Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия [заметки]

Шрифт

Интервал

Иосиф Бродский в: Joseph Brodsky: A Maddening Space, режиссер Лоренс Риткетли, производство Public Broadcasting Service и Channel 4.

Svetlana Boym, The Future of Nostalgia (New York: Basic Books, 2001), 307. «Пенелопа среди городов» – цитата из эссе Бродского «Watermark» (New York: Farrar, Strauss and Giroux). [Цитата приводится по русскому переводу эссе – «Набережная неисцелимых», сделанному Г. Дашевским. – Прим. перев.]

Автор использует здесь термин Стивена Гринблатта self-fashioning, который обычно переводится на русский как самоформирование (ср. перевод Г. Дашевского). Гринблатт применяет его для описания стратегий формирования собственного образа художниками Возрождения. – Прим. перев.

Использование Бродским имен группы модернистов-космополитов как «набора ссылок» (пользуюсь термином, который Патрик Кольм Хоган употреблял для описания канонической литературы и которым он характеризовал конструирование идентичности таких постколониальных авторов, как Дерек Уолкотт) можно проиллюстрировать на примере начала эссе «Поклониться тени». Автор, вспоминая причины, по которым он начал писать на английском языке, отрицает аналогию с такими модернистами, как Конрад, Набоков или Беккет, обратившимися к «языку иному, нежели [их] родной» «по необходимости», «из жгучего честолюбия», «ради большего отчуждения». Его цель, как он отмечает, была «очутиться в большей близости к человеку, которого я считал величайшим умом ХХ века: к Уистану Хью Одену» (СИБ2, 5, 256; пер. Е. Касаткиной). Отвергая канонические модернистские мотивы в качестве модели собственного обращения к английскому языку, Бродский неосторожно выдвигает на первый план их важность как точек культурного отсчета при конструировании собственной идентичности, не говоря уже об аффектированном сближении с Оденом, который стал образцом модернизма и космополитизма в самоформировании будущего нобелевского лауреата. См. рассуждения об Уолкотте в книге Патрика Кольма Хогана «Империя и поэтический голос: когнитивные и культурологические исследования литературной традиции и колониализма» (Patrick Colm Hogan, Empire and Poetic Voice: Cognitive and Cultural Studies of Literary Tradition and Colonialism (Albany: State University of New York Press, 2004), 157–196).

Дин Макканнел указывает на связь между туризмом и постмодернизмом в предисловии к изданию 1989 года своей книги «Турист» («The Tourist», 1976), ставшей классическим исследованием феномена туризма, отмечая, что в основе его лежит «процесс, в ходе которого современность, модернизация, современная культура основывают свою империю на глобальной основе», и поэтому он должен быть отнесен не к модернизму, а к постмодернизму. Макканнел отрицает декларацию о «мертвых субъектах, мертвых эпохах, мертвых голосах», провозглашаемую главными критиками постмодерна – для него они представляют «нереализованную скорбь» и «выражение антикреативного этоса, ностальгии по буржуазному или картезианскому субъекту и европоцентрическому прошлому – тем самым понятиям и институтам, которые критики хотят деконструировать». Тем не менее Макканнел интересуется, действительно ли его турист «был фигурой раннего постмодерна, отчужденной, но жаждущей осуществления собственной отчужденности – номадической, безместной, субъективной без духа, «мертвого субъекта». См.: Dean MacKannel, The Tourist (Berkeley: University of California Press, 1999), XV–XVIII.

Эссе, написанное по-английски, впервые было опубликовано в итальянском переводе Жилберто Форти как «Fondamenta Degli Incurabili» в декабре 1989 года. По-английски издано отдельной книгой под названием «Watermark» в июне 1992 года. На русском языке опубликовано в переводе Григория Дашевского в журнале «Октябрь» № 4, 1992 под названием «Набережная неисцелимых». Впоследствии этот перевод, расширенный и дополненный с учетом американского издания, был заново отредактирован и опубликован в седьмом томе собрания сочинений Бродского (Сочинения Иосифа Бродского: В 7 т. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. Т. 7). Далее, если нет специальных оговорок, эссе будет упоминаться и цитироваться в этом переводе. – Прим. перев.

