа.

И вот раненые, женщины и дети оказались в вагонах. Тогда капитан Исаев протянул свою лапищу тому матросу, который до военной службы одну навигацию проплавал на речном пароходе, и сказал:

— Счастливого тебе пути. — И вдруг заволновался: — А не подведешь? Справишься с заданием?

— Или у вас кто-то другой есть на примете? — еще больше насупился матрос.

— Если бы…

И матрос неопределенно повел плечами, заявил очень даже рассудительно:

— Поскольку, кроме меня, у вас никого нету, так надо ли гадать?.. Да неужто паровозом и всем батальоном мы эту колбасу из теплушек с места не сорвем?.. Нам бы только ход заиметь, а потом поезд пойдет, как миленький побежит!

Все боялись, что паровоз может оказаться бессилен сдвинуть с места эту ленту красных теплушек: и мощь его неизвестна, и взялся управлять им вовсе случайный человек. Потому, чтобы подсобить паровозу, около теплушек толпились все бойцы батальона, кроме тех, которые сейчас несли вахту — вели наблюдение за подходами к станции; они были готовы, как говорится, сорвать с пупа, но свершить невозможное.

Всех волнует, сможет ли этот паровоз, да еще с таким машинистом, стронуть с места состав, кажущийся невероятно длинным. А у капитана Исаева занозами в сердце сидят еще и другие вопросы. Всем известно, что вести поезд — своеобразное искусство, что машинист помимо всего прочего обязан преотлично знать и профиль своего пути; здесь, если память не подводит, нет затяжных подъемов или крутых спусков, но все равно, справится ли морячок с задачей? Да и как-то уже через несколько километров его встретят наши? Ведь о нем им ничего не известно. Наконец, даже добравшись до нужной станции, сможет ли он, этот отважный морячок, так сманеврировать составом, чтобы, как говорится, дров не наломать, не покрушить и свои вагоны, и уже стоящие там?