Будни революции. 1917 год - [61]
.
Наркотики в годы Первой мировой войны стали серьезной проблемой во всех воюющих странах. В России увлечение морфием и кокаином стало еще и модой на волне декадентства и подражания Западу. Была даже издана почтовая открытка с репродукцией картины французского художника Альбера Матиньона «Морфинистки». Особое словцо появилось и в русском языке – «марафет», так на жаргоне называли кокаин. Никакого внятного противодействия в царской России этой напасти не было. А «сухой закон» только увеличивал спрос на опиум. Временное правительство с большей тревогой отнеслось к повальному самоодурманиванию. Но ситуация, как говорится, была уже сильно запущена. Знаток вопроса – купец из Владивостока Попов рассказывал: «Есть прочная организация, целая сеть контор и агентов, наиболее дорогой опиум везут из Персии и Туркестана, там заделывают в стенки поездов-экспрессов и переправляют в Харбин. Главная агентура этого транзита – нарядные, но при этом очень развязные дамы, умеющие в нужных случаях стать дамами, приятными во всех отношениях, они зарабатывают за один рейс несколько десятков тысяч рублей, что является большим искушением для тех агентов власти, которые могут помешать такой торговле».
Но вернемся в Петроград, на Рождественскую, к репортажу в газете «Время»: «Начальник уголовной милиции Кирпичников, предварительно выяснив все связи Костромина, благодаря которым стал известен действующий в эту ночь пароль “АННЕКСИЯ” (в скобках отметим очевидный сарказм наркодельцов в отношении политической повестки дня – “мир без аннексий и контрибуций”. – А. С.) – итак, пароль, плюс четыре условных звонка в дверь, и наряду народной милиции предстала картина оргии. Человек сорок, типичные дамы полусвета, но и девицы 17–19 лет, дочери интеллигентных родителей, то есть те самые, из-за которых и проводилась операция. Шум, переполох, кто-то перерезал провода, погас свет. Но и под светом ручных фонарей милиционеров открылась неприглядная картина. В 12-ти комнатах квартиры опиекурильня, мужчины и женщины в полубессознательном состоянии. Выяснилось, что постоянных клиентов пускали бесплатно, при условии, что приведут новичков, а за дозу морфия брали пять рублей, но только с мужчин. Однако одна молодая девица взмолилась, что ее уже два месяца как силой заставляют присутствовать на всех оргиях, а пристрастившись к морфию, она вынуждена приносить из дома различные ценные вещи. И что она уже пристрастилась к морфию. При обыске, кстати, было обнаружено много пустых кошельков, серебряных портмоне и дамских ридикюлей». В итоге хозяин квартиры и несколько наркодельцов были арестованы, а дело передано в суд. Что ж, очевидная победа Временного правительства над одним отдельно взятым притоном.
15.06
В этот день – 2 июня 1917 года по старому стилю – газета «Время» опубликовала обширное интервью с выдающимся поэтом Валерием Брюсовым о его отношении к реформе русского языка. Поводом явилось то, что Временное правительство заслушало доклад Орфографической комиссии Академии наук, в котором были сделаны поистине революционные предложения об изменении системы правописания и алфавита. Те самые, что были реализованы вскоре после Октябрьской революции. «Я не знаю буквы “ять”, где и как ее писать». Итак, новации не были плодом усилий собственно большевиков. Орфографическая комиссия работала начиная с 1904 года, первый проект представлен в 1912-м, отправлен на доработку… И вот спустя пять лет приговор: отменить буквы «ять», «фита», твердый знак, букву «ер», была такая, ее в ряде случаев писали вместо «е». Например, в слове «советы». Предлагалось даже упразднить употребление мягкого знака в конце слов, заканчивающихся на шипящие. То есть «мыш», «ноч», «печ», «любиш», «не любиш» – пиши без мягкого знака.
Накануне Министерство просвещения издало циркуляр о введении в школах России нового правописания и алфавита уже с 1 сентября 1917 года. Но полемика продолжалась. И поэт Валерий Брюсов высказал свое решительное несогласие с новшествами: «Тут предлагают упростить наше правописание и думают, что это можно сделать, заменив его на фонетическое “то есть пишется, как слышится”. Я считаю, что это гибельная ошибка. В России много говоров, чуть ли не каждая губерния говорит несколько по-своему. Если каждый начет и писать так, как говорит, многое просто станет непонятным. Аканье, оканье, иканье – это произношение, но не правописание. А последнее тем и хорошо, что, написанное по правилам, понятно каждому русскому и останется понятным на века. Кроме того, мы говорим теперь иначе, чем наши деды сто лет назад, но и наши современные речи неизбежно станут непонятными следующим поколениям. И если позволить писать, как слышится и говорится, то придется издавать отдельно книги для Московской, для Костромской или Киевской губерний. Подумать страшно, к каким нелепостям приведет такое кажущееся “упрощение” правописания. Лучше уж школьникам потратить время на усвоение правил орфографии, нежели внести хаос во всю русскую литературу».
Ни Брюсов, ни другие литераторы и словесники, конечно, не могли тогда предвидеть, какую классовую заостренность приобретет орфографическая реформа, какой проверкой на лояльность пролетариату станут сами по себе буквы русского алфавита. Лев Успенский писал об этом в своей книге:
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Публикуемые документы раскрывают одну из малоизвестных страниц отечественной истории — трагические события в Кронштадте весной 1921 г. Многие десятилетия эти документы были недоступны исследователям, ибо они вступали в противоречие с утвердившейся в советской историографии официальной трактовкой причин и характера выступления матросов, солдат и рабочих Кронштадта и тех методов, которыми оно было подавлено.
Перед вами мемуары Василия Ивановича Кельсиева, написанные в виде путевых писем из Западной Руси, где он в качестве журналиста в 1866-67 годах собирал материал об образе жизни жителей бывших русских земель. Биография самого Кельсиева настолько богата событиями, что достойна стать сценарием для приключенческого кинофильма. Обладая необыкновенным даром к освоению языков, он общался со всеми слоями населения тех мест, в которые заносила его судьба. Его интересовал не только быт, но и взаимоотношения народностей, различия в языках и религиях.
Новая книга Хью Томаса содержит интереснейший материал, совершенно переворачивающий наши представления о последних неделях войны и судьбах руководителей германского рейха. Основанная на сведениях, почерпнутых из недавно открытых архивов, книга предназначена широкому кругу читателей и отличается популярностью изложения.