Брусилов - [22]

Блестящие хозяйки дома не могли, естественно, не произвести на него впечатления, однако он был целомудрен и строго воспитан, чтобы позволить себе какую-либо хоть малейшую вольность или фривольность. К тому же Вера Петровна и Елена Петровна были давно замужем, следовательно…

Правда, в доме очаровательно щебетала милая девочка-подросток Наденька, дочь Веры Петровны. Молодой Алексей Брусилов церемонно, с нарочитой серьезностью ухаживал за ней, танцевал (а танцор он был отменный), разговаривал по-французски, деликатно поправляя девичьи ошибки в языке (сам-то он говорил как истый парижанин). Было ли что-нибудь серьезное в этом детском, несерьезном ухаживании? Вряд ли. Лишь впоследствии Брусилову неожиданно пришлось вернуться «на круги своя», а потом это возвращение сыграло в его жизни и памяти о нем весьма существенную роль. Но о том позже.

В 1884 году ротмистр Брусилов вступил в законный брак. По тогдашним правилам всякий офицер должен был испросить разрешение на женитьбу у командира своего полка. То был обычай, законом не предусмотренный, но строго соблюдаемый. Роль такого рода в судьбе жениха призван был сыграть тогдашний начальник Офицерской кавалерийской школы генерал Тутомлин (он стал первым ее начальником и возглавлял до 1886 года). Согласие было, разумеется, дано, и охотно: ведь Брусилов не имел главного препятствия к вступлению в брак для офицера, препятствия, весьма нередкого в ту пору: отсутствие карточных и иных долгов.

Кто же была избранницей его сердца? И сердца ли?.. Здесь у нас есть краткое, но вполне определенное свидетельство самого героя, свидетельство, сделанное им много-много лет спустя, поэтому тем более достоверное. В воспоминаниях, написанных, когда «года минули, страсти улеглись», сказано: «Этот брак был устроен согласно желанию моего дяди, ввиду общих семейных интересов». И далее, сразу же после точки: «Но, несмотря на это, я был очень счастлив, любил свою жену горячо, и единственным минусом моей семейной жизни были постоянные болезни и недомогания моей бедной, слабой здоровьем жены».

Стало быть, «неравный брак», иллюстрация к картине Пукирева с обратным сюжетом? Нет! Совсем нет. Да, Брусилов женился вроде бы «по расчету» (то есть «согласно желанию дяди»), но то был «расчет» не материальный, не имущественный или карьерный, а вступление в брак по искреннему и глубокому чувству долга. Семью, полагал он, как было принято в его среде, следовало создавать не по страсти, не по прихоти, а из соображений нравственного правопорядка. Так говорит ему и воспитатель, заменивший отца: невеста — девушка его круга и безупречной репутации. Будущая семья есть продолжение рода, сочетание обязанностей и взаимной ответственности. А любовь для всех положительных мужчин и женщин, считалось, приходит уже в супружестве. Так жили до нас, так будем жить и мы. И много позже Брусилов имел полное моральное право заключать с исчерпывающей краткостью: «В общем, могу сказать, что первый мой брак был безусловно счастлив».

Да, счастлив, ибо юная, хрупкая, болезненная и не очень внешне красивая жена его горячо и преданно любила своего мужа, жила его жизнью, его интересами, страстно желала детей, была скромна, благонравна и заботлива. И он отвечал ей совершенно тем же. Воспитанная в семье прибалтийских немцев, Анна Николаевна была лютеранкой, но ради мужа перешла в православие, причем вопреки настроениям семьи, что для кроткой и послушной дочери означало шаг серьезный и существенный. Жили молодые супруги дружно, но… Хрупкая и болезненная жена Брусилова вскоре родила мертвого ребенка. Затем второго. Наконец, в 1887 году у них благополучно родился сын, названный по отцу Алексеем.

Брусилов начал службу в школе в уже знакомой ему должности адъютанта. В тех условиях это было, говоря современными понятиями, нечто вроде заведования учебной частью — заботы весьма обременительные, как нынче, так и тогда. Тем более что школа, по существу, только складывалась, много предстояло усовершенствовать и расширить. Он принялся за дело основательно, вдумчиво и настойчиво. Деловитость Брусилова была именно такой. Ведь деловитость тоже бывает разной. У одних она взрывная, бурная, как водопад. А есть спокойная, неброская внешне, но чрезвычайно направленная и поэтому очень результативная. Не сразу, не рывком, но неуклонно и постепенно адъютант школы навел четкий порядок в порученной его надзору организации учебных занятий.

В школе перед Брусиловым возникли совершенно новые, неведомые ему ранее, служебные и человеческие сложности. Одно дело — командовать подразделением в воинской части. Там все просто: вот солдаты, вот офицеры — старшие или младшие. Иное дело здесь, в Офицерской (офицерской!) школе. «Учащиеся» тут тоже офицеры, причем уже не мальчики, а тридцати- или сорокалетние люди, опытные и бывалые служаки, к тому же по чинам и званиям нередко не уступавшие Брусилову, а кое-кто был и повыше. Руководить таким составом сложно, поэтому нередко между иными преподавателями и учащимися возникали ссоры на почве взаимно уязвленных самолюбий.

И тут проявилась (а позже укрепилась) очень важная черта личности Брусилова, черта, без которой ему впоследствии было бы трудно, прямо-таки невозможно руководить большими массами людей: это необычайная человеческая осторожность и деликатность в отношения с подчиненными. Подобное никак не есть умаление требовательности и даже строгости, как размашисто полагают иные строевики-горлодеры. Напротив, строгий приказ, отданный с уважением к характеру и настроению исполнителя, оказывается подчас наиболее полезным для дела. И в Офицерской школе, и позже, и до конца своей долгой-долгой военной службы — никогда Брусилов не раздражался, не капризничал, не обижал людей «просто так», под настроение, под горячую, несдержанную руку.