Будни и праздники - [47]

— Не знаю. Ведь жизнь бессмысленна, потому что люди очень злы. И я злая. Никого не люблю. Я только молчу и притворяюсь, что на все согласна. Смотрите, луна!

Над Царевцем,[23] округлым, как купол храма, поднималась луна. Черный силуэт крепости четко вырисовывался на осветившемся небе. Развалины вокруг нас вытягивали свои длинные тени и как будто шевелились. Тырново забелело в лунном свете. То там, то здесь принимались звенеть цикады, и звуки эти напоминали стон. Было начало сентября, в воздухе сгущались усталость и какое — то беспокойство. Темное небо, казалось, стало ниже под тяжестью звезд. То ли скорбная тишина этого святого места, то ли просто потребность поделиться с кем — нибудь всем, что накопилось в моей душе за последнее время, но неожиданно для самого себя я вдруг тепло и сердечно заговорил с этой почти незнакомой мне девушкой.

Я описывал ей улочки древнего Тырнова, Царевец, рассказывал о неумолимой судьбе, которая низвергает царства и миры и создает новые.

Мои слова были скорее грезами двадцатилетнего юноши, который любит читать, глядеть на небо и мечтать.

Руска мяла пальцами травинку. Белое платьице делало ее еще более нежной и хрупкой. Время от времени с тихим шорохом скатывался камешек или какая-нибудь букашка пробиралась в траве. В городе один за другим гасли огни, внизу просвистел поезд.

Увлеченный, я не замечал, что мои слова опровергают все доводы ее жениха во время наших с ним споров. Я показал ей новый, прекрасный мир, в котором скромные мечты Ангелова ничего не стоили. Неожиданно я обернулся и посмотрел на нее.

Бледное лицо Руски выражало глубокое раздумье. Рот полуоткрылся. Казалось, она напряженно вглядывается в нечто, только сейчас приоткрывшееся ее разуму.

Мы молчали. На землю опустилась тишина. Дрожащие стоны цикад словно молили о чем-то небо.

Со станции долетел слабый крик. Это звали Руску. Я поднялся. Руска, по-прежнему задумчивая, пошла за мной. Глаза ее горели странным светом.

Когда мы приблизились к роще, где должны были расстаться, она пожала мне руку и неожиданно заявила:

— Я не выйду за Ангелова, — и, оставив меня в недоумении, побежала к дому, откуда слышался сердитый голос мачехи.

Я ушел задумчивый и слегка недовольный собой.

Два дня шел дождь. Я сидел дома и смотрел в окно на мутную Я нтру и черные пятна мазута вдоль рельсов. На третий день я обнаружил в ящике записку с просьбой немедленно прийти на станцию.

Я взял шляпу и пошел вниз по тропинке. «Векилов скучает и зовет играть в нарды», — подумал я.

Дождь перестал, небо прояснилось, но земля все еще была грязной и холодной. Мокрый песок, сильно пахнущий дегтем, глухо поскрипывал под башмаками. На станции было тихо. Буфет был закрыт. Где-то стучал телеграфный аппарат.

— Вы начальника ищете? — спросил меня чиновник, когда я вошел в канцелярию. — Он у себя. Знаете, что случилось? Руска хотела убежать! Но, слава богу, поймали. Сейчас она больна. Нервное потрясение. Не хочет выходить за Ангелова. Жалко, знаете. Такой хороший парень…

Не дослушав, я поднялся к Векилову.

В маленькой гостиной пахло спиртом. Из соседней комнаты показался Векилов. Оставив дверь открытой, он холодно взглянул на меня и вышел в коридор. В комнате на кровати лежала Руска. Девушка повернула голову, и я увидел ее большие испуганные глаза. Она смотрела на меня удивленно, словно впервые увидела. Я направился к ней.

Вдруг за моей спиной хлопнула дверь. Сильная рука схватила меня за плечо. Это был Ангелов. Лицо его дрожало от гнева.

— Что ты наделал? — воскликнул он. — Идиот! Я тебе шею сверну! — И, загородив дорогу, вытолкал меня в коридор, вошел в комнату к Руске и захлопнул дверь.

Я в смущении вышел на улицу. В ушах еще звенел гневный голос Ангелова. Лицо горело, словно меня ударили. Я все еще ничего не понимал, но в душе у меня уже поднимались смутные угрызения. Присев на скамейку, я еще раз перебрал в уме все, что говорил Руске. И вдруг мне стало ясно. Я разрушил ее представление о совместной жизни с Ангеловым, показав ей тот, другой мир, который создается искусством и отвлекает мысли от материального бытия. Ее кроткая душа проснулась и взбунтовалась…

Поезд тронулся. Было слышно, как колеса трутся о рельсы. Мы медленно проехали мимо места, где обрушилась скала.

Прошлое © Перевод М. Михелевич

Супруги приехали в город на огромном, белом от дорожной пыли автобусе; высоко нагруженный багажом, он полз по узкой улочке, устрашающе колыхаясь из стороны в сторону.

Когда он остановился на площади перед рестораном, обоих поразила тишина.

В темных глазах жены светилось волнение и любопытство. Пять лет прошло с тех пор, как она оставила этот тихий городок, где жила до замужества, и теперь она с жадным интересом разглядывала беленые домики, мирно дремавшие в глухой послеполуденной тишине, свежевыкрашенное розовое здание банка, безлюдную площадь, вымощенную булыжником, поблескивающим, точно перламутр.

Проходившая невдалеке босая тщедушная женщина с корзиной травы в руках, видно, узнала ее и приветливо заулыбалась. Но красивый дорожный костюм приезжей, ее крохотная модная шляпка, весь ее богатый вид смутили женщину. Она прошла мимо, не поздоровавшись.