«После путешествия» и «Путешествие в Стамбул» были изначально написаны по-русски, но переведены на английский автором совместно с Александром Сумеркиным в первом случае и с Аланом Майерсом во втором. Остальные три эссе Бродский написал по-английски. Текст о Ленинграде, включенный в «Меньше единицы», первоначально появился в журнале «Vogue» (сентябрь 1979) под названием «Ленинград: таинственный город» («Leningrad: City of Mystery»), затем был переведен на русский Львом Лосевым и напечатан в журнале «Часть речи» (№ 1. 1980). Эссе «Место не хуже любого» («A Place as Good as Any»), включенное впоследствии в книгу «О скорби и разуме», переведено Еленой Касаткиной и впервые опубликовано на русском в специальном выпуске журнала «Звезда», посвященном Бродскому (№ 1. 1997). Английское эссе «Watermark» («Водяной знак») было впервые напечатано ограниченным тиражом по-итальянски (см. прим. 1 на с. 13).

Термин транскультурация, используемый в этнографии, впервые появился в трудах кубинского социолога Фернандо Ортиса. Для моей работы наиболее подходит определение, данное Мэри Луизой Пратт, согласно которой термин используется для описания того, как «подчиненные или маргинальные группы создают новое на основе отбора материалов, предоставленных им доминантной культурой или культурой метрополии». См.: Mary Louise Pratt, Imperial Eyes: Studies in Travel Writing and Transculturation (London: Routledge, 1992), 6.

Питер Хьюм и Тим Янгс, предисловие к «Кембриджскому справочнику по литературе путешествий» (Cambridge Companion of Travel Writing / Ed. Hulme and Youngs (Cambridge: Cambridge University Press, 2002), 1–13). Неуловимость жанра отражена и в обилии определений, применяемых к путевой литературе. В английском языке могут использоваться среди прочих: литература путешествий, путевая литература, жанр путешествия, травелог, путевые записки, путевые заметки, нарратив путешествия, путевые повести и путевая поэзия. Основные русские термины: литература путешествия, травелог, путевые заметки, путевые очерки и путеводитель в стихах. Некоторые из этих терминов могут восприниматься как обозначающие поджанры со специфическими свойствами (для большинства читателей, вероятно, травелог ассоциируется с более обширным повествованием, чем путевые записки), но все они представляют дискурсивные практики, которые могут быть описаны как литература путешествий. [Здесь и далее travel writing будет переводиться в основном как «литература путешествий». – Прим. перев.]

Edward Said, The World, the Text and the Critic (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1983), 4. Отправная теоретическая точка рассуждений Саида – это критика структуралистского понимания текста как «герметического текстуального космоса <…> в котором значение измеряется <…> целиком интроспективно или интеллектуально» (35). Он возражает на это, что «у текста есть способы существования, которые даже в самых утонченных формах опутаны обстоятельствами времени, места и общества – короче говоря, эти тексты существуют в мире, поэтому являются „обмирщенными“» (Ibid.), и предлагает рассматривать текст как «значимую форму, в которой <…> обмирщенность, обстоятельственность, статус события имеют осязаемую подробность и в то же время историческую протяженность, инкорпорированные в текст как неотъемлемая часть его способности продуцировать и передавать значения» (39).

Этот краткий обзор основан на работе Андреаса Шёнле «Authenticity and Fiction in the Russian Literary Journey, 1790–1840» (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2000), см. особенно 1–16. [Русский перевод: Шёнле А. Подлинность и вымысел в авторском самосознании русской литературы путешествий 1790–1840. СПб.: Академический проект, 2004, см. с. 5–20. – Прим. перев.] См. также: Sara Dickinson, Breaking Ground: Travel and National Culture in Russia from Peter I to the Era of Pushkin (Amsterdam: Rodopi, 2006); T. Roboli, The Literature of Travel, in: Russian Prose / Ed. B.M. Eikhenbaum and Yury Tynianov, trans. and ed. Rey Parrot (Ann Arbor, Mich.: Ardis, 1985) [Роболи Т. Литература «путешествий» // Русская проза / Под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова. Л.: Academia, 1926. С. 42–73. – Прим. перев.]; Reuel K. Wilson, The Literary Travelogue. A Comparative Study with Special Relevance to Russian Literature from Fonvizin to Pushkin (The Hague: Martinus Nijhoff, 1973); Derek Offord, Journeys to a Graveyard: Perceptions of Europe in Classical Russian Travel Writing (Dordrecht: Springer, 2005).

Susan Layton, Russian Literature and Empire: Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoi (Cambridge: Cambridge University Press, 1994), особенно 54–70; Monika Greenleaf, Pushkin and Romantic Fashion: Fragment, Elegy, Orient, Irony (Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1994), 8–55, особенно 144–145.

Julie Buckler, Mapping St. Petersburg: Imperial Text and Cityshape (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2005), 89–115.

См., например, «Молнии искусства» Блока, «Путевые заметки» Белого, «Мик. Африканская поэма» и «Шатер» Гумилева, «Охранную грамоту» Пастернака, «Путешествие в Армению» Мандельштама, «Стихи о Париже» и «Мое открытие Америки» Маяковского.

О восприятии Африки русскими модернистами см.: Gwen Walker, Silver-Age Writers on the «Black» Continent: Russia, Africa and the Celebration of Distance (PhD diss., University of Wisconsin–Madison, 2003).

Carol Avins, Border Crossings: The West and Russian Identity in Soviet Literature 1917–1934 (Berkeley: University of California Press, 1983), 139, 150.

Негативные отзывы современных Мандельштаму критиков на его эссе предвещали закручивание гаек в культурных институтах в эпоху сталинизма. См.: Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Т. 2. С. 420–423.

Anne E. Gorsuch, «There Is No Place Like Home»: Soviet Tourism in Late Stalinism // Slavic Review 4 (2003): 760–785.

Тем не менее заграничные путешествия продолжали жестко контролироваться государством. Марина Балина описывает в своей работе зарубежные литературные путешествия как официальную советскую практику: A Prescribed Journey: Russian Travel Literature from the 1960s to the 1980s // Slavic and East European Journal 38 (1994): 261–270.

О значимости романтики путешествий для шестидесятников пишут Петр Вайль и Александр Генис в книге «60-е: Мир советского человека» (Ann Arbor, Mich.: Ardis, 1988), 93–135 (книга переиздавалась в России, см., например, последнее издание: Вайль П., Генис А. 60-е: Мир советского человека. М.: АСТ: CORPUS, 2014. C. 144–162).

Hulme and Youngs, Cambridge Companion to Travel Writing, 1.

Помимо уже упоминавшегося «Кембриджского справочника по литературе путешествий» особый интерес для меня представляют следующие работы: Mary Louise Pratt, Imperial Eyes; Alison Russell, Crossing Boundaries: Postmodern Travel Literature (New York: Palgrave, 2000); Maria Alzira Seixo, ed., Travel Writing and Cultural Memory (Amsterdam: Rodopi, 2000); Steve Clark, ed., Travel Writing and Empire: Postcolonial Theory in Transit (New York: St. Martin’s Press, 1999); Dennis Potter, Haunted Journeys: Desire and Transgression in European Travel Writing (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1992); Patrick Holland and Graham Huggan, Tourists with Typewriters: Critical Reflections on Contemporary Travel Writing (Ann Arbor, Mich.: University of Michigan Press, 1998). О путешествии в теоретическом плане см.: Caren Kaplan, Questions of Travel: Postmodern Discourses of Displacement (Durham, N.C.: Duke University Press, 1996).

С точки зрения исторической и социальной науки понятие империи сложно определить однозначно. Марк Бейсинджер отмечает это в обсуждении применимости термина к советской истории: «Чем больше разнообразия в представлениях разных эпох об империи наблюдаешь, тем больше оснований считать, что этот термин всегда был до некоторой степени метафоричным, даже в его изначальном применении к Риму». Империя «со всей совокупностью смыслов, к которым этот термин отсылает», продолжает Бейсинджер, сохраняется как средство политического анализа, равно как и политической практики, и «применяется в большом количестве случаев – даже в мире, в котором формально империи перестали существовать». В поздние 80-е и ранние 90-е отсылка к Советскому Союзу как к империи стала «банальным фактом» и «общей методологической рамкой, внутри которой советское государство и его распад были проанализированы как с точки зрения отношений между государством и его мультикультурным населением, так и со стороны советского контроля над Восточной Европой» (Slavic Review 2 [2006]: 294–303). Отвлекаясь от вышесказанного, можно отметить, что обсуждение концепта империи в творчестве Бродского, предлагаемое в этой книге, основывается на том, что представление о СССР как об империи было широко распространено в советском неофициальном интеллектуальном дискурсе еще до распада Союза, что показывают, например, стихотворения Бродского «Anno Domini» (1968) и «Post aetatem nostram» (1970). В «Колыбельной Трескового мыса» (1975) слово империя отсылает одновременно к СССР и США. Об использовании этого слова по отношению к Советскому Союзу в 60-е годы см. книгу Вайля и Гениса «60-е» (321–343) (по указанному русскому изданию. – Прим. перев.).

Под имперским знанием я имею в виду традицию письма, формирование которой описано Эдвардом Саидом в его книге «Ориентализм». Саид пишет о функции литературы путешествий в производстве этого знания, подчеркивая, что путевые нарративы, описывая встречу с неизвестным, часто подчеркнуто зависимы от традиции, заложенной в предшествующих текстах. Будучи легитимизированы авторитетом «академических ученых, институтов и правительств», замечает Саид, такие тексты «могут порождать не только знание, но и саму описываемую ими реальность. Со временем такое знание и такая реальность создают традицию, или то, что Мишель Фуко назвал дискурсом, чье материальное присутствие или вес (а вовсе не оригинальность отдельного автора) в действительности ответственны за возникающие в ее пределах тексты». [Цит. в переводе А.В. Говорунова по: Саид Э. Ориентализм. М.: Русский миръ, 2006. С. 147. – Прим. перев.]

Дерек Оффорд в своем исследовании русской литературы путешествий XVIII и XIX веков предлагает некоторые соображения по поводу того, как евроцентристское тщеславие повлияло на конструирование русской национальной идентичности по отношению к Европе. См.: Offord, Journeys to a Graveyard, 7–13.

Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 22–23.

Фредрик Джеймисон обозначил связь новых эстетических практик постмодернизма с постимперским или неоколониальным периодом позднего капитализма в своей ставшей классической работе «Постмодернизм и общество потребления», указывая на 60-е как переходный период, в котором «устанавливается новый международный порядок (неоколониализм, Зеленая революция, компьютеризация и распространение электронных форм информации), потрясаемый и подтачиваемый собственными внутренними противоречиями и внутренним сопротивлением». См.: Fredric Jameson, Postmodernism and Consumer Society // The Anti-Aesthetic: Essays On Postmodern Culture / Ed. Hal Foster (New York: New Press, 1998), 113. [На русском языке опубликовано в журнале «Логос». № 4. 2000; я даю свой перевод фрагмента. – Прим. перев.]

О понимании империи как дискурсивной практики см.: Edward W. Said, Culture and Imperialism (New York: Vintage Books, 1993), 12–13. См. также прим. 22 к этому разделу.

Linda Hutcheon, Irony, Nostalgia, and the Postmodern, 1998, http://www.library.utoronto.ca/utel/criticism/hutchinp.html (accessed April 10, 2008). [Проверено 24 октября 2016. – Прим. перев.]

Susan Stewart, On Longing: Narratives of the Miniature, the Gigantic, the Souvenir, the Collection (Durham, N.C.: Duke University Press, 1993), 135.

Первую позицию см. в работе: Ранчин А. На пиру Мнемозины: Интертексты Иосифа Бродского. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 12, вторая обозначена в статье Михаила Эпштейна и Александра Гениса в: Russian Postmodernism: New Perspectives on Post-Soviet Culture / Ed. Mikhail Epstein, Alexander Genis, and Slobodanka Vladyi-Glover (New York: Berghahn Books, 1999), 473.

Thomas Epstein в: Epstein, Genis, and Vladyi-Glover, Russian Postmodernism, vii.

Выражение «состояние постмодерна», ставшее сегодня общим местом для исследований постмодерна, впервые появилось в названии книги Жана-Франсуа Лиотара и в его исследовании «кризиса нарративов», особенно «Великого нарратива». Он вводит этот термин в связи с идеями о том, как производится, контролируется и легитимизуется знание на Западе. См.: The Postmodern Condition: A Report on Knowledge (1978; английский перевод 1984). [Русский перевод: Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. Н. Шматко. СПб.: Алетейя, 2016. – Прим. перев.] См.: Bill Readings, Introduction to Lyotard: Art and Politics (London: Routledge, 1991), особенно 63.

Pratt, Imperial Eyes, 10.

В русском переводе упомянутая строка из этого стихотворения, написанного по-английски, звучит как «Здесь правит Урания и не найти следа Клио». – Прим. перев.

Пратт использует термин «контактная зона» для обозначения «пространства колониального столкновения», и даже несмотря на то, что «Путешествие в Стамбул» не свидетельствует прямо о наличии такого столкновения, воображаемое пространство текста представляет Стамбул как место, «в котором географически и исторически разделенные народы вступают в контакт и устанавливают постоянные отношения, обычно в условиях принуждения, радикального неравенства и неустранимых противоречий», как Пратт далее определяет упомянутый термин (Imperial Eyes, 6).

О третьем пространстве см.: Homi K. Bhabha, The Location of Culture (London: Routledge, 1995), 36–39, 216–219. См. также прим. 34 к главе 6.

Я имею в виду следующие работы о путевой прозе и поэзии Бродского: George L. Kline, Variations on the Theme of Exile в сборнике под редакцией Валентины Полухиной и Льва Лосева «Brodsky’s Poetics and Aesthetics» («Поэтика и эстетика Бродского») (London: Macmillan, 1990), 56–88; Lev Loseff, Home and Abroad in the Works of Brodskii в сборнике под редакцией Арнольда Макмиллина «Under Eastern Eyes: The West as Reflected in Recent Russian Émigré Writing» (London: Macmillan, 1992), 25–41; Gerald Stanton Smith, England in Russian Émigré Poetry: Iosif Brodskii’s «V Anglii», там же, 17–24; Петр Вайль, Пространство как метафора времени: стихи Бродского в жанре путешествия // Russian Literature 37 (1995): 405–416; Валентина Полухина, «Ландшафт лирической личности в поэзии Бродского» в сборнике под редакцией Валентины Полухиной, Джо Эндрю и Роберта Рейда Literary Tradition and Practice in Russian Culture (Amsterdam: Rodopi, 1993), 229–245. [См. переиздание этой статьи в кн.: Полухина В. Больше самого себя: О Бродском. Томск: ИД СК-С, 2009. С. 57–69. – Прим. перев.] См. также эссе Виктора Куллэ «Иосиф Бродский: новая одиссея» в первом томе семитомного издания сочинений Бродского (СПб.: Пушкинский фонд, 1999), с. 283–297. Первая часть первой главы моей работы впервые появилась в печати на русском языке под названием «Поэт как одинокий турист: Бродский, Венеция и путевые заметки» (Новое литературное обозрение. 2004. № 67. С. 162–180).

Вайль П. Указ. соч. С. 413.

Клайн выделяет три группы «стихов изгнания» в корпусе поэзии Бродского: в первую входят стихи, написанные в время ссылки в Норенскую, в 1964–1965 годах, вторая включает в себя стихи 1972 года, написанные «в предчувствии отъезда навсегда», и, наконец, третья состоит из текстов, написанных после эмиграции в США, Англии и Италии, среди которых «особо выделяются произведения 1974–1977 и 1980 годов» (Kline, Variations on the Theme of Exile, 56–57).

Ibid. (Клайн не указывает источник, по которому цитирует Лосева).

Smith, England in Russian Émigré Poetry, 20.

David Bethea, Joseph Brodsky and the Creation of Exile (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1994), 52 (далее – Creation of Exile). Михаил Крепс, автор первой монографии о Бродском, один из немногих критиков, кто относит путевые стихи Бродского к «туристическому» опыту.

Malcolm Bradbury, The Cities of Modernism // Modernism: 1890–1930 / Ed. Malcolm Bradbury and James McFarlane (Atlantic Highlands: Humanities Press, 1978), 101.

Julia Kristeva, Strangers to Ourselves / Trans. Len S. Roudiez (New York: Harvester Wheatsheat, 1991), 5–8.

Здесь и далее при цитировании произведений Бродского по изд.: Сочинения Иосифа Бродского: В 7 т. СПб.: Пушкинский фонд, 2001, том и страницы указываются в скобках в тексте книги, название издания дается сокращенно: СИБ2 (Сочинения Иосифа Бродского, второе издание). Первая публикация: Joseph Brodsky, Says Poet Brodsky, ex of the Soviet Union: «A writer is a lonely traveler and no one is his helper» / Trans. Carl Proffer // New York Times Magazine. October 1. 1972, 11, 78–79, 82–84, 86–87. Письмо было написано по-русски и переведено на английский Карлом Проффером. Вместе с коротким эссе «Заметка о Соловьеве» (Russian Literature Triquarterly 4 (1972)) это были первые американские публикации прозы Бродского, а письмо, кроме того, стало его первым представлением широкой американской читательской аудитории.

Часто цитируемое высказывание Томаса Манна было впервые опубликовано в «Нью-Йорк таймс» в феврале 1937 года, когда писатель прибыл в США: «Германия – там, где я. Я несу немецкую культуру с собой. Я связан с миром и не чувствую себя побежденным». Donald Prater, Thomas Mann: A Life (Oxford: Oxford University Press, 1995), 275.

Саид Э. Мысли об изгнании / Пер. С. Силаковой // Иностранная литература. 2003. № 1. https://magazines.gorky.media/inostran/2003/1/mysli-ob-izgnanii.html.

Пер. Е. Касаткиной. Первая публикация: Brodsky, On Grief and Reason, 22–23.

Имеется в виду английский поэт и критик Мэтью Арнольд. – Прим. перев.

Дэвид Бетеа так прокомментировал сходство и разницу между подходами Саида и Бродского: «Точно так же, как Саид пытается дать слово восточным изгнанникам, которыми часто пренебрегала западная традиция, Бродский не дает нам забыть о западном наследии, которое было или искажено, или изгнано из авторитарного „восточного“ дискурса его советского детства и юности» (Bethea, Creation of Exile, 45).

О том, насколько влиятельной оказалась для европейского и американского модернизма идея об изгнании как эстетической выгоде, см.: Kaplan, Questions of Travel, 227–240. Особого внимания заслуживает глава «„This Question of Moving“: Modernist Exile/Postmodern Tourism». Каплан сосредоточивается в основном на англо-американской и французской критике и не рассматривает русскую литературу и критику.

Jameson, Postmodernism and Consumer Society, 124.

Подробнее об этой иерархии см.: Kaplan, Questions of Travel, 1–64.

Пер. М. Фроловского.

George Sand, Oeuvres autobiographiques, vol. 2 (Paris: Gallimard, 1971), 900–901.

Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1886. Т. 10. С. 83.

Гумилев. Африканский дневник. Цит. по: Бронгулеев В.В. Посредине странствия земного: Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева. Годы 1886–1913. М.: Мысль, 1995. С. 287.

Helen Carr, Modernism and Travel (1880–1940) // Hulme and Youngs, Cambridge Companion to Travel Writing, 79.

Gorsuch, «There Is No Place Like Home», 761. См. также: Irina Sandomirskaia, Proletarian Tourism: Incorporated History and Incorporated Rhetoric // Soviet Civilization between Past and Present / Ed. Mette Bryld and Erik Kulavig, Odense University Slavic Studies 10 (Odense: Odense University Press, 1998), 39–52.

Лебедев-Кумач В. Песни. М.: Московский рабочий, 1947. С. 202–204.

Вайль П., Генис А. 60-е. С. 134.

MacCannel, Tourist, 5.

Daniel J. Boorstin, The Image; or, What Happened to the American Dream (New York: Atheneum, 1961).

Umberto Eco, Travels in Hyperreality: Essays (San Diego: Harcourt Brace Jovanovich, 1986), 6. См. также: John Urry, The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies (London: Sage, 1990), 7.

Paul Fussell, Abroad (Oxford: Oxford University Press, 1980), 41.

Jonathan Culler, Semiotics of Tourism // American Journal of Tourism 1, № 1–2 (1981): 128–130.

Kaplan, Questions of Travel, 27.

См. прим. 2 на с. 24 наст. изд..

Kaplan, Questions of Travel, 28.

Наблюдения Джеймисона подтверждают высказывания Макканела в предисловии к изданию «Туриста» 1989 года, в котором он задается вопросом, действительно ли турист, описанный им, это постмодернистская фигура, знаменующая конец индивидуализма. См. прим. 1 на с. 12 наст. изд.

Дэвид Паттерсон утверждает, что «мотив изгнания» был «одним из отличительных качеств русской мысли в последние полтора столетия». Он пишет, что «для русского изгнание – это не просто социальное явление или форма наказания за политические преступления. Это еще и выражение того русского состояния, которое можно назвать бездомностью современного человека в экзистенциальном и метафизическом аспекте» (ix). Паттерсон использует изгнание как ключевую метафору в своем исследовании русской мысли, и соглашаться с ним или нет, но значение изгнания и ссылки для русской культуры сложно отрицать. См.: David Patterson, Exile: The Sense of Alienation in Modern Russian Letters (Lexington: University Press of Kentucky, 1995).

Лев Лосев пишет: «В поэзии Бродского с самого начала явственно присутствует мотив, который Цявловский, говоря о Пушкине, назвал „тоской по чужбине“ <…> Многое у раннего Бродского проникнуто этим пушкинским настроением» (Loseff, Home and Abroad in the Works of Brodskii, 26). Петр Вайль говорит о «пушкинском комплексе» Бродского, комплексе «желания попутешествовать и нежелания уезжать насовсем, что подтверждается фактами биографии Бродского» (Вайль П. Пространство как метафора времени: Стихи Иосифа Бродского в жанре путешествия // Russian Literature. 1995. Vol. XXXVII. С. 405–416). См. также анализ некрологов в московских газетах и журналах на смерть Бродского, сделанный Олегом Лекмановым, демонстрирующий устойчивые сравнения Бродского и Пушкина (Лекманов О. «Что же пишут в газетах?» (Смерть Иосифа Бродского в зеркале московской прессы) // Новое литературное обозрение. 2004. № 3. С. 233–234).

Вайль П., Генис А. 60-е. С. 128.

Josephine Woll, Real Images: Soviet Cinema and the Thaw (London: I.B. Tauris, 2000), 133.

См. Gorsuch, «There Is No Place Like Home», 769–770; Irina H. Corten, Vocabulary of Soviet Society and Culture: A Selected Guide to Russian Words, Idioms, and Expressions of the Post-Stalinist Era, 1953–1991 (Durham, N.C.: Duke University Press, 1992), 41, 148.

Anatolii Naiman, Hava Nagila – A Memoir // Commentary, July 1997, 34. Финский социолог Анна Роткирх изучала советский юг как пространство для сексуальных приключений (см.: Anna Rotkirch, Traveling Maidens and Men with Parallel Lives – Journeys as Private Space During Late Socialism // Beyond the Limits: The Concept of Space in Russian History and Culture / Ed. Jeremy Smith (Helsinki: Suomen historiallinen seura, 1999), 131–149). Воспоминания Наймана развивают эту тему, рассказывая о ночных похождениях Бродского на корабле по пути из Ялты в Феодосию, внося также вклад в послепушкинскую мифологию бегства через Черное море: «Бродский будил меня дважды. Первый раз, чтобы спросить, как я думаю, далеко ли мы от Турции, или достаточно близко, чтобы добраться до берега вплавь. Я сказал, что придется плыть около 200 миль до нейтральных вод. Он ушел, но затем вернулся, чтобы спросить, на каком расстоянии от Турции нейтральные воды. В целом же всю ночь он был довольно занят, как стало ясно рано утром, когда мы сошли на причал в Феодосии, а с верхней палубы ему прощально махала женская рука» (Naiman, Hava Nagila, 38).

Ср. с более официальной советской литературой путешествий: Balina, A Prescribed Journey.

См. комментарии Томаса Венцловы к стихотворению Бродского «Отрывок» (1964), написанному во время посещения Балтийска (Пиллау), куда он был направлен в командировку редакцией журнала «Костер»: Венцлова Т. Собеседники на пиру: Литературоведческие работы. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 240. Об участии Бродского в геологических экспедициях можно прочесть в летописи его жизни и творчества, составленной В. Полухиной (Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского: Хронология жизни и творчества. Томск: ИД СК-С, 2012), и воспоминаниях Людмилы Штерн (Штерн Л. Бродский: Ося, Иосиф, Joseph. СПб.: Изд. дом «Ретро», 2005. С. 54).

Я имею в виду следующие стихотворения: «Прощай», «Памяти Е.А. Баратынского», «Витезслав Незвал», «Уезжай, уезжай, уезжай», «Люби проездом родину друзей…» (из «Июльского интермеццо»), «Я как Улисс», «Уже три месяца подряд…», «Инструкция опечаленным», «Эстонские деревья озабоченно…», «Утренняя почта для А.А. Ахматовой из города Сестрорецка», «Вот я вновь принимаю парад…», «Воронья песня», «Песни счастливой зимы», «Прощальная ода», а также «Отрывок (1962) и «Einