Будет хороший день! - [8]

Если бы он мог понимать…

Андрей включил кинокамеру. Горбатый никелированный пистолет зажужжал на штативе — очередями, с минутными интервалами. Приходилось смотреть, чтобы муравьи не царапали объектив, — челюсти у них слишком крепкие. Он поднял контейнер угрожающим жестом. «Ничего себе, первый жест взаимопонимания, — подумал Андрей. — Ладно, будем считать первым шагом».

Алена поставила штатив, нацелила Фотия. Она взяла в визир верхний край Клуба — акустическую ультразвуковую группу, но вспомнила и перевела аппарат направо вниз. Месяц назад они уловили там усиленное движение во время эволюций летающих дисков и с тех пор снимали это место ежедневно.

Аленка прищурилась в визир. Каждый раз, когда в поле зрения разрывалась мантия, она нажимала спуск и взвизгивала про себя — так сонно и мудро шевелились под мантией длинноусые муравьи с гладкими выпуклыми спинками. В центре кадра был здоровенный муравей, толстобрюхий, совершенно неподвижный. На нем одновременно помещалось штук пять неистовых рабочих.

— Кадр, — сказала Аленка.

Рабочий сунул в челюсти толстобрюхому какой-то лакомый кусочек. Кадр, еще один, еще… Ей показалось, что могучая антенна, мелькнувшая в пяти примерно сантиметрах от толстобрюхого., — его антенна. Так же как Андрей, она подумала, что здесь все спорно и зыбко, что они не знают даже, куда тянутся антенны под неподвижными ножками. Все скрыто… Кадр — это был шикарный снимок: толстый барин отогнул брюшко, на нем мелькнуло белое-белое яичко, и — хлоп! — все закрылось, как шторный затвор аппарата. Нечего было и мечтать проследить путь рабочего с этим яичком. «Ничего. Все равно мы вас перемудрим, малыши».

Кадр — рабочий потащил куда-то в глубину трупик длинноусого муравья.

Глядя в визир правым глазом, левым она увидела Андрея — он установил на площадке квадрат с буквой «Z», открыл плоскую баночку. Мед с сахаром. Это был ежедневный трюк — Андрей втыкал значок, ставил баночку и засекал время, а диск педантично делал круг над значком, и все. Муравьи не трогали мед, хотя на дорожках в стороне от Клуба они подбирали с земли все — хоть пуд вылей. Самое смешное было, что мед все-таки исчезал — его съедали случайные муравьи, неспособные почему-то принимать команду от дисков. Это было проверено — рабочие с одной обстриженной антенной сейчас же кидались к чашке, и теперь Андрей собирал с меда отдельную коллекцию уродов, не слышащих команды.

— Поняли, дурни? — сказала Аленка. — Нас не перехитришь. Воздержание не всегда благо.

Андрей помахал ей и поднял на штатив комбайн. Аленка подключила кабель от комбайна к кинокамере. Начиналась синхронная запись ультразвука со съемкой акустической зоны и дисков.

В тот самый момент, когда кинокамера нацелилась на круглые выступы акустической зоны, муравьи мантии кинулись в стороны, и поверхность Клуба очистилась довольно большим пятном. Аппарат застрекотал как бешенный — Алена водила по пятну телеобъективом, стараясь работать строчками, как телевизионная развертка, а пленки было мало, как всегда в таких случаях.

В середине пятна началось движение. Между мозговыми муравьями протискивались небольшие рабочие — не больше сантиметра в длину — и суетливо стекались к центру пятна, карабкались друг на друга.

Кончилась пленка, и пока Алена меняла кассету, выросла уже порядочная трубка из этих рабочих, и она росла на глазах, тянулась к ним, темнела в середине…

— Это же волновод, — сказал Андрей и заорал: — Да что ты возишься? Давай!

Камера заработала. Прошло еще две минуты — Андрей бормотал в магнитофон, не отрываясь от бинокля, Алена снимала. Трубка перестала наращиваться — странное образование, не слишком правильной формы, сантиметров пять в диаметре, около десяти в длину. С фронта было трудно оценить длину.

— Волновод, — убежденно сказал Андрей. — Смотри, какие они светленькие. Сегодняшний расплод, держу пари.

…Колокол грянул, разрывая череп и сердце, и все стало фиолетовым, и сразу тяжко ударило в спину и затылок. Копошась в земле, она разрывала жирную землю острой головой, извиваясь всем телом, пожирая землю, проталкиваясь сквозь-землю кольчатым телом. В землю, пока бешеный свет тебя не сжег, вниз, вниз, вниз…

Свет ударил в глаза. Алена лежала на земле, глядя в фиолетовое небо. Андрей снял с ее груди штатив, обрызгал маску аэрозолью и поднял стекло. Алена села.

— Как червь. Они превратили меня в червя. В кольчатого червя.

— Ничего, маленькая, ничего, — бормотал Андрей. — Ну, все и прошло, они больше не посмеют, ничего…

Она заплакала, и все отошло, как отходит дурной сон после первых минут пробуждения. Она плюнула в сторону Клуба, опустила стекло.

— Как ты… это перенес?

— Да что там… — сказал Андрей. — Не знаю… Ничего, в общем. Голова так закружилась, и все.

— Ничего себе, — сказала Аленка.

— Да что там… — Андрей придерживал ее двумя руками, как вазу. — Индивидуальное воздействие…

Он бормотал что-то еще, вглядываясь в нее перепуганными глазами. Видно было, что здорово напуган из-за нее.

— Ничего, — сказала Аленка. — Все прошло. Я себя лучше чувствую, чем утром. Что у тебя в руке?

— Изотопчик, — Андрей показал ей свинцовую трубку с пластмассовой рукояткой — кобальтовый излучатель. Я вчера еще брал с собой — кое-что проверить.