Брусилов - [100]

Еще более поразил Брусилова вид самого города, и котором он прожил так долго, но давно не бывал. Улицы, площади и здания были, конечно, прекрасны, как и прежде, но не это бросилось в глаза старому петербуржцу: поражало изменение атмосферы, разительное отличие публики. Не существовало более чиновного, строгого, казенного Петербурга. Вместо него кипел, шумел, волновался, спорил, агитировал, ораторствовал на всех перекрестках и площадях Петроград демократический, Петроград революционный. Он был своеобычен, этот город революций, но и пугающе грозен для генералов, прибывших с фронта.

Председатель Совета министров встретил генералов очень любезно, но и в поведении Львова чувствовалась некая неуверенность: он как раз вел переговоры с Советом рабочих и солдатских депутатов о создании нового правительства, в которое должны были войти эсеры и меньшевики.

Совещание началось в 4 часа на квартире Львова в доме на Театральной площади. Алексеев подробно описал военно-стратегическое положение, главнокомандующие фронтов дополнили его. Общий тон сообщений свидетельствовал, что положение в действующей армии, хотя и очень трудное, но не безнадежное. Генералы хотели одновременно и попугать Временное правительство и в то же время не доводить испуг до степени паники, чтобы побудить буржуазных политиков действовать более активно и решительно.

Обедали у Львова, затем продолжали обсуждение до 11 часов вечера. На следующий день в Мариинском дворце собрались послушать генералов министры, часть членов Государственной думы, депутаты Петроградского Совета. По выражению Брусилова, «говорено было много» — этим страдала в ту пору вся Россия, от края до края и от мала до велика. И, как обычно в таких случаях, толку от разговоров было немного. Содержание своего выступления перед меньшевистско-эсеровскими деятелями Совета Брусилов вкратце изложил так:

«Я говорил, что не понимаю смысла работы эмиссаров Совета рабочих и солдатских депутатов, старающихся углублять развал армии, якобы опасаясь контрреволюции, проводником которой якобы может быть корпус офицеров. Я считал необходимым заявить, что я лично и подавляющее число офицеров сами, без принуждения присоединились к революции, теперь мы все такие же революционеры, как и они. Никто не имеет права подозревать меня и офицеров в измене народу, а потому не только прошу, но настоятельно требую прекращения травли офицерского состава, который при подобных условиях не в состоянии выполнять своего назначения и продолжать вести военные действия. Я требовал доверия, в противном же случае просил уволить меня от командования войсками Юго-Западного фронта…»

Несомненно, Брусилов был искренен, когда говорил о своей преданности Временному правительству и «делу демократии». Но так же несомненно, во-первых, что совершенно напрасно ручался он за «подавляющее число» офицеров, среди них было немало и настроенных открыто контрреволюционно. Во-вторых, искренность намерений следует сопоставлять и проверять делами, о людях, как и о политических партиях, судят не по словам, а по делам. Не приходится сомневаться, что некоторые действия Брусилова (о них — ниже) лили воду на мельницу контрреволюции, хотя он, вероятнее всего, этого и не хотел и не понимал, что делает.

В Петрограде Брусилов впервые встретился с Керенским. Ловкий, удачливый и вследствие того популярный дореволюционный адвокат, обладавший недюжинным красноречием, скорее краснобайством, Керенский в первые послереволюционные месяцы стал кумиром мелкобуржуазных слоев города, интеллигенции. «Душка Керенский» умел производить впечатление — в основном на политических младенцев. Видимо, поначалу он понравился и Брусилову.

Совещание в целом закончилось безрезультатно. Поскольку все же наступать предполагалось, Брусилов просил Керенского приехать на Юго-Западный фронт, чтобы «воодушевить» войска изложением позиции Временного правительства. Керенский обещал.

Через день Брусилов снова был на фронте. 7 мая он выступал на заседании фронтового съезда. Приветствовали его очень горячо, и аплодисменты прекратились только по знаку самого Брусилова:

— От всего сердца благодарю вас, дорогие боевые товарищи и друзья, за эту горячую встречу, которую вы мне устроили…

Два часа на закрытом заседании съезда Брусилов говорил о положении в армии, о поездке в Петроград. Сообщил и о беседе с новым военным министром:

— Александр Федорович Керенский, — сказал Брусилов, — именно тот человек, который нужен России в настоящий момент на таком ответственном посту…

Брусилов еще не понимал — России нужны были совсем иные люди…

Керенский не замедлил выполнить обещание: 12 мая он пожаловал на Юго-Западный фронт. С ним приехал Альбер Тома — французский министр-«социалист» явился в Россию, чтобы убедиться в готовности ее продолжать войну. Теперь он разъезжал по стране, уговаривая русских рабочих в тылу и солдат на фронте «потрудиться» на благо войны, то есть во имя интересов французских и русских капиталистов.

Керенский выступил на съезде, а на следующий день он и Брусилов смотрели в Бучаче «батальон смерти». Тут необходимо объяснение.