Бродяга - [2]
– Аэропланы, танки, наблюдательные шары, – оживился мальчик. – Вы их видели?
– Если на Сомме, то там одна грязь и слякоть. Там некогда было глазеть по сторонам, приходилось все время смотреть под ноги. Нас больше утопло, чем погибло от пуль.
– А воздушные бои были? – спросил мальчик. Раскинув руки, он загудел, как шмель, обежал вокруг и спикировал на землю.
– Не до аэропланов нам было, – покачал головой незнакомец.
– Беги и скажи матери, что я иду, – велел отец и извиняющимся тоном пояснил незнакомцу:– В голове одни глупости. Не вылезает из книг.
– Слов таких нет – рассказать, что там было.
В конце улицы они остановились у здания клуба.
– Погоди минутку. От пинты пива, я полагаю, ты не откажешься?
Миновав швейцара, он канул в шумные недра и вскоре появился с большой запотевшей кружкой.
– Забыл спросить: против горького пива не возражаешь? Осторожно, благоговейно слизнул незнакомец пену, сползавшую по стенке, и, закрыв глаза, посмаковал.
– Спаси и сохрани вас господь, – сказал он. Он по-другому это сказал, отметил про себя мальчик, чем говорит мистер Уиллис в воскресной школе, когда дает благословение. Зато незнакомец сказал это от души.
Мальчик был еще на середине рассказа, когда в дом вошли отец и его спутник.
– Что нового? – спросила мать опасным голосом, который ее сын хорошо изучил.
– Это мистер Форсайт, – представил отец своего спутника. – Он ищет работу.
– Неужели? – спросила она.
– Я пригласил его закусить с нами, – сказал отец, аккуратно опуская кружку на большой обеденный стол.
– Еще ничего не готово. И на такую ораву не хватит.
Подхватив свою кепку, незнакомец двинулся к двери.
– Я, пожалуй…
– Ты, пожалуйста, садись, – сказал отец тоже опасным голосом. Он отобрал у незнакомца его кепку и повесил ее на гвоздик за дверью. – Намажь, мать, ему пару кусков хлеба.
– Я вообще-то спешу. Мне еще надо приткнуться в какую-нибудь ночлежку в Барни.
– В ночлежку! – фыркнула мать, клочком газеты застилая тумбочку у окна.
– Может, лучше скатерть?
– Не валяй дурака, – сказала она и унеслась на кухню. Отец взял кружку и перенес ее на тумбочку.
– Присаживайся, – пригласил он.
– Может, не надо?
– Наплюй. Бери кружку. В горле-то небось пересохло. Ты прости: она хоть и брехливая, зато не кусается. Сердце у нее доброе, она только снаружи такая.
– Это видно.
– Нет, правда, она хорошая баба. Но что-то в его голосе заставило мальчика пожалеть отца. Мать стремительно вошла в комнату и поставила перед незнакомцем тарелку с хлебом и маленьким куском сыра.
– Это что такое? – темнея лицом, спросил отец. – Это что за отруби? Тогда сыру дай по-человечески.
– Я сделала на свой вкус. А хлеб домашний.
Но даже мальчик видел: что-то не так. Каждый кусок незнакомец проглатывал через силу, а потом тщательно прополаскивал рот пивом.
– Как, ничего?
– Роскошно.
– Ну, если тут все, то я пойду к себе на кухню.
– Ему еще нужна луковица. Выбери покрупнее, из наших. Ты с уксусом ешь?
– Нет, безо всего.
Вызывающе вздернув подбородок, мать вышла из комнаты. Ждали ее молча. Она принесла луковицу, нож, соль и перец.
– Благодарю, – со старомодной учтивостью сказал незнакомец.
– На здоровье.
С помощью луковицы проглоченный хлеб с маслом утолкался вроде бы окончательно. Незнакомец быстро завершил свой обед. Потом встал. Почему-то он казался смущенным.
– Спасибо, хозяин. Спасибо, хозяйка. Очень вам признателен. Мне пора.
И он ушел.
– Неплохая компания, – сказала мать. – С бродягами связался.
– Человек за тебя проливал кровь, погибал.
Смешно, подумал мальчик. Ведь он живой, этот человек. Как он мог проливать кровь и даже погибать?
– А мне плевать. Все они одинаковые, шантрапа чертова. Если бы они в самом деле хотели работать, они бы давно пристроились к месту.
– Он вроде меня. У него хорошая специальность. Он бы из кожи вон лез, если бы ему дали работу.
– Скажи спасибо, что я за тобой приглядываю. Тебя же любой вокруг пальца обведет, любой. Я его сразу раскусила. Я знаю, как обращаться с этой публикой.
Отец внимательно посмотрел на нее и ушел на кухню. Вернувшись, он кинул на стол распечатанную пачку маргарина.
– К примеру, кормить их маргарином, да?
– А что тут такого? – Она смело выдержала его взгляд. – Я ему хорошо намазала.
– Эх, мать! Ты хоть понимаешь, что ты сделала?
Еще слова не отзвучали, а мальчик зажмурился и молча заклинал отца не продолжать. Он знал, чем обязан незнакомцу и что должен был сказать отец, но он молился, чтобы тот не выдавал его. С матерью шутки плохи, она на расправу крутая.
– Я-то понимаю, я из ума еще не выжила! Надо быть слепым, чтобы не увидеть, какой это фрукт. Рвань и бездельник.
– Ну, нам лучше знать. Правда, шпингалет?
У мальчика сильнее, чем там, на поле, заколотилось сердце. Во рту у него пересохло, язык прилип к гортани. Он заглянул в глубокую, кисло пахнущую кружку.
– Смотри, пап! Тут еще осталось пиво. Хочешь, я догоню его?
Отец взглянул на него невидящими глазами.
– Нет, сынок, не надо. Это так, опивки. Не бери в голову. Наморщив нос, мать держала кружку в вытянутой руке.
– Вымыть надо поскорее, а потом сбегаешь и отдашь швейцару.
После мойки кружка сверкала, словно хрустальная. Когда он ее отдавал, на ней не было ни пятнышка от пива, которое так кисло пахнет. А вот лицо того бродяги никогда не сотрется из его памяти.
