Будни и праздники - [10]

В полночь он отправился на тот грязный постоялый двор, где уже ночевал однажды, когда односельчанин привел его в Софию.

3

Йоско все ждал, что его арестуют, и это его как-то успокаивало. Но вот прошло два дня, а его не задержали. Деньги кончились, и в этот вечер Йоско не ел. Он вспомнил про свои черги и решил их продать. День был воскресный — пекарня оказалась запертой. Йоско встал перед ней и заплакал. Он вспомнил про трамвай — как хозяин говорил: «Он тебя разрежет на кусочки», вспомнил и про свою деревушку — как там его били и посылали в горы пасти скотину.

Две ночи на постоялом дворе в комнатке с железной кроватью и облупленным чугунным кувшином он с ужасом думал о своей жизни. Искал он и работу, но его отовсюду гнали.

И теперь он подумал: а не вернуться ли на склад?! Он упросит хозяина, будет работать на него, пока не оплатит лошадь. И Йоско решительно зашагал с этой единственной надеждой в душе.

На площади, где находился склад, не было никого, кроме памятника, на который ветер нахлобучил снежный колпак. Йоско подошел к деревянной ограде и посмотрел в щель. Окошко не светилось. Хозяин, видно, спал.

Он обогнул склад, выходивший и на другую улицу, нашел широкую дыру в ограде и пролез во двор.

Луна проглядывала между облаками, снег отсвечивал белизной. Было видно как днем. Сваленные в огромные кучи дрова отбрасывали тени по всему двору. Уголь мрачно чернел под навесами. Виднелись старые товарные весы, механическая пила, плетеная корзина, которой грузили уголь, даже лошадиная торба, висевшая на балке.

Йоско подошел к двери клетушки и вслушался. Потом постучал и еще раз постучал. Внутри заворочался хозяин, затрещала кровать. Густой хриплый голос спросил:

— Кто там?

— Это я, Йоско.

— А-а-а! Что ты здесь забыл, прохвост?

— Пусти меня, бай Вылко, — попросил Йоско, — я замерз… я буду задаром работать… только прими меня…

— Иди отсюда! — приказал хозяйский голос. — Сгинь! Чтоб я тебя не видел!

Но йоско продолжал скулить, как собачонка.

Наконец из комнатушки раздалось:

— Сейчас убирайся, а завтра посмотрим. Может быть, я тебя и приму.

Парнишка еще раз поклянчил, чтобы его пустили, а потом поплелся прочь.

Посреди двора он остановился. Вспомнил про лошадь и вернулся взглянуть на нее.

Потихоньку, чтобы не услышал угольщик, он открыл дверь конюшни и посмотрел внутрь. Лошадь лежала, покрытая попоной. Внутри было тепло и сильно пахло навозом. Йоско тихонечко вошел и прикрыл за собой дверь.

Сквозь маленькое оконце пробивались лунные лучи. Лошадь лежала спокойно. Ничего ей не сделалось. Парнишка похлопал ее по спине. Значит, все образуется.

У Йоски блеснула надежда, что хозяин его возьмет. Ну, а эту ночь он может проспать здесь.

Оглядевшись вокруг, Йоско заметил в углу корзину, набитую соломой. «Постелю себе и буду спать», — решил он. Но в тесной конюшне не было удобного места. Его занимала лошадь. Парнишка попытался ее потеснить.

Он схватил лошадь за хвост и стал молча его дергать. Лошадь не шевелилась. Тогда Йоско ругнул ее, и при звуке его голоса, хорошо ей знакомого, она поднатужилась, еще, и еще, и поднялась на ноги.

— Вот так, — весело сказал Йоско и погладил животное по шее. Не обращая больше на нее внимания, он стал накладывать себе соломы.

Подложив под голову кепку, Йоско лег в ногах у лошади, укрылся ее попоной и весело посмотрел на нее снизу.

В темноте лошадь казалась громадной и страшной, как чудовище. Она мотала головой и шумно дышала, как будто раздували мехи.

— Ты прости меня, Сивка, — сказал Йоско, и ему стало жалко животное, которое почувствовало, что вернулась их совместная жизнь. — Опять будем вдвоем месить грязь. Эх ты! — вздохнул парнишка и свернулся под попоной. — А теперь давай спать.

От лошади поднимался пар, острый запах лез в ноздри Йоске, но скоро он заснул, измученный и разбитый своими скитаниями.

Лошадь долго стояла. Тело ее дрожало, ноги подгибались. Внезапно она подняла голову, словно хотела посмотреть на луну. Изо рта у нее вырвалось облако пара. Глубоко вздохнув, лошадь легла возле самой головы парнишки.

Йоско даже не почувствовал ее. Во сне он протянул свою худенькую руку и обнял теплую шею животного.

По телу лошади скользнул лунный луч, провел желтую полоску по ее вздутому животу и медленно исчез.

Каменная стена © Перевод Н. Глен

Тропинка, которая ведет к каменоломне — наверх к гребню холма, — почти невидима. Она теряется на сланцах, и лишь ломаная серая линия на камне указывает ее направление.

Тропинка так крута, что бедные женщины, которые ходят в каменоломню, чтобы наковырять мела для побелки, взбираются наверх, помогая себе руками.

Когда-то эта тропинка была гораздо шире, с высеченными в мягком камне ступенями. Тогда в каменоломне работали десять дюжих, загорелых на солнце мужиков.

По два раза в день они цепочкой, с тяжелым инструментом на плечах, поднимались и спускались по тропинке и издали, на фоне синеватого сланца, казались похожими на больших белых птиц.

Это было давно.

Время уничтожило ступеньки, сланец выкрошился и ополз под действием дождевых потоков. Тяжелые удары молотов уже не рушат камень, и над крутизной не вьются больше облачка порохового дыма.