Будь моей - [48]

Я напряглась, но не могла вспомнить Дага Блая.

— Ты уверена, что он у меня учился? — спросила я.

— Он сам сказал, — ответила Аманда. — А я посмотрела у него в зачетке. Ты поставила ему «хорошо».

Даг Блай?

Если мне не изменяет память и он именно тот, на кого я думаю, то в моей группе Даг Блай проявил себя исключительно вежливым юношей. Он бы и «пятерку» получил, если бы вовремя сдал последние две работы. Он, помнится, называл меня «мадам».

Я попыталась объяснить Аманде, что ей необходимо быть строже.

Наверное, она просто слишком мягкая.

В конце концов, ей всего двадцать семь. Даг Блай, вероятно, отметил ее молодость, неопытность и незащищенность и решил, что может на ней отыграться. Может, за его вежливыми манерами и раньше скрывался хищник, а в лице Аманды он, наконец, почуял легкую добычу. Я посоветовала ей сделать следующее. Когда он начнет безобразничать, подойти к двери, открыть ее и указать ему на выход. Откажется — позвать охранника. Потом пойти к декану и потребовать, чтобы его исключили. Декану сказать, что она боится за свою безопасность — это срабатывает безошибочно.

Аманда искренне поблагодарила меня за совет. Она даже спину распрямила и расправила плечи.

— Как хорошо, — сказала она, — что есть человек с опытом, с которым можно поделиться трудностями. Настоящий наставник. Спасибо тысячу раз.

Это платье.

Я вспомнила, как однажды Чад выиграл на ярмарке в Брайтоне золотую рыбку, — ему удалось набросить резиновое кольцо на горлышко бутылки из-под кока-колы. Сначала рыбка была размером с большой палец Чада, но к концу года подросла, и ей стало тесно в банке, где мы ее держали. Пришлось купить аквариум. Мы подсмеивались над тем, как быстро она растет, но в глубине души понимали, что с рыбкой что-то не так. Джон сказал Чаду, что ее нельзя перекармливать, но мальчику было всего шесть лет, и ему было трудно ограничить свои порывы. Стоило ему добраться до упаковки корма, он принимался сыпать и сыпать своей рыбке хлопья, пока она, вконец объевшись, не переставала их заглатывать. Дело кончилось плохо. Как-то мы пришли домой и обнаружили рыбку плавающей на поверхности аквариума. Тельце ее раздулось, и плавники подрагивали, как платки на ветру. Чад разрыдался. Я успокоила его мороженым и описанием рыбного рая (с керамическими замками и лесами водорослей), но втайне испытала облегчение. Не могла же эта рыба вечно расти.

— Я чувствую себя такой молодой и неопытной, — сказала Аманда.

Я ляпнула в ответ, не успев подумать:

— Не волнуйся, это скоро пройдет.

Ни она, ни я не поняли в точности, что именно я имела в виду, но мы обе немного посмеялись. Напряжение спало. Она спросила, как там Чад. Я поинтересовалась насчет Притти — пса, которого год назад она забрала из собачьего приюта. О, рядом с хозяйкой, поделилась Аманда, Притти производит впечатление абсолютно счастливого создания, но стоит ей увидеть чужака — сердито рычит и лает оглушительно. Соседи жалуются. Боятся, что она сорвется с поводка и перекусает детей. Аманда повела ее в собачью школу, чтобы выдрессировать, но Притти налетала на остальных собак заодно с хозяевами, так что им указали на дверь. В прошлый раз, когда мы затронули эту тему, Аманда сетовала, что ей, как ни жаль, придется вернуть Притти в приемник.

Впрочем, теперь, сказала Аманда, Притти ведет себя превосходно. Совершенно успокоилась, как будто ее подменили. Счастливый веселый пес.

— А Роб Притти даже нравится, — добавила она.

Роб?

Едва она произнесла это имя, как в моем воображении возникло лицо брата. Он приставлял дуло пистолета к виску. Я переспросила: «Кто-кто?» — наверное, слишком громко.

— Роб, — ответила Аманда. — Роберт.

— Роберт Зет?

— Ну да, — захихикала Аманда. — Ты разве не знала? Мы встречаемся.

Я сглотнула.

Впервые почувствовала, что у меня в грудной клетке есть сердце.

И оно пропустило один удар. Или мне почудилось? Зато теперь застучало вдвое усерднее, стараясь вернуться к нормальному ритму.

— Не знала, — сказала я. — Понятия не имела.

— С января, — добавила она. — Это… — Она подняла глаза к потолку и вздохнула: —… так замечательно.

— Я не имела понятия, — повторила я.

Аманда посмотрела на меня. Должно быть, что-то заметила, потому что улыбка сползла с ее лица.

— Ой, — пискнула она. — Ты ведь не огорчилась?

Я выдохнула через нос. Видимо, получилось нечто вроде смешка, потому что она удивилась. Я коротко и быстро потрясла головой:

— Конечно нет. С какой стати мне огорчаться?

— Ну, может, из-за того, что мы работаем в твоем отделении. Или… из-за политики?

— Из-за политики? — Я хотела, чтобы мой голос прозвучал скептически, но в нем прорвалась горечь. Что со мной? Я что, действительно огорчена? Я вспомнила намеки Сью. Она говорила, что я с ума сойду от ревности, если Роберт Зет заведет девушку. («Ты все на свете готова отдать, лишь бы он оказался геем. Но у нас нет никаких оснований полагать, что он гей».)

А ведь я искренне верила, что он гей.

Ну хорошо, пусть он никакой не гей. Но мне и во сне не приснилось бы, что его может заинтересовать тип женщины, к которому принадлежит Аманда Стефански.

Я присмотрелась к ней.