Будапештская весна - [157]

— Оказывается, дядюшка Пишта служил у отца в полку, — продолжал свой рассказ Липот. — Я от души смеялся, а сын и невестка старика шепотом спрашивали его, что за человек этот собиратель песен. Потом дядюшка Пишта вспоминал, каким лихим наездником был мой папаша…

Все это было рассказано просто, с легкой иронией и, разумеется, произвело на слушателей благоприятное впечатление: вот, мол, смотрите, сын бывшего генерала запросто идет к крестьянам записывать народные песни.

Все ели, пили, смеялись, были в хорошем настроении. К сожалению, незадолго до полуночи Липоту и его супруге пришлось покинуть дом хлебосольного хозяина, чтобы успеть на последний автобус, отправлявшийся в Леаньфалу.

— Самое главное — работа, талант и достоинство! Вот так-то! И в довершение ко всему нужно принадлежать к какой-нибудь группировке! — воскликнул Роби Терени при следующей встрече с Липотом. — Именно это и было одним из девизов «Красного и черного». Стендаль, будучи человеком бедным, очень хорошо понимал, что это значит, тем более, что он, бедняга, не принадлежал ни к одной группировке. Правда, роман его тогда все же издали. Но сегодня не опубликуют и небольшой статьи, если ты не принадлежишь к какой-нибудь группировке и не выражаешь ее интересов… Я с Баттаи нахожусь, можно сказать, в братских отношениях и скорее дам отрезать себе руку, чем позволю навредить ему. Тебе, дорогой Липот, повезло. Во-первых, ты со своими титулованными предками понравился ему, а во-вторых, Баттаи до сих пор ходил в левых, а теперь он хочет податься к правым. Он теперь ждет не дождется, когда его обвинят в правом оппортунизме. Говорит, что это будет для него самый счастливый день…

И действительно, вскоре в другом музыкальном журнале появилась острая статья, автор которой начал полемику о народных песнях, собранных Колонитчем. И хотя, казалось бы, на этом материале нелегко было обвинить Колонитча в принципиальной ошибке, это все-таки сделали. Правда, его фамилию не упоминали, а называли или просто «автор», или «К. Л.». Ему вменялось в вину то, что он-де выдавал варианты популярных народных мелодий за новые, доселе никому не известные песни…

Судя по всему, чувствовалось, что статья написана каким-то незначительным критиком, наверняка по наущению редактора журнала, который был противником Баттаи.

В очередном номере своего журнала Баттаи лично дал достойную отповедь критикану. В том же номере демонстративно была помещена новая статья Колонитча, а затем его статьи публиковались в каждом номере. Роби даже удалось пристроить один музыкальный комментарий Липота на радио. По совету Баттаи Колонитч однажды лично представился Эвину Силарду. Липот настолько понравился старику, что тот порекомендовал издательству взять Колонитча редактором его новой книги.

— Неважно, что ты из графского рода, важно, что ты прогрессивно и мыслишь, и пишешь, — философствовал Роби. — Своими работами ты удовлетворяешь общественные и нравственные потребности читателей. Талант же у нас умеют ценить… Разумеется, если у тебя имеется входной билет…

Липот никогда и нигде не пытался отрицать своего происхождения, хотя никогда и не хвастался им. Со всеми, с кем ему приходилось встречаться и разговаривать, он был предупредителен, вежлив, но отнюдь не бесцеремонен. Пагубными наклонностями он не отличался: не пил, не играл в карты, женщины его тоже не интересовали. Следовательно, ни энергии, ни времени, ни денег Липот на ветер не бросал и потому выделялся из числа тех, кто страдал подобными пороками. Он брался за любую работу и выполнял ее быстро и добросовестно. С его мнением считались, так как оно отличалось конструктивностью и не страдало безвкусицей. Помимо музыкальных журналов и радио Липот начал сотрудничать в литературных журналах и газетах, где время от времени стали появляться его критические статьи. Его не раз приглашали и для составления концертных программ.

Со временем Липоту надоело ездить из Леаньфалы в Пешт. Для переселения в столицу уже не требовалось специального разрешения, но у Колонитча там не было квартиры. Вскоре тетушка Гизи так разболелась, что ее пришлось положить в больницу, где она и умерла, оставив в наследство племяннице часть дома в Леаньфале. Гизи со свойственными ей энергией и упорством взялась за обмен и довольно скоро обменяла часть дома в Леаньфале на комнату в общей квартире в Буде. Липот сразу же рассчитался с работой, и они переехали в Будапешт.

Теперь они уже могли приглашать своих знакомых в гости. Чаще всего они встречались с четой Терени. Гизи и жена Роби быстро подружились. Роби хотя и любил свою жену, однако это нисколько не мешало ему ухаживать за другими женщинами.

Однажды супруги Колонитч пригласили к себе на ужин Баттаи с женой и еще нескольких человек. Вечер удался на славу. Сосиски, запеченные в сдобном тесте, и балатонский рислинг, присланный родственниками из Тапольцы, всем пришлись по вкусу.

Нужно сказать, что Гизи великолепно освоилась среди представителей музыкального мира. Она не только могла принять участие в споре о музыке или рассказать какую-нибудь историю из жизни великих музыкантов, но и сумела завоевать расположение жены Баттаи: заведя ее в ванную комнату, Гизи дала ей несколько практических советов, как лучше одеваться, и причесала по последней моде.