Будет День - [58]

— Мои искренние поздравления, Вальтер! За это следует выпить! — и Баст щелкнув пальцами, подозвал одного из официантов, снующих вокруг наподобие неприкаянных душ в чистилище. — Прозит! — он сменил пустой бокал на полный и отсалютовал Шелленбергу.

Они пригубили шампанское и снова посмотрели друг на друга. Шелленберг ведь был достаточно умен, чтобы понять, Себастиан появился здесь и сейчас не без причины.

— В сущности, вы правы, — кивнул Баст. — Я говорящая голова нашего обожаемого шефа.

— Говорите, Себастиан, — чуть улыбнулся Шелленберг. — Я… я умираю от нетерпения. Верите?

— Верю. Задание… — Баст взял Шелленберга под локоть и увлек на балкон. Здесь было холодно и сыро, но не было лишних ушей. — Подробности завтра, в секретариате. Но главное — сегодня, и не спрашивайте меня, ради бога, почему группенфюрер передает этот приказ через меня. Будет желание, спросите. Не будет — оставим как есть.

— Договорились.

— Ну, вот и славно, — Баст затянулся и выбросил окурок в пепельницу, установленную на высокой бронзовой треноге, словно это и не пепельница вовсе, а храмовый светильник. — Вы едете в Рим, Вальтер. Как вам нравится такая идея?

— Пока нравится, — с улыбкой, за которой пряталось нетерпение, ответил Шелленберг.

— Там встретитесь с главой Службы Военной Информации генералом Роатта.

— Марио Роатта? — переспросил Шелленберг.

— Не знаю его имени, — пожал плечами Шаунбург. — Но первый разговор у вас состоится с генералом, а затем вы будете иметь дело с теми офицерами его штаба, кого он вам укажет. Кроме того, вам придется работать и с людьми из "Отдела Е" службы специальной информации морского флота.

— Цель? — Шелленберг тоже выбросил окурок.

— Не стойте ко мне слишком близко, — усмехнулся вдруг Баст. — У меня плохая репутация, могут, бог весть, что подумать.

— Я занимался вашей репутацией, — без тени улыбки ответил Шелленберг. — Искренне рад сообщить вам, что ничего, кроме глупостей, в вашем прошлом не обнаружено.

— Спасибо, Вальтер.

"Так вот откуда ветер дует. А я-то гадал, почему я?"

— Итак?

— Ваша цель — сионисты.

— Кто? — явно опешил Шелленберг.

— Сионисты! Сионисты — это… — Баст сделал вид, что удивился.

— Да, знаю я, кто это, — отмахнулся Шелленберг. — Я только… Впрочем, шефу виднее. Что я должен с ними сделать?

— Помочь правым сионистам в Палестине. Но, разумеется, руками итальянцев. Нам — по многим причинам — впрямую светиться там не следует. Мы работаем с арабами, а с евреями пусть работают итальянцы. Тем более, там рядом… Через море — рукой подать.

— Но в Палестине англичане, — возразил Шелленберг.

— А в Ливии итальянцы. И наш интерес всунуть ногу в эту дверь раньше, чем она захлопнется и так глубоко, как получится.

— Понимаю, — кивнул Шелленберг. — Понадобятся деньги…

— Подробности вы узнаете завтра, — на этот раз сигареты достал Шаунбург.

Ему было очень непросто вести этот разговор, ведь идею начать разыгрывать еврейскую карту подбросил Гейдриху он сам, имея в виду темные слухи об имевших уже место попытках установить контакты с сионистами в 1933 или 1934 году. Но тогда ничего из этого не вышло, и не случайно. Ну, о чем, кроме всякой ерунды, могут говорить официальный расист и левый социал-демократ еврей?! Сейчас же Баст начинал крайне рискованную игру на тактических интересах сторон, безусловно не зная, — "И кто, скажите на милость, может такое знать?" — к чему приведет этот его во всех отношениях безумный план.

— Подробности вы узнаете завтра, — сказал Баст, протягивая Шелленбергу портсигар. — Но, разумеется, нашим контрагентам по ту сторону моря нужны будут деньги и оружие.

— Деньги и оружие, — кивнул Шелленберг, беря сигарету. Судя по всему, он уже обдумывал детали будущей операции, которая, учитывая характер самого Шелленберга, могла привести к весьма нетривиальным результатам.

— И еще кое-что… — Баст тоже взял сигарету, прикурил от предложенной Шелленбергом зажигалки и продолжил:

— Во Флоренции учится сейчас некто Авраам Штерн. Не знаю, что он изучает, но думаю, его нетрудно будет найти, так как в тамошнем университете вряд ли много докторантов вообще и из Палестины в частности. Нам этот еврей интересен не сам по себе, а тем, что он близко знаком с Авраамом Техоми. Этот Техоми — именно тот, кто нам нужен. Один из лидеров их военной организации и политически тяготеет к правым сионистам, так называемым ревизионистам. Попробуйте создать нам канал приватной связи, и… Впрочем это теперь ваша работа.

— Продолжайте, — улыбнулся Шелленберг, явно уже предвкушавший самостоятельную операцию за границами Рейха. — Я, честное слово, не обижусь.

— Я бы подкармливал этого Техоми оружием и деньгами отдельно ото всех остальных. Но… Не обижайтесь, дружище, это всего лишь мысли вслух. Игра ума. Не больше. Но мне кажется, что с этими людьми следует проявлять предельную осторожность. Их нельзя вербовать и принуждать. В этом смысле они очень похожи на нас. Их ведет идея, понимаете? Идеалисты и националисты… Вам это ничего не напоминает?

* * *

В начале одиннадцатого позвонила Вильда. Оставалось гадать, откуда ей стало известно, что муж вернулся в Берлин и живет на своей старой — холостяцкой еще — квартире на Доллендорф штрассе. Не знала. Не должна была знать. Но узнала. Бах навеял, или птичка на хвостике принесла, или Гейдрих — "Вот гад!" — решил развлечься за чужой счет.