Будем как солнце. Книга символов - [3]

Как это чувство, как называется?

Только тебя я везде замечаю,

        Только одну.

Это лишь чувство не забывается,

Взорами взоры твои я встречаю,

        Славя Луну.  

Наша царица, бледная, снежная,

    Гаснет, как ты, озаряется вновь,

Как называется боль безнадежная,

Сладкая пытка, мучительность нежная,

Трепетность зыбкая, радость безбрежная?

    Милая! Милая! Это любовь!

4

Луна велит слагать ей восхваленья,

Быть нежными, когда мы влюблены,

Любить, желать, ласкать до исступленья,

Итак восхвалим царствие Луны.  

Она глядит из светлой глубины,

Из ласковой прохлады отдаленья,

Она велит любить нам зыбь волны,

И даже смерть, и даже преступленье  

Ее лучи как змеи к нам скользят,

Объятием своим завладевают,

В них вкрадчивый неуловимый яд.  

От них безумным делается взгляд,

Они, блестя, все мысли убивают,

И нам о бесконечном говорят.

5

Она меняется опять,

И нам так сладко повторять

    Созвучно-стройные напевы.

Она возникла над водой,

Как призрак сказки золотой,

    Как бледный лик неверной девы.  

Она опальная мечта,

Она печальна и чиста,

    Она один намек на нежность

Но вот сейчас, но вот сейчас

Огнем своих зеленых глаз

    Она разрушит безмятежность.  

Она холодный свет прольет,

И волю чарами убьет,

    Она сибилла и колдунья

В душе разъялась глубина,

Душе судьба ее видна,

    В очарованьи новолунья.

6

О, вновь родясь, она пьянит сердца,

Внушая мысль, что жизнь  одна влюбленность,

Когда же мы достигнем до конца,

Погаснув, мы находим обновленность.  

Ущербная, устав лучом пленять,

Она наводит ужас на поэта,

И, сглазив душу, ей дает понять,

Что можно все, что нет ни в чем запрета.  

Когда же закруглится по краям,

Она горит как чаша золотая,

В которой боги пить дают богам,

Там, где любовь бессмертно-молодая.  

Еще, и вот — она, как рдяный щит,

Как полнота пылающего шара,

К болотам, к топям, вниз, спешит, спешит,

Горит за лесом заревом пожара.  

Волнует жаб, меняет вид живых,

Их делает похожими на мертвых.

И в омутах двоится роковых,

В затонах, западнями распростертых.  

Пугает беспредельной тишиной,

Вздымает безграничность океанов, —

И вновь горит блистательной Луной,

В одежде из серебряных туманов.

7

Итак, попавши в плен земной,

Возлюбим, братья, мир иной,

Следя за царственной — Луной. 

Внемлите вкрадчивой струне,

И присягните молча мне

В повиновении — Луне.  

Восславим, сестры, глубину,

Любовь к любви, любовь-волну,

Восхвалим ласки и — Луну.  

Она одна, она одна

Для всех влюбленных нам дана,

Непобедимая — Луна!

ВЛАГА

С лодки скользнуло весло.

Ласково млеет прохлада.

«Милый! Мой милый!» — Светло,

Сладко от беглого взгляда.  

Лебедь уплыл в полумглу,

Вдаль, под Луною белея.

Ластятся волны к веслу,

Ластится к влаге лилея.  

Слухом невольно ловлю

Лепет зеркального лона.

«Милый! Мой милый! Люблю!»—

Полночь глядит с небосклона.

ВОЗЗВАНЬЕ К ОКЕАНУ

Океан, мой древний прародитель,

Ты хранишь тысячелетний сон.

Светлый сумрак, жизнедатель, мститель,

Водный, вглубь ушедший, небосклон!  

Зеркало предвечных начинаний,

Видившее первую зарю,

Знающее больше наших знаний,

Я с тобой, с бессмертным, говорю!  

Ты никем не скованная цельность.

Мир земли для сердца мертв и пуст,

Ты же вечно дышишь в беспредельность

Тысячами юно-жадных уст!  

Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,

Ты как жизнь: и правда, и обман.

Дай мне быть твоей пылинкой влажной,

Каплей в вечном… Вечность! Океан!

БЕЛЫЙ ПОЖАР

Я стою на прибрежьи, в пожаре прибоя,

И волна, проблистав белизной в вышине,

Точно конь, распаленный от бега и боя,

В напряженьи предсмертном домчалась ко мне.  

И за нею другие, как белые кони,

Разметав свои гривы, несутся, бегут,

Замирают от ужаса дикой погони,

И себя торопливостью жадною жгут.  

Опрокинулись, вспыхнули, вправо и влево,—

И, пред смертью вздохнув и блеснувши полней,

На песке умирают в дрожании гнева

Языки обессиленных белых огней.

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

Мы унижаемся и спорим

С своею собственной душой.

Я на год надышался Морем,

И на год я для всех чужой.  

Своих я бросил в чуждых странах,

Ушел туда, где гул волны,

Тонул в серебряных туманах,

И видел царственные сны.  

В прозрачном взоре отражая

Всю безграничность бледных вод,

Моя душа, для всех чужая,

Непостижимостью живет.  

Поняв подвижность легкой пены,

Я создаю дрожащий стих,

И так люблю свои измены,

Как неизменность всех своих.  

Недели странствий миновали,

Я к ним вернусь для тишины,

Для нерассказанной печали,

И для сверкания струны.  

В тот час, когда погаснет Солнце,

Она забьется, запоет,

Светлее звонкого червонца,

И полнозвучней синих вод.

ЛЬДИНЫ

На льдине холодной

Плыву я один.

Угрюмый, свободный,

Средь царственных льдин  

И ветер чуть дышит,

Как смолкнувший зов.

Но сердце не слышит

Родных голосов.  

Но сердце не хочет

Отраду найти.

И ветер пророчит

О вечном пути.  

Плывут властелины

Угрюмых глубин,

Свободные льдины,

Я в море — один.  

Любил я когда-то,

Но смех и печаль

Ушли без возврата

В туманную даль.  

Далеко, далеко

Создания сна.

Как мертвое око,

Мне светит Луна.  

Над водной равниной

Лишь ветер один.

Да льдина за льдиной

Встает из — за льдин.

СОН

Я спал. Я был свободен.

Мой дух соткал мне сон.

Он с жизнью был несходен,