Будни директора школы - [2]

— Можно, — говорил я. Ко мне можно всегда, когда я на месте.

Мы уходили в пионерскую комнату или в какой-нибудь класс поменьше, поуютнее, и там говорили, говорили, говорили об истории, о литературе, о культуре, о политике, о жизни, о прошлом и будущем. Расходились в восемь-девять вечера, и я плелся домой, усталый и мокрый насквозь после проведенных уроков, да еще бесед с учителями, а потом таких вот собеседований (именно со-беседований, потому что именно беседовали, а не слушали лекции).

И каждый раз так жалко отпускать их, таких привычных уже, таких — «своих». И всегда говоришь им правду: что никого не было лучше, чем они, что мы их всех запомним, что нам повезло с ними…

Вот и сейчас. Пройдет меньше месяца — и выпускной вечер. И в сентябре они придут только показаться на «первый звонок», поздороваться, пройти по школе, снисходительно посматривая на теперешних старшеклассников, рассказать что-то, шепнуть, может быть, пару слов благодарности. Тихонько шепнуть, чтобы никто не увидел и не подумал чего…

Потом мне скажут: они вас ждали возле кабинета, ждали, а вас все не было и не было. Ну, и правильно. Я в это время сидел со «своими» новенькими будущими выпускниками. Знакомился. Объяснялся. Рассказывал.

«Десятый класс. Молчит звонок.

Сидишь ты грустный, чуть не плача.

Так долго тянется урок,

И не решается задача…»

Надо будет сказать, чтобы включили музыку в три, после окончания экзамена. Пусть поиграет потихоньку, пока будем прятать сочинения в сейф и закрывать школу. Да и завтра, если никто не будет возражать — пусть будет музыка.

«Дети подземелья»

— А тут что у вас за… Блин, — чуть не поскользнулся он на красной сырой глине в глубокую пузырящую зеленой пеной вонючую лужу.

— Да, тут, это, засор был. Так, чтобы пробить, пришлось выламывать окна в чугунине…

— Это что, вот это вот — слив? Сверху? И вот такие дыры? И все в подвал?

— А чего еще сделать? Тут же всю систему менять иначе надо…

— Ладно мне анекдоты-то рассказывать про систему. А где тут тепло?

— Вот там вход и задвижка, — метнулся луч фонарика.

В подвале стоял крепко пахнущий аммиаком и гнилой капустой туман, похожий на тот, что раньше всегда стоял в общественных туалетах по зиме. И скользко было почти так же. Только не гладкая плитка под ногами, а глина, неровно выбранная при строительстве экскаватором.

— Задвижка, вроде, открыта…

— А кто ее закрывал бы? Подвал же под замком.

— Чего же тогда холодно в школе?

— Дык, циркуляции нет. Давит, понимаешь, и снизу, и сверху. Одинаково давит. Надо, чтобы в обратке давление ниже было.

— …И как это сделать?

— А вот так, например, — резиновые сапоги выше колена шлепают по воде, и через минуту раздается журчание воды. — Вот так. Открываем слегка кран, вода уходит, начинается циркуляция.

— Уходит — в подвал? Вот прямо сюда?

— А что ему сделается? Вон, — луч фонарика снова чиркает по стенам. — Вон, какой уровень тут был раньше-то.

— Вот это — уровень воды? Как же тут все не завалилось?

— А, хрен его знает. Стоит вот… Пошли дальше, там второй кран, с того конца.

— А как тут…

— По краешку, по краешку можно, а то зачерпнешь тут… Говнища разного…

Наверху слышен рев спускаемого бачка, из продырявленных чугунных труб во все стороны бьют фонтаны.

— Во! Но это только когда гидравлический удар. А так-то не течет, нет.

Сапоги опять шлепают куда-то в угол, раздается шипение, а потом журчание воды.

— А тут еще и воздух… Придется опять по верхнему этажу пройти, поспускать воздух. А то не пройдет горячая-то…

— А тут что еще за дверь? Куда?

— А это вон, в тот колодец выход, в воздухозабор для бомбоубежища.

— Это что, у нас тут еще и бомбоубежище? Да пусть лучше сразу под бомбу, чем в таком сидеть…

— Ничо-о-о… Жить захочешь, не то, что сидеть — нырнешь с головкой!

— Ладно, краны пооткрывали, обратку спустили… Пошли наверх, проверить теперь надо батареи…

— И толчки, толчки проверить надо! Я тебе не показывал, чего они только в толчки не суют? Пошли, покажу…

— Н-да… Ну, пошли…

Рабочий день директора школы был в самом разгаре…

Адаптация

— А вы, собственно, ничего, быстро адаптировались.

Завуч, пожилая и опытная, не скрывающая обильную седину во взбитых волосах, с любопытством смотрела на директора школы.

— Вы знаете, предыдущий-то наш директор долго еще говорил об учителях: вон та тетка, как ее… Или эта тетка, ну, которая…

— Да я тоже почти так. Из отпуска вышел, и не помню — кого и как зовут. То есть, представляю, что вот та… Как он говорил, тётка, да? Та тётка — математику ведет, а эта вот тётка — мой завуч, — рассмеялся директор.

— Ну, а что, — кокетливо поправила та прическу. — Тётка и есть. Не дядька же. И все же, не принимайте за лесть — быстро вы. Девочкам нравится, что вы всех по имени-отчеству знаете.

Директор покивал головой, восхищаясь молча собственной предусмотрительностью. Как ученики записывают в дневник в начале каждого учебного года всех своих учителей с именами и отчествами, так и он в свою рабочую тетрадь вклеил копию тарификации. Не всю, а вырезку, где основные данные. Еще и номера кабинетов проставил. А классы и предметы в тарификации были расписаны.

Перед тем, как выйти из кабинета, продумывал свой маршрут по коридорам школы и специально заглядывал поначалу, пока всех не выучил, в эту тетрадку. Тогда можно было зайти в кабинет английского языка, поздороваться с улыбкой, назвать по имени и отчеству. Спросить, не надо ли чего. Потом — в историю или в литературу. Показать: директор здесь. Директор всех знает. А раз всех, то и всё знает. Психология, так ее.