Будет День - [29]

— А что есть? — она на секунду зафиксировала взгляд на огне в камине и направилась к пустующему креслу, стоящему как раз напротив кресла Ицковича. Это был маленький тактический успех, но лиха беда начало.

— Да, в принципе, все, что душа пожелает, — ответил Олег, кивая на открытый бар. — Итак?

"Красивые глаза…"

— Абсент, — сказала она, выпуская дым из ноздрей. Один знакомый, — еще там, в Москве, в двухтысячных — сказал как-то, что у женщин это получается весьма нетривиально, сексапильно — особенно у красивых женщин — и… еще как-то, но этого, последнего, она не запомнила. Впрочем, и бог с ним. Первых двух пунктов программы — вполне достаточно, а в том, что Жаннет красивая женщина, Таня нисколечко не сомневалась.

— Хм… — весьма театрально поднял левую бровь Баст фон Шаунбург. — Между нами, шер ами, абсент во Франции запрещен к употреблению. В Германии и Австрии, впрочем, тоже.

— А у нас разрешен, — тронул свои стильные тоненькие bacchantes "денди лондонский" со вполне русским именем Степан.

— В Англии много чего разрешено, — как-то непонятно прокомментировала его слова Ольга и чуть раздвинула в "рассеянной" улыбке едва тронутые бледной помадой губы. Красивые губы.

"Изысканно красивые… Тварь! Не Ольга ты!"

— Налей мне тоже… кузен, — добавила Ольга, как бы решив, что белое вино, которого еще немало оставалось в ее бокале, не так уж и хорошо, как ей показалось вначале.

"Кузен… А что она хотела сказать на самом деле? Любимый, дорогой?"

Абсент, — "И с чего это я о нем вспомнила?" — оказался не привычно-изумрудного цвета, а, как ни странно, красного.

"Красный абсент? Или Баст нас разводит, как двух дурочек? Но Ольга-то должна в таких вещах разбираться, но молчит".

Между тем, Баст достал из буфета два абсентных стакана — толстостенных, высоких, на короткой и относительно тонкой ножке. Отмерил с помощью мензурки… — "Как в школьной лаборатории, — хихикнула про себя Таня. — Сейчас бесчеловечные опыты будем ставить", — по одной части красной жидкости, а затем начал делать что-то такое, отчего все замерли и, буквально открыв рты, уставились на него.

Из недр всё того же буфета, солидного и даже величественного, пожалуй, как какой-нибудь собор Нотр Дам, была извлечена и специальная ложечка — плоская, с дырочками как в дуршлаге, и при том достаточно широкая, чтобы лечь на края бокала — и, разумеется, раз уж ее достали, тут же заняла место на первом из двух стаканов. Впрочем, и второй вниманием не обделили.

"Однако", — прокомментировала Жаннет, как зачарованная, следившая за тонкими, но крепкими пальцами Баста. Действовал фон Шаунбург умело — едва ли не профессионально — быстро, красиво и… да — на редкость артистично, возможно даже, вдохновенно.

Он положил на ложечки по кусочку пиленого сахара. — "А рафинад у него откуда? Он что, знал, что я попрошу абсент?!" — накапал на него по пять капель красной жидкости из бутылки и тут же поджег. Горит абсент не хуже спирта, да и состоит из спирта процентов на семьдесят или даже девяносто в зависимости от сорта. Но фокус не в этом, а в том, что по мере сгорания спирта, сахар меняет цвет и плавится, так что через мгновение капли раскаленной карамели падали вниз. И, разумеется, абсент в стаканах вскоре вспыхнул, но Баст уже вливал через свободный край бокала талую воду из ведерка со льдом, где дожидалась ужина бутылка шампанского. Воды влил немного — максимум по три капли на каплю абсента, но этого хватило: огонь угас, а напиток в стаканах помутнел, решительно изменив цвет.

— Прошу вас, дамы! — Баст с улыбкой поднес стакан с "радужным молоком" сначала Тане — она оказалась ближе, — а затем и Ольге, сидевшей чуть дальше. — Только не злоупотребляйте! На ужин у нас — персональное спасибо Степе! — магнум "Дом Периньон", брют blanc de noirs двадцать девятого года.

"Упасть, не встать!" — мысленно покачала головой Татьяна, одновременно с "благосклонной" улыбкой, принимая, у Олега — "Олега ли?" — стакан с абсентом. — Какие мы все из себя аристократы, блин! Просто блевать, господа-товарищи, извините за выражение, хочется!"

Но, так или иначе, глоточек горькой, несмотря на карамель, и крепкой, несмотря на воду, отравы. Потом еще один, и еще — под неторопливый "великосветский" разговор. И сигаретка очередная — какая-то там по счету, но кто же считает! — очень к месту, и теплый воздух с дымком марихуаны и сосновым ароматом, и улыбка Олега, прорастающая сквозь лицо Баста…

"Он мне нравится?" — пожалуй, это все еще была Татьяна.

"Мне он нравится!" — а это, судя по интонации и "гормональному" всплеску, комсомолка наша проснулась.

— Баст! — восклицает Кисси, и тра-та-та-та, и бу-бу-бу-бу — мелет что-то неразборчивое и заливается своим виолончельным смехом.

"Шлюха австрийская!"

— Мадемуазель? — а это кто? Виктор или Степан?

"Степан или Виктор?" — но лицо плывет, заштрихованное косым дождем…

"Да, какая разница! — русалкой выныривает из темных жарких вод подсознания Жаннет. — И тот хорош, и этот! Все трое, как на подбор! Выбирай и пользуй! Ils ont fait une partie de jambes en l'air… "

"Фи, мадемуазель! Где вы вообще воспитывались?" — ужасается Татьяна, воспитывавшаяся еще в те еще времена, когда и слово-то "секс" произносили только шепотом и не при мальчиках.