Броневая рапсодия - [36]
Произведения эти в определенной степени автобиографичны, ибо с их страниц встают кавалеристы-буденновцы, целые экипажи бронепоездов, командиры, комиссары — вчерашние рабочие, крестьяне, студенты. Во многих образах узнаются черты самого автора: его жажда знаний, стремление к справедливости, неиссякаемая жизнерадостность, постоянная готовность идти за дело революции в огонь и в воду. Видно, как из паренька с гомельской фабричной окраины год от года выковывается зрелый командир, трезво мыслящий, государственный человек — военачальник танковых войск. Он растет, поднимается к вершинам своего «броневого» призвания не в одиночку, а вместе с окружающими людьми, черпает энергию в неиссякаемом роднике новой жизни, творческом поиске.
Несомненно, большой интерес представляют работы А. И. Лизюкова, в которых обобщается его личный фронтовой опыт. Небольшие по формату и объему книжки помогали бойцам и командирам бить фашистов, как выражался сам автор, «по самой короткой дорожке, в самое больное место».
Не случайно, что именно эту сторону творческой деятельности Александра Ильича неоднократно отмечали в своих воспоминаниях и статьях наши выдающиеся полководцы Г. К. Жуков, А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский.
Лизюков был разносторонне развитой, одаренной личностью. Он хорошо знал и любил литературу, искусство, не без успеха пробовал силы в прозе и поэзии, тонко понимал и ценил живопись, музыку.
Самой дорогой «музой» для Александра Ильича все-таки стала грозная, разящая броня. В суровом облике стальной крепости на рельсах, отбитой в тяжелом, неравном бою с интервентами и белогвардейцами, она с первой встречи покорила сердце гомельского паренька. Овладела им сразу и на всю жизнь!
В часы коротких перерывов, затиший между боями в тесных казематах происходили жаркие и долгие споры: откуда у брони такая удивительная сила противостояния любому снаряду, любой бомбе? Откуда у нее не только крепость, но и красота? Объясняли это каждый на свой лад.
— От солнца, — отвечал черноморский флотский командор Василий Солонин. — От огня, расплавившего железо. Отсюда у нее и жароустойчивость.
— От земли, — добавлял хлебороб Ондрий Соха. — Руда добывается из ее чрева. Несет она в себе соки и крепь недр.
— От песни, — упрямо настаивал потомственный путиловский кузнец Никанор Козырев, один из самых умелых и надежных машинистов бронепоезда. Чтобы убедить тех, кто с ним не соглашался, рассказывал древнюю легенду о том, что в старину самые прочные панцири, кольчуги, мечи, наконечники для копий ковались под мелодичный речитатив, которым соизмеряли время закалки и другой обработки металла. Кузнец запевал, молотобоец вторил. Позванивал тенором молоток кузнеца: дзинь-дзень-дзонь!
Гремел басом молот его напарника: ух-ух-ух!
Чем задорнее, радостнее звучали голоса у горна над наковальней, чем чаще разлетались искры под точными, сильными ударами железа о железо, тем туже сжимался металл заготовки, обретая необходимые твердость, упругость, гибкость, долговечность. Во весь размах широких натруженных плеч работалось и под песни о чудесном русском раздолье, о жизни без захребетников, о свободной, счастливой доле. И под стать этому рождалась броня чистая, звонкая, не ведающая никаких преград, не знающая износа.
Верой и правдой служила «песенная» броня могучим богатырям России во многих битвах. Надолго запомнили чужеземцы-захватчики сверкание булатных мечей русских полков на льду Чудского озера, на поле Куликовом, грохот залпов под Бородином.
Более двадцати лет своей жизни посвятил А. И. Лизюков горячо любимому «танковому» призванию. В его короткой, но яркой судьбе, словно в кузнечной легенде, слились крепость закаленной в огне сражений стали с красивой народной песней о счастье жить и творить на свободной земле под мирным солнечным небом отечества.
