Будни драконоборцев - [5]

Дело было сделано. Королева хлопотала с успокоительными средствами возле принцессы, король пытался налить нам из своих запасов и долго тряс руки, мешая заполнять документы.

— Вот видите, — сказал я, подавая Его Величеству протокол для подписи, — все цело, только замок в ванной поменять надо. И используйте вы репелленты противодраконьи! На сто процентов, конечно, гарантии не дает, но очень хорошо отпугивает. Советую «Антидраконин» с запахом рыцаря в латах в солнечный день.

Настало время прощаться.

— Освобождение от уроков литературы на две недели я выписал, так что лечитесь. Да, — я обернулся на пороге, — чуть не забыл. Постарайтесь первое время при девушке не говорить в рифму. Могут быть осложнения.

И мы пошли на следующий вызов.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

— Молодой человек, должен вам сказать, что вы прекрасно осведомлены! Откуда?

Великий Герой удивленно и как-то даже немного испуганно посмотрел на меня из глубины своего кресла.

Я едва сумел сдержать победный вопль. Целый месяц, безвылазно — библиотеки и архивы, бумажная и музейная пыль, десятки встреч в надежде узнать еще хотя бы что-то, хотя бы крупинку. Это был мой шанс, мой выигрышный билет, и я собирался получить по этому билету все, что было можно.

Когда я вызвался сделать интервью с Великим Героем, шеф-редактор посмотрел на меня сочувственно-скептически. Уже после, просматривая предыдущие интервью в старых газетных подшивках, я понял причину и этого взгляда, и отказов наших ведущих журналистов. Судя по интервью, Великий Герой крайне неохотно говорил о себе. После чтения маленьких заметок и больших статей оставалось впечатление, что все они написаны под копирку. Одинаковые вопросы, одинаковые краткие ответы. Именно из них и вылепился иконографический облик, чуть ли не вошедший в учебники. Но кроме раз и навсегда созданной иконы не было ничего. Я не верил в то, что журналисты, бравшие интервью, боялись или стеснялись лезть в прошлое. Многих из них я встречал, на статьях других учился — это были мастера своего дела, но Великого Героя они так и не раскрыли. Даже асам своего дела (а я был готов где угодно написать, что это были действительно асы) не удалось проникнуть в суть этого человека, найти в его биографии, в его образе жизни что-то, кроме банальностей, и так всем известных. Я понял, что у меня оставалась единственная возможность: за предоставленный месяц я должен был умудриться не просто узнать все о своем интервьюируемом, но настолько проникнуться им, чтобы он принял меня за своего единомышленника, брата, за самого себя, в конце концов! Но боже мой! Как сложно все это было сделать!

Представьте себе, что Вам надо восстановить прекрасную статую по нескольким отдельным пылинкам. Великую картину — по остаткам краски на кисти художника. Нечто подобное предстояло мне. Но игра стоила свеч. В случае успеха я без лишней скромности мог бы причислить к Великим самого себя. Именно эта мысль питала меня на протяжении всего времени от задания шеф-редактора до сегодняшнего дня. Я выкинул из расписания все развлечения, ел на ходу, спал по три-четыре часа в сутки и тоже на ходу, или скорее сидя — в библиотеке. Находя пару новых строк в каком-нибудь сухом официальном отчете, я откладывал все в сторону, вертел их и так и сяк, трогал, смотрел на просвет, нюхал. Я бы съедал эти строки, если бы не строгие взгляды хранителей архивов, которые смотрели на меня как на помешанного.

В результате всех моих медитаций к концу отведенного мне срока образ Великого Героя прочно овладел моим сознанием. Он там жил, ходил, говорил, сражался с драконами, даже завтракал и спал. Я уже не мог сказать, что в этом образе было найдено в скупых на описания источниках, а что домыслено в том полубредовом состоянии, в котором я все это время находился. Для исследователя это была катастрофа. Но ни один из исследователей до меня не добрался до цели, а следовательно, только катастрофа могла стать моим триумфом. Впрочем, точно так же она могла остаться и просто катастрофой. Никакими теоретическими рассуждениями предугадать исход моего сумасшествия было невозможно. Оставалась практика.

И вот настал назначенный день.

Дорогу до замка я не запомнил совершенно. Очнулся только тогда, когда понял, что дверь уже открыта и сам хозяин стоит передо мной. В облике Великого Героя на первый взгляд не было ничего героического. Пусть высокая, но худая, жилистая и какая-то даже нескладная (возможно из-за небольшой сутулости) фигура. Длинные руки, которые, казалось, жили своей жизнью: они постоянно были в движении, хлопали по карманам, потирали друг друга, пытались пригладить волосы. Волос, кстати, было мало. Ни во лбу, ни в подбородке не было ничего от волевых подбородков и высоких лбов песенных богатырей. А на второй взгляд я встретился с его глазами. Совершенно невообразимая страсть пылала в его глазах, хотелось отойти в сторону, чтобы не сгореть заживо. Но я выдержал испытание и тем самым сделал первый шаг к доверию.

Начало было банальным. Я представился, хозяин совсем не сухо, а скорее как-то скованно пропустил внутрь, предложил кофе. Я согласился, пробормотав про хаонский. Герой заинтересовался — вкус хаонского немоден, к тому же мои коллеги из него сделали что-то вроде легкого наркотика — во всех изданиях твердили, что к нему привыкают и он обостряет мысли, суживает их, заставляя сосредотачиваться на чем-то одном. Сам Герой не мог пить ничего, кроме хаонского, об этом нигде не было написано, но я рискнул — и попал! Меня пригласили в обеденный зал и хозяин, лично поколдовав где-то на кухне принес две дымящиеся чашечки. Мне доводилось пробовать хаонский, но по сравнению с этим то было не хаонским и не кофе. То ли этот напиток действительно оттачивал мысли, то ли после перенапряжения последних дней меня просто несло, но я обнаглел и спросил, глядя в пылающие глаза: