Будем меняться мужьями? - [17]

жизни.

Как-то раз сгоряча предложила ему сходить в театр.

– В театр? – переспросил он, изумленно вскидывая брови. – Ты действительно хочешь в театр? – Словно я попросила сводить меня в мужскую баню.

– На оперу, – машинально уточнила, теряя интерес к собственному предложению.

…С Ленькой мы любили слушать оперу. Он увлеченно рассказывал о секвенциях Чайковского, о мелизмах и фиоритурах. А я внимала ему как оракулу, сердце рвалось навстречу любимому и пело: о, я люблю! как я люблю все эти секвенции и все фиоритуры!..

Вот лучше бы не вспоминала. Зачем постоянно гонять в голове всю эту тоску о невозвратном? И снова натыкаться на калечащее «никогда»? И на этот ворох безответных «почему»… Почему не удается радоваться тому, что было, а только тому – что есть или будет? Почему прошлое счастье не греет, а жжет? Почему оно не лежит в памяти нажитым богатством, а мучает как невосполнимая потеря, как опаленная дыра в нежной мякоти души?..

– Или, знаешь, давай лучше не пойдем в театр, – внесла я новое предложение.

– Нет так нет, – откликнулся Вася.

Со случайным партнером предпочтительнее заниматься сексом, чем посещать какие-то духоподъемные места, где переживания намного интимнее и требуют куда большей реальной близости. А с Леней я была счастлива и в сексе, и без. Ведь когда любишь, не так уж важно, что делать вместе.

Неожиданно это мое впечатление подтвердил и наш кастрированный Барсик. Вопреки маминым предсказаниям после операции кот не устроился в кресле и не возлег на подоконнике, чтобы всю оставшуюся жизнь провести в сладком сне и созерцании заоконных событий. На другой же день он утек в подъезд. Да так и повадился уходить ежедневно. С самого утра садился в прихожей и, задрав голову, выразительно смотрел на дверь, время от времени напоминая о себе звучным мявом. Если его не выпускали, терпеливо караулил чьи-либо приходы и уходы, ловко вышмыгивал в едва образовавшийся проем и отправлялся по знакомому маршруту. Потом возвращался. А через некоторое время снова дежурил у двери.

Никаких чудес, конечно, с Барсиком в подъезде не происходило. Обесточенную репродуктивную машинку запустить он уже не мог. Но, несмотря на половую несостоятельность кота, дворовая подружка все равно топталась на лестнице, ожидая его. И он сам, оставшись без главного аргумента самцов, почему-то не утратил интереса к палевой кошке. Встретившись, они часами сидели рядом, мелко перебирая передними лапами, словно устраиваясь провести в этой позе долгую жизнь и надрывая сердце моей бедной мамы, и без того давно раскаявшейся в совершенном над котом насилии.

Ну а я плакала от умиления. И от зависти к Барсиковой подружке: Ленечка никогда меня так не любил. Он был горяч и восторжен только в начале отношений, несколько месяцев, может быть год, пока все казалось новым и праздничным. А когда роман естественным образом вошел в фазу «принятия решений», начал тормозить на каждом опасном повороте.

С Васей вообще всё иначе. С ним здорово болтать, хохотать, упиваться оргазмами. Им можно любоваться. Его интересно слушать. Но любви нет. Ни я не люблю, ни меня не любят.

В сексе он как опытный диспетчер, сидящий за пультом сложного устройства. Грамотно трогает кнопочки, дергает рычажочки. Секс с Васей похож на занимательную математику. Но спасибо и за то. Благодаря ему я забываюсь и ухожу от тоскливых терзаний последнего года – я опять летаю. Не так уже беззаботно и не в такой огромности, как с Леней, но все-таки… лечу… И упасть не страшно – после потери любви полет мой невысок.

Это с Леней, бывало, сердце, как на русских горках, взмывало и обрушивалось вниз, норовя разорваться от перегрузок: взлет – на дикой высоте восторга, когда любовь и пик счастья; срыв – на жуткой глубине отчаяния, если ссора и охлаждение… Теперь же Вася не смог бы, даже если б захотел, запустить во мне эти качели. Механизм сломан, а как чинить, наверное, знает только Ленька.

С Васей у нас отношения довольно странные… После совместной постельной акробатики расслабленным голосом он вдруг начинает разговор.

– Не хотел тебя расстраивать, – говорит, – я тут кровь на СПИД сдавал…

– Ну!

– Не хотел… – бормочет опять Вася и надолго затихает.

– Ну уж начал! – Я резко села в кровати, готовясь к худшему. – Говори.

– Сколько лет донором… – замямлил он и замолк.

– Ага, молодец, – похвалила наспех. – Что там со СПИДом?

– Ну там предварительно нужно сдаться на RW и на… – Вася вздохнул.

– Я поняла! Давай дальше!

– Ты не волнуйся, с RW все нормально, сифилиса нет, – заверил он.

– Слава тебе господи!

– Со СПИДом хуже, – продолжил бесстрастно. – Завернули меня.

Пауза. Я уже не на шутку нервничаю, а он задумчиво молчит.

– Вась, что дальше?

– Похоже, того, говорят…

– Чего того?

– Известно, чего.

– Ну!

– Не понукай, Надюш. Сбиваешь. Говорят, надо перепроверить.

– Ну?

– Не понукай, – опять попросил он меланхолично.

– Вася!

– Возможна ошибка.

– Ну так надо же перепроверить!

– А как же, лапуль, сразу и перепроверил.

– И что?

– Ничего.

– В смысле?

– Не нашли.

– Чего?

– СПИДа. Поздравляю тебя, мы совершенно здоровы.

– Свинья! – Я легла и повернулась к нему спиной.

Немножко пообижалась. Потом помирились. Обнялись и поспали. А утром отправились на работу. В обед в столовой столкнулась с Ленькой. Какие-то дела его все еще забрасывают иногда в наш институт, и для меня эти встречи – всегда порция освежающего адреналина.