Будни и мечты профессора Плотникова - [39]

И, убедившись в утопичности своих антивоенных призывов, Мечников не пал духом, а предложил и начал столь же страстно пропагандировать доступное каждому человеку и к тому же не требующее прекращения войн «верное средство» против старения — простоквашу.

Но «отмычка» не подошла. С ней, как и без нее, люди продолжали умирать, не успев замкнуть «полный и счастливый цикл жизни».

Известный биолог Ольга Борисовна Лепешинская в поисках ортобиоза открыла еще более «радикальный» путь к долголетию — содовые ванны. Это было сенсацией! Отменное долголетие самой Лепешинской, старой большевички, в числе семнадцати ссыльных подписавшей «Протест российских социал-демократов», привлекло всеобщий интерес к ее представлениям о неклеточной структуре живого вещества.

Казалось, сделан решительный и такой простой шаг к «счастливому циклу жизни». Но гипноз содовых ванн оказался недолгим. «Неклеточную» гипотезу отвергли, как неподтвердившуюся.

Сколько «жизненных эликсиров» было еще придумано энтузиастами! Но умирают, не достигнув глубокой старости, и приверженцы бега трусцой, и убежденные сторонники сыроедения, и непримиримые враги мясных бульонов. Конечно же, гиподинамия, обжорство, пьянство, курение укорачивают жизнь. Но именно укорачивают. А что ее удлиняет?

Население земного шара всем смертям назло приближается к пяти миллиардам человек. Есть ли среди них мудрец, способный указать путь к бессмертию?

Плотников знал такого человека. Лет двадцать назад побывал на его публичной лекции.

— Наше будущее в симбиозе человека и машины, — страстно убеждал ученый. — Никакие записи не сохранят мой творческий потенциал, опыт, интуицию. Все это исчезнет с моей смертью. Но представьте: накопленное мною богатство унаследовано компьютером. Я передал ему знания и навыки, пристрастия и привычки, воспоминания и сам строй мыслей, словом, всю хранящуюся в мозгу информацию. Меня уже нет, но мое самосознание полностью перешло к машине. Она мыслит так, как мыслил я. Человек воскресает в машине… Это и есть истинное бессмертие!

— Идеализм какой-то! — возмутилась тогда одна из слушательниц, учительница природоведения. — В учебнике четко сказано, что у машины имеется лишь формальная, количественная модель памяти. Черным по белому, между прочим, написано. И учебник не какой-нибудь, а утвержденный! А вы — самосознание, воскрешение из мертвых… Господа бога только не хватает!

— Когда-то в учебниках писали, что Земля держится на трех китах, — грустно ответил ученый. — И это были тоже утвержденные учебники.

Он ушел, так и не успев передать свое самосознание компьютеру.

«Может быть, самую малость не успел, — сокрушенно думал Плотников. — Мы уже в состоянии сохранить на века облик, голос, малейшие черточки человека. Остается последнее — научиться сохранять душу».

«Ишь ты, хватил! — издевательски откликнулось второе «я» Алексея Федоровича. — Самую малость, видите ли! Нет, милый мой, все гораздо сложнее. Ты и твой информационный двойник не одно и то же. Ну, передашь ему свое самосознание, легче помирать будет? Человек религиозный боится смерти всего лишь как перехода в новое, неизведанное состояние. Так боятся темноты, боятся окунуться в холодную воду. Для нас же, атеистов, смерть — пустота, небытие, конец всему. И какая разница, что останется после тебя, если сам ты превратишься в пустоту?! Мы не нашли антитезы загробной жизни, вот в чем вопрос! Не оттого ли столь живуча религия?»

— Нет, мне не безразлично, что останется после меня, — проговорил Плотников вслух, и обогнавшая его старушка оглянулась и перекрестилась. — Я знаю: добро и зло, великое и ничтожное не бесследны. Сколь ни быстротечна моя жизнь, она — прикосновение к вечности, оставляющее свой, пусть микроскопический, отпечаток. Смертен человек, но не его творческое начало, созидательный дух, жажда познания. Вновь и вновь задавая себе вопрос: «Зачем я живу?» и не находя исчерпывающего ответа, человек самим существованием утверждает смысл жизни.

— Расскажи это ему! — язвительно посоветовало второе «я».

Чуть впереди к выходу шел Иванчик. Вот он повернулся, и Алексей Федорович увидел лицо человека, довольного добросовестно исполненным долгом. В меру скорбное, но дышащее тем самым историческим оптимизмом, к которому призывал профессор-биолог на памятном диспуте.

— Послушайте, Иванчик, — окликнул профессор. — Вы думали когда-нибудь о смысле жизни?

— Я член философского семинара, — с достоинством ответил бывший аспирант.

В ту ночь Алексей Федорович так и не смог заснуть…

* * *

— Это тупик, — сказал Ольс. — Битва за долголетие проиграна.

— Вовсе нет, — возразил Клинч. — Успехи геронтологии очевидны. Средняя продолжительность жизни достигла восьмидесяти лет!

— Через полвека будет восемьдесят один, а спустя тысячелетие от силы девяносто.

— Вы так предполагаете?

— Я скучный человек, — бесцветно проговорил Ольс. — Строить предположения не умею. Моя стихия — факты.

— Тогда каким образом…

— Все элементарно: миллиард бит информации и прогноз-компьютер.

— Компьтер не способен предвидеть большой скачок!

— Ох уж мне эти большие скачки! — с неожиданным раздражением воскликнул Ольс. — Не обманывайте себя. Средняя продолжительность жизни возросла, но не благодаря геронтологам. Просто сведена почти к нулю детская смертность. Зато долгожителей, перешагнувших столетний рубеж, сегодня втрое меньше, чем во времена прадедов. Сократилась дисперсия, разброс индивидуальной продолжительности жизни. Торжествует второй закон термодинамики: выравнивание всех и всяческих потенциалов!