Будни и мечты профессора Плотникова - [18]

— Помилуйте, коллега, — сказал он, нарочито гнусавя, — средневековье сравнительно близкая к нашему времени эпоха. Какого же, по вашему просвещенному мнению, роста был человек, отделенный от нас не веками, а тысячелетиями? С мой мизинец?

— Здесь не место для научных дискуссий! — негодующе запротестовал биолог.

— Это диспут, коллега, — напомнил Плотников. — Антрополог Бунак свидетельствует, что средний рост мужчин за сорок лет стал больше на три сантиметра. Проделаем простой арифметический расчет… Вы позволите?

Биолог оскорбленно молчал.

— Итак, за двести лет мы подросли… на пятнадцать сантиметров. Ну да, в пять раз! А за две тысячи лет сделались выше на…

— Полтора метра, — подсказали из зала.

— Правильно. А ведь история человечества продолжается не менее шестисот тысячелетий! Выходит, наши пращуры были ростом с нынешних муравьев…

— А муравьи тоже продолжают эволю-ци… эволюционизировать? — крикнул паренек в синем халате, видимо, пришедший на диспут прямо из мастерской.

— Насчет муравьев не уверен, — продолжал Алексей Федорович, — а вот мы с вами уже перестали. Я нарочно привел абсурдный пример, чтобы стало ясно: акселерация — процесс временный, микроэволюционный, не более того. И опасаться, что наши потомки станут гигантами, не следует.

— Значит, по-вашему, эволюция закончилась?

— Применительно к человеку, да. Что поделаешь, природа уже давно сняла спецовку и, умыв руки, предоставила человека самому себе. Но не будем путать понятия «человек» и «человечество». Если эволюция человека, как высшей ступени живых организмов на Земле, завершилась, то развитие человечества, напротив, все убыстряет темпы. Я, кажется, увлекся?

— Продолжайте, товарищ профессор!

— Рассказывайте дальше, — зашумела аудитария.

— Тогда представьте себе перегруженный самолет. Он долго бежит по земле, затем, с трудом оторвавшись, продолжает движение над самой ее поверхностью, не в силах начать взлет, пока не наберет достаточную для этого скорость, и только потом круто уходит ввысь. Так и человечество. Оно медленно, по крупицам, накапливало знания, но несколько десятилетий назад началась научно-техническая революция, и за эти десятилетия добыто столько же знаний, сколько за все предшествующие тысячелетия. Человечество пошло на взлет!

— Но как же так, — растерянно воскликнул паренек в синей спецовке, — человечество взлетает все выше, а я остаюсь на месте?!

Сидящие в зале засмеялись, зашумели. Улыбнулся и Плотников, но тотчас согнал улыбку. Аудитория притихла.

— Это вопрос, который серьезно тревожит ученых. Техника резко взвинтила темп жизни, увеличила силу и число раздражителей, воздействующих на нервную систему человека. Его привычки, обычаи, пристрастия инерционны, психика хронически не поспевает за временем. Знаете, что писал в «Правде» лауреат Ленинской и Нобелевской премий академик Басов? Я запомнил, слушайте: «Еще никогда научно-технический прогресс не опережал духовное развитие человека так, как в наш век». Могу лишь присоединиться к этим словам.

— «Решительно не согласен с таким подходом! Нужно сохранять исторический оптимизм! — пришел наконец в себя после нокдауна профессор-биолог.

— Дорогие наши гости-ученые! — счел за благо вмешаться в спор председательствовавший на диспуте директор техникума. — Позвольте от лица присутствующих горячо поблагодарить вас за участие в сегодняшней встрече. Будем рады встретиться с вами в следующем году!

…Придя домой, Плотников мысленно продолжил дискуссию. Он как бы играл в шахматы сам с собой, делая ходы то за себя, то, перейдя по другую сторону доски, за противника.

«Допустим, эволюция продолжается. Ну и что?»

«Как это — ну и что? Человек будет совершенствоваться и далее».

«Или совершенствовать себя сам?»

«То есть сам продолжит свою эволюцию? Пожалуйста!»

«А к чему это приведет?»

«К росту нашего биологического могущества!»

«А если наоборот?»

«Как это — наоборот?»

«Да вот так…»

И Плотников, словно заправский шахматный композитор, придумал этюд, в котором человечество, играя за белых, начинает и… проигрывает.

* * *

— Говорите, — нарушил молчание Исповедник.

— А стоит ли? — с усилием произнес Ивари. — Это всего лишь формальность. Ну что изменится, если я вытряхну перед вами душу? Легче мне станет? Возможно… Но дело ведь не в минутном настроении!

— Вот именно. Уйти никогда не поздно. Однако вспомните, скольких уставших, изверившихся, опустошенных вернула к жизни исповедь. Значит, это не такая уж формальность, как считаете вы. После вашего возникновения еще не ушел никто. Ведь вас синтезировали двадцать четыре года назад?

— Да, 6 марта 20019 года, — кивнул Ивари. — Тогда последний раз образовались вакансии за счет добровольно ушедших…

— Вот видите, — мягко сказал Исповедник. — Их было трое. И, между прочим, младшему перевалило за триста. Да и то они ушли не от жизненной усталости, а от неудовлетворенности творческим потенциалом, исчерпав все резервы его развития. С тех пор человечество пополняется сверхнормативно. А вы собираетесь уйти. Уйти в двадцать четыре года!

Ивари горько усмехнулся.

— С меня хватит и двадцати четырех. Жизнь не принесла мне ничего, кроме боли. Боль невыносима. Не могу и не хочу дольше терпеть. Отпустите меня…