Будь готов к неожиданному - [10]

Вот и выполнено задание. Цветков задержан, хорошо задержан, без потерь. Теперь можно отдыхать. Можно полуприкрыть глаза, прислониться затылком к дрожащей стенке купе и слушать стук колес, стариковское бормотание проводника, редкие гудки паровоза. К утру, пожалуй, будем в Лисичанске; оттуда добираться в дивизию легче, чем от Кременного...

Нас остановили на каком-то безлюдном разъезде. Прошло два часа, но мы все еще стояли. Темнело, а мы стояли.

Дул ветер, скрипели по песку насыпи чьи-то шаги.

Что случилось, почему стоим? Спросить не у кого: проводник давно ушел.

Встречный, что ли, ждем? Или уголь кончился?

Кое-кто из соседей по вагону улегся спать. В соседнем купе то и дело перекатывался смех: остроглазый парень с пустым рукавом рассказывал попутчикам фронтовые байки и анекдоты.

Цветков забрался на вторую полку, пристроил под голову рюкзак и долго курил, аккуратно пуская дым в вентилятор. Потом достал из рюкзака какую-то еду, пожевал и плотно завернулся в шинель, выставив наружу небольшое хрящеватое ухо. Вроде уснул.

Нас с Филенко тоже клонило ко сну.

— Лягайте, товарищ лейтенант, — предложил ефрейтор. — Я покараулю.

— Потерплю, — ответил я. — Лучше сперва ты.

— Та я шо, я звычный...

Так и сидели мы оба до полуночи. Лишь тогда уже тоном приказа я предложил Филенко ложиться спать. А под утро ефрейтор сменил меня, и я поспал часа три.

Завтракали всухомятку: бачок с кипятком в конце коридора опустел еще вечером. Лишь Цветков, разложивший отдельно на лавке свою снедь, раза два отхлебнул что-то из плоского немецкого термоса. Все, что он делал, было аккуратно, педантично. Что-то неуловимо чуждое проглядывалось в его облике, поведении.

Потом я пошел выяснить обстановку. В головном вагоне собралась вся поездная бригада. Седой проводник приветливо кивнул мне.

— Выспался, сынок?

— Как дома, даже не качает. В чем дело-то?

— Стоим!

— А почему стоим?

— Да, говорят, фриц мост нарушил.

Я вернулся в свой вагон. Проводник крикнул вслед:

— Старший-то ваш здоров? Вчера скучный чего-то был. Я уж думал, не приболел ли.

«Старший» — это Цветков. Ведь старик не знает, что тот едет на фронт не по своей воле...

День снова был теплый. Солнце так и лилось по небу, синему, без облачка. А нас это не радовало. Ясный день, значит, летный.

И правда, вскоре грянуло:

— Воздух!

Люди выскакивали из вагонов, катились с насыпи.

Рванулся к выходу и Цветков. Филенко спокойно встал у него на дороге. Я сказал:

— Цветков, давай лучше сразу условимся: без нас ты ни шагу. Ясно?

Арестованный усмехнулся.

— А если бомбой жахнет? Тогда, пожалуй, и расстреливать некого будет. А, лейтенант?

Втроем мы добежали до ближнего леска. Но два «мессера», стремительно промчавшихся на большой высоте, даже не обратили внимания на наш состав.

Люди медленно, хмуро вглядываясь в небо, выходили из лесу. Возвращаться в вагоны до темноты никто не собирался.

Мы втроем двинулись к одинокому домику путевого обходчика. Дорогой Цветков философствовал:

— Бомба, она в законах не разбирается. И арестованного и конвоиров в одну яму уложит. Так что, лейтенант, лучше судьбу не испытывать...

К чему это он? Налета испугался? Нет, на труса он не похож.

Вдруг Цветков сказал:

— Стойте-ка, ребята. Давайте потолкуем.

Я остановился.

— О чем?

— Погоди, лейтенант, послушай. Вот вы ведете меня, а зачем ведете, думали? Ну, шлепнут меня, вам-то какая корысть?

В голосе его слышалось что-то вроде раскаяния. В первый раз я видел, что Цветков волнуется.

— Отпустили бы вы меня, а, ребята? Там скажете: «Угодил под бомбежку» или «Убит при попытке к бегству». Вам видней...

— Значит, тебя на все четыре стороны, а нам отвечать?

— Я ж не враг! Сами знаете, что нашего брата губит: водка да баба.

«Вот куда ты гнешь, голубчик! Интересно!»

Долго молчавший Филенко не вытерпел, вмешался в разговор:

— Стыдно, товарищ... гражданин бывший капитан, слухать такое. Нарушили закон и ответите по закону.

Капитан пожал плечами, скривил губы в усмешке.

— Чудак! Да твой закон, как веревка. Можно приподнять и подлезть под нее. Можно к земле прижать и аккуратненько перешагнуть. Отпустите, братцы! Честное слово, в часть вернусь. Правда, запоздал, но велика ли беда. Скажу, жена заболела и справку представлю...

Мне хотелось выругаться, но я только сказал с презрением:

— Не ловчи. Дураков нет.

Он укоризненно покачал головой.

— Лейтенант, ты ж русский человек!

— Хватит, Цветков! Пошли!

И вторую ночь мы провели в поезде. Теперь уже спали по-человечески, по пять часов: сперва Филенко, потом я. Наступил новый день, но и он не принес нам ничего хорошего. Когда мы наконец тронемся? Через день? Через три? Через неделю?

Я сказал Филенко:

— Собирайся. Пойдем пешком.

Он кивнул.

Но вдруг раскипятился Цветков:

— Это еще с какой стати? Я не обязан таскаться черт-те где. Арестовали, так везите!

Филенко хладнокровно возразил:

— Я ж тебя силком вытурю.

Цветков посмотрел на него, подумал немного и согласился.

И совершенно спокойно стал собирать рюкзак.

Километров шесть мы шли, никуда не сворачивая, по шпалам. Наконец увидели мост, верней, то, что от него осталось. Два сорванных пролета лежали внизу, поперек крохотной речонки. Искореженные фермы наполовину ушли в грязь. И в этой же грязи возились саперы — крепили тросы. Восстановительные работы только начались.