Будь проклята, Атлантида! - [78]

- Бейтесь, воины! – Строп озирался, пытаясь отыскать новую надежду на помощь или хоть горсть своих, не захлестнутых этой бешеной волной. Но нигде не было видно ни одной кожаной брони, ни одной волчьей куртки или волчьей пасти, не проткнутой копьем.

- Бейтесь, де… - тяжкий обломок камня ударил в грудь Стропа. Старый воин, примерный сотник, зашатался и выронил меч. Управившиеся на своих наделах рабы набегали справа и слева, придавливая к скале горсть краснолицых.

Сангав, как всегда бормоча что-то поощрительное, следил, как четверо отличных рабов – за любого не жаль семи браслетов – деревянными кувалдами вгоняют наконечник в конец бревна. В восточной стене заканчивали третий ряд бревен.

- Хорошо стукнул! – Сангав мигнул бугристому от мускулов либу. – Теперь ударь правее.

Это каменное острие было на сегодня последним. От шалашей уже спешили к местам своих работ свежие люди. Вот и барабаны! Канал начинал и кончал по ним работу, а в бухтах одна смена заменяла другую.

- Что же ты? – Сангав окликнул либа, замершего с поднятой кувалдой. Раб прислушивался: что кричит какой-то бореец на куче бревен у середины бухты.

- Ну, что же ты! – повторил Сангав, уже сердясь. Тяжкая, избитая о камни кувалда качнулась над головой раба и, пролетев в двух пальцах от каменного острия, рухнула на Сангава.

Бухта словно ждала этого. Один за другим люди отряхивались от гнета обещанной свободы и кидались в бой за другую свободу – вырванную у врага, свободу не только себе, а всему племени, всей земле, стонущей под сапогом меднолицых повелителей.

Когда забили барабаны, Хиаб, втянув голову в плечи, ударил пятками коня, хотя знал, что не успеет. Ретивый стражник задержал вопросами, и время было потеряно. Три или четыре надела Хиаб миновал, пока слова «Бог идет!» от единиц передавались к тысячам, еще два проскользнул в пыли загорающихся схваток. А потом навстречу выкатился сверкающий зубами и бронзой вал.

- К Башне! К Ба-ашне! – взлетало над хмельными от ярости и полузабытой свободы людьми. Хиаб рванул коня в сторону.

- Вот! Еще один! – покрытый язвами оол повис на поводьях.

- Братья! Я друг Принося… - япт, похожий на Сима, ловко метнул камень. Разбитые губы не смогли докричать спасительных слов. Да и кто бы их услышал!

Через несколько дыханий толпа вновь устремилась к Башне. Впереди на Хиабовом коне скакал япт, так ловко метнувший камень. Атлантский торговец – болтун и весельчак, приятель всех подкормчих Канала, господин и самый дерзкий помощник Сима – лежал, уткнувшись в комья засохшей глины.

Ацтар наблюдал гибель Канала. Он видел, как надел за наделом расправляются с двуногими и четвероногими стражами, как билась и, опрокинувшись на дно, погибла ладья западного края. Восточная ладья пошла к Башне верхней дорогой. Сначала она легко отбивала наскоки вылезавших из русла рабов. Потом ей наперерез кинулась толпа; другая выбралась из Канала за спиной. Кто-то направлял действия диких.

Стиснутая ладья остановилась, вразнобой замахала копьями и… рассыпалась на горстки беглецов. Ацтар отвернулся: помощи ждать неоткуда. Кликнув вестника, он продиктовал послание в Атлу. Больше никто не прибегал с вестями, не спрашивал повелений. Глава охраны внизу распоряжался защитой Башни, расставлял людей на крышах воинских домов и у окон. Пока они без труда отгоняли рабов поселка и ближних наделов. Но Ацтар видел, как с обеих сторон, по руслу и верхним дорогам, текут к Башне новые толпы.

В Западной бухте кипела работа. Свежая смена накинулась на нее, как голодные на дымящееся мясо. Здесь, как и на Востоке, заканчивали третий ряд свай, устанавливали последние подпорки. Их крепили к сваям огромными бронзовыми гвоздями. Атланты тяжким вздохом провожали каждый забитый гвоздь – богатство весом в три десятка браслетов.

Ор поднял голову на странный шум за перемычкой. В нем не было ударов бронзы о камень, стонущего крика людей, не прорезались злобные вопли надсмотрщиков.

Кривоносый и Львиный Коготь, катившие бревно, тоже замерли, ловя странные звуки. Словно огромный зверь, выкопанный людьми из-под земли, ревет, колеблясь между радостью и гневом…

Один за другим рабы бросали работу. На край ямы, где месили глину, вылезли покрытые грязью желтые фигуры. У шатра возле берега показался Кеатл. Вверх побежал гонец, скрылся за перемычкой и не вернулся. А странный шум на Канале становился все громче.

Из шалашей высовывались головы отдыхавших после смены. Знакомый грохот работ их не разбудил бы. Но эти непонятные звуки… Забеспокоилась цепочка стражей. И тут над дальним краем перемычки показался всадник. На высоком коне, покрытом алой попоной, сидел запыленный гий. Растерзанная рубаха раба едва держалась на костлявом теле. Несколькими скачками всадник достиг бухты и вдруг завопил на ут-ваау:

- Что же вы? Уснули? Бог идет! Бей узкоглазых!

- Бо-ог! Бе-ей! – откликнулись голоса в разных местах бухты.

- Бей! – заревел Кривоносый, хватая бронзовое тесло.

А Ор за рисованием знаков, видно, отвык на крик о добыче или опасности отвечать мгновенным прыжком. Бухта уже билась клубками яростных схваток, а он сидел, приоткрыв рот, держа никому уже не нужный лист кожи.