БСФ. Том 23. Антология - [13]

— И ты знаешь больше, чем полагается знать мыслящей машине, — пробормотал Алек. — Но интересно, куда же это приведет?

— Ты имеешь в виду чувства? — осторожно спросил Дирак.

— Возможно, — еще более осторожно ответил человек. — И кто же такой Лос?…

— Сейчас поймешь… У них имеются две фазы существования, строго ограниченные по времени. Первая фаза — фаза гусеницы — длится ровно сорок лет. Они могли бы увеличить или уменьшить этот срок, поскольку им давно известен код наследственности, но они считают его самым целесообразным по многим причинам. Точно к концу этого срока они превращаются в коконы, из которых через десять месяцев выпорхнут бабочки. Насколько я понял, каждая бабочка помнит о своей прошлой жизни и не является новой, вновь рожденной индивидуальностью. Гусеницы предоставили им самую красивую, с наиболее стабильным климатом часть континента — ту, возле экватора. Сами остались жить в более суровом климате океанского побережья. Здесь их города, заводы, вся их цивилизация. Бабочки живут, надо полагать, не занятые никаким трудом. Единственная их полезная деятельность — продолжение рода. Любовная жизнь не ограничена институтом брака. Видимо, чувства у них возникают стихийно и не обусловлены сроками. Единственная обязанность бабочек перед обществом — отложить яйца в отведенных местах, обо всем остальном заботятся гусеницы. Но за свою красивую жизнь они наказаны природой — живут очень мало, всего десять лет.

— Десять лет ничегонеделания — это совсем не мало! — усмехнулся Алек.

— Теперь вернемся к Лосу, — продолжал Дирак. — Ты сам понимаешь, что сорок лет — слишком короткий срок, чтобы поддерживать на нужном уровне столь сложную цивилизацию. Осуществляет эту трудную задачу Совет из двадцати старейшин, каждый из которых носит имя Лос. На языке Вар это значит «печальный». Совет печальных управляет всем обществом, единственная цель которого — достичь счастья путем перерождения.

— Чудесно! — пробормотал Алек.

— Но они едва ли так думают, — сказал Дирак. — В конце сорокового года каждый из тех, кто избран Лосом, искусственно сдерживает свое биологическое развитие. Лос не становится ни коконом, ни бабочкой. После десятимесячной летаргии он пробуждается снова гусеницей, принося себя в жертву обществу. У него нет своей личной цели, надежды на счастье. Они воплощают не только печаль, но и полную безнадежность. Единственный смысл их существования — обслуживать низшую фазу своего общества.

— Может быть, их жизнь и безнадежна, в печальна, но я им завидую, — тихо сказал человек.

Дирак не сразу ответил, но его пустые линзы как-то особенно пристально нацелились на человека.

— Сомневаюсь в твоей искренности, Алек, — сказал наконец он. — Казимир не будет зря утверждать, что не встречал такого жизнелюбивого человека, как ты.

— Это не имеет значения.

— Как это не имеет? Да ты ведь не откажешься от самой малой малости, Алек. Даже от матраца, даже от цыпленка.

— Вот именно поэтому! — воскликнул человек. — Должен тебе сказать, что я всегда сомневался в смысле тех высших цивилизаций, которые не могут дать ни мучеников, ни героев.

— Это же глупо, — сказал Дирак. — Ты вправду меня удивляешь.

— Может быть, и глупо, — пожал плечами человек. — Но я так это понимаю.

— Даже Лос так не думает, хотя он является своего рода мучеником ради общества.

— Это Лос номер один?

— Да.

— А кто его выбирает?

— Ты, конечно, понимаешь, что все происходит отнюдь не путем парламентских выборов. Это власть, к которой никто не стремится, которая не приносит никаких благ, одни тяготы. Совет сам намечает будущего Лоса, отбирая его из самых способных в отдельных отраслях науки. Каждый Лос, достигший стопятидесятилетнего возраста, автоматически исключается из Совета, независимо от его заслуг перед обществом и вскоре, лишенный цели и смысла своего существования, умирает…

— Несколько жестоко, — сказал Алек. — Но так и должно быть.

Он немного подумал и добавил:

— Я хочу видеть Лоса.

— Ты увидишь его утром, — сказал Дирак. — Но я прошу тебя, будь осторожен и внимателен.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Может быть, с этого следовало начать, — сказал Дирак. — Дело в том, что Лос отказался пропустить меня к вездеходу. Я хотел установить связь с Казимиром, но из осторожности не сказал ему об этом. И все-таки он меня не пустил. Мне кажется, они считают нас своими пленниками.

— Ты полагаешь?

— Возможно, они опасаются нас, поэтому хотят изолировать от нашей базы. Они считают, что мы попали сюда с ракеты и не знают, что вокруг Вар кружит наш звездолет. Я, со своей стороны, ничего им не сказал.

Алек взглянул на него с любопытством.

— Честное слово, я не знал, Дирак, что ты способен лукавить.

— Я способен на все, когда речь идет о вашей безопасности, — ответил робот. — И поэтому считаю: с ним надо держаться очень осторожно и рассеять все его сомнения.

Алек молчал.

— Я думаю, что мы поймем друг друга, — сказал он. — С печальным человеком всегда можно договориться. Главное, чтобы он не был бесчувственным.

Он внутренне сжался, сказав последнее слово, но Дирак не подал вида, что воспринял слова человека как обидный намек. И чтобы переменить тему, человек быстро взглянул на часы.