Броненосец «Адмирал Ушаков» - [5]

Рано утром 20 марта мы подошли к Джибути, где и простояли пять суток. Собственно говоря, мы стояли не в Джибути и даже не на его рейде, а в открытом море в 6-7 милях от берега.

Насколько велико было это расстояние, видно из того, что хороший паровой катер должен был тратить почти полтора часа на переход от эскадры до пристани, а силуэты кораблей с берега были еле приметны.Так было сделано адмиралом во избежание каких бы то ни было разговоров относительно нарушения французского нейтралитета.

Время стоянки в Джибути посвятили пополнению запасов угля с немецких угольщиков, которые после того нас покинули, а также необходимым работам по машинной части. Запасшись возможным количеством свежей провизии и закончив расчеты с берегом, около полудня 25 марта отряд снялся с якоря и направился в Аденский залив.

И ровно через два месяца, а именно 25 мая, нам (и то не всем, а только двум третям офицерского состава “Ушакова”) снова удалось ступить на землю. И, увы, это была уже земля Японии. Мы очутились в плену. Но тогда, полные самых светлых надежд, мы не допускали даже мысли о возможности неблагоприятного исхода и в самом бодром настроении готовились к преодолению шири Индийского океана.

Через два дня после выхода в Аденский залив была произведена для практики первая боевая стрельба. Адмирал, понимая, что в бою придется стрелять исключительно на больших дистанциях, решил эту стрельбу проделать на настоящих боевых расстояниях.

Пять наших буксирных щитов были связаны вместе и оставлены свободно плавать. Стрельба началась с 50 кабельтовых, так что сначала щиты даже в оптические прицелы с трудом различались. Перед стрельбой адмирал отдал приказ, в котором говорилось, что если цель находится далеко по носу, то командиры судов самостоятельно строятся в строй пеленга, дабы все орудия могли действовать и передние мателоты не мешали задним. По мере же приближения цели к траверзу корабли опять вступают в кильватерную колонну и действуют всем бортом.

Так вел наш отряд эту первую стрельбу, также производилась и вторая, и также должны мы действовать в бою, если бы нам суждено было иметь дело с неприятелем до соединения со второй эскадрой. А когда пробил наконец роковой час ужасного Тсу-Симского боя, то дюжина наших разнотипных броненосцев, вытянувшись в одну бесконечную кильватерную колонну, в которой тихоходы парализовали наши главные силы, целый день не маневрировали, а судорожно метались из стороны в сторону, поочередно избиваемые расчетливо действовавшим врагом.

Недавно из русских газет мне пришлось узнать, что находятся люди, объясняющие Тсу-Симский разгром тем, что к эскадре насильно “были пришиты утюги” отряда Небогатова.

Это мнение до такой степени наивно, что на него не стоило даже обращать внимания, если бы оно высказывалось кадетом младшего класса, а не лицом, занимавшим столь важное место в штабе эскадры и причастным к делу именно "перекраивания и сшивания надлежащим образом имеющихся под руками боевых сил". Цель этих заметок исключительно описательная, а отнюдь не желание что-либо подвергать осуждению, но не могу не высказать, что со времени нашего вступления в состав второй эскадры постоянно чувствовалось, что многое стало делаться не так, как надо, а 14 мая все делалось именно так, "как не надо сражаться". Обнаружился какой-то внутренний разлад.

Я убежден, что ради ограждения русского флота от повторения подобного разгрома вся Тсу-Симская трагедия будет подвергнута самому строгому и детальному исследованию, а что касается только что упомянутого мнения о "пришитых" утюгах, то мне кажется, что они очень пригодились бы в другой обстановке.

Однако, отклонившись в сторону, я возвращаюсь к продолжению прерванного описания.

Для наблюдения за результатами стрельбы пароход "Свирь" с офицерами адмиральского штаба был поставлен несколько в сторону, в удобном месте. Как трудно самому с судна определять на больших дистанциях падение своих снарядов, наглядно показывает то обстоятельство, что, когда всем, находившимся на мостике броненосца казалось, что снаряды ложатся хорошо, по возвращении к эскадре "Свири" выяснилось, что при хороших направлениях, отклонения в дальности, т. е. перелеты и недолеты были очень велики. Адмирала сильно огорчили результаты этой стрельбы, и он самое строгое внимание обратил на дальномерное дело.

На “Ушакове” находились четыре дальномера "Барра и Струда", из которых два были совершенно новые, пара же других, долго служивших слушателям артиллерийского класса, была далеко не в блестящем виде. На первой же стоянке в Меербате мы произвели самую тщательную проверку инструментов по звездным наблюдениям и уничтожили их погрешности.

По выходе из Джибути все были убеждены, что идем на Сокотру, где, по словам адмирала, предполагалась последняя перед выходом в океан погрузка угля.

Но после стрельбы, когда давно уже следовало склоняться на юг, к общему удивлению, все заметили, что "Николай" не только не меняет курс вправо, а наоборот приводит на NO. Оказалось, что мы направляемся в пустынную бухту юго-восточного берега Аравии-Меербат, где с рассветом 30 марта и стали на якорь. Часа через два сюда же прибыли и все наши транспорты, вышедшие из Джибути на 2 -3 дня позже нас. Общее командование транспортами находилось в руках флагманского интенданта, бывшего на "Куронии". На каждом транспорте, кроме вольнонаемного экипажа, находилось еще некоторое число военных матросов, состоявших под командой назначенных прапорщиков.