Будь со мной честен - [36]

– Я находил эти упражнения скучными, пока доктор Абрамс не обратила мое внимание на тот факт, что великие актеры эпохи немого кино были настоящими мастерами таких тонкостей.

– Поэтому ты заговорил о Бастере Китоне? – спросила Мими.

– Да. Я возразил, что Китона называли «великим комиком с каменным лицом» за способность выразить широчайшую гамму эмоций, не меняя выражения. Доктор Абрамс ответила, что не все ученики начальной школы столь гениальны и мне же будет лучше, если я научусь выражать свои чувства более явно.

Фрэнк склонил голову набок, копируя Мими, и сказал:

– Сейчас ты изменила довольное выражение на нежное.

Мими обняла сына и поцеловала в макушку. Я растрогалась. Она не обязана меня любить. Вся ее любовь обращена на сына, который нуждается в ней больше, чем я. С трудом уложив Фрэнка в постель, она всю ночь не спала, переживая, что с ним будет в школе. Естественно, она устала. Я решила, что это многое объясняет: она не злая, а просто измученная.

Мими прижалась щекой к макушке сына и заметила, что я смотрю на них.

– Чего уставилась? – рявкнула она.

Небольшая поправка: измученная и злая.

– Мне здесь не место, – сказал Фрэнк, когда мы подъехали к школе.

– Ты должен ходить в школу, – отозвалась Мими, точно уговаривая саму себя. – Все будет хорошо. Не волнуйся, я зайду с тобой. Ты теперь в четвертом классе, поэтому, будь добр, ничем не швыряйся, не бейся головой и не рви на себе волосы. Даже если тебя что-то расстроит. Очень тебя прошу.

Мы вышли на парковку за детской площадкой. Фрэнк посмотрел в глаза моей юбке и сказал:

– Ты что, не слышала? Мы с мамой идем в класс. Ты остаешься здесь.

– Гм… хорошо.

Честно говоря, я расстроилась. Мне не терпелось познакомиться с учительницей Фрэнка. Я всегда была любимицей учителей, они во мне души не чаяли.

– Не смотри на нас, – продолжал Фрэнк. – Сядь в машину.

Я вспыхнула.

– Так нельзя, Фрэнк, – сказала Мими. – Элис – твой друг. Разве можно так обращаться с друзьями?

Я чуть не расхохоталась от шока. Она же еще меня и защищает!

– Элис – прислуга, – заявил Фрэнк.

А я-то думала, что я его друг, первым удостоившийся приглашения на пижамную вечеринку!

– Ничего, я подожду в машине, – сказала я.

Я видела их в зеркало заднего вида. Мне без труда удалось проследить за ними до самых дверей, потому что они были единственной парой на площадке, одетой точно на поминки в баре отеля «Алгонкин».

Мими вернулась чуть ли не через час. Подойдя к машине, она сперва открыла заднюю дверь, потом захлопнула ее и села рядом со мной.

– Я привыкла ездить сзади на такси, – сказала она. – Практически забыла, когда сидела впереди. Надо чаще садиться за руль.

– Хотите сейчас повести? – спросила я.

– Нет.

Она посмотрела в окно.

– Ты обратила внимание, как они все похожи?

– Кто, дети?

– Матери. Все такие бодрые и неотличимые друг от друга, как с конвейера. «Какой прекрасный денек!» Чушь! Здесь все дни одинаково прекрасны. Думаю, они приехали сюда не потому, что гениальны. По-моему, все мало-мальски смазливые девчонки из провинциальных городков, которые ничего собой не представляют, приезжают сюда умирать. И начинают это делать сразу, увидев здесь миллион не менее симпатичных девчонок, которые вдобавок талантливы. Даже те, кто не стремился на сцену, начинают изображать из себя актрис, делая вид, что ни о чем не жалеют. Самые опасные – те, что улыбаются, как безумные, и целый день не вылезают из штанов для йоги. На родительских собраниях они напоминают кур в курятнике, которым надевают очки, чтобы не выклевали друг дружке глаза.

Ничего себе! И все же за все время нашего знакомства Мими ни разу не обращалась ко мне со столь пространной речью, так что я решила поддержать разговор.

– Вы ходите на родительские собрания?

Мне было сложно представить, как М. М. Бэннинг сидит на складном стульчике в классе и передает по рукам опрос по поводу аллергии на арахис.

– Больше нет.

– А как сейчас все прошло? – не успокаивалась я, задавшись целью ее разговорить.

– Четвероклассники гордятся своей взрослостью, так что я была единственной мамой в классе. Фрэнк жутко волнуется.

У меня сложилось впечатление, что волнуется больше она. Мими продолжала смотреть в окно, точно боялась, что из-за живой изгороди вот-вот выскочит какая-нибудь бойкая мамаша и выклюет нам глаза.

– Фрэнк тоже повзрослел, – сказала я.

– Ты говоришь таким тоном, как будто это хорошо.

– А разве нет?

– Для Фрэнка – плохо. Такие, как он, в раннем детстве очаровательны. А когда вырастают, волшебство уходит, они становятся одинокими и живут в подвале материнского дома. При условии, что у матери еще есть дом.

– Не волнуйтесь, Фрэнк справится, – сказала я.

– Хватит болтать!

Вот и поговорили по душам…

В утренней пробке на три мили от школы до дома у нас ушло полчаса.

– Не забудь забрать Фрэнка после уроков, – напомнила мне Мими, выходя из машины.

– Конечно.

– Я оставила им твой номер.

– Хорошо. Уроки заканчиваются в четырнадцать пятьдесят шесть, правильно?

– Вроде того.

Мими сбросила туфли на высоких каблуках, выбранные для нее Фрэнком, засунула в них перчатки и вошла в дом, держа в одной руке туфли, а другой разматывая стильный платок из футболки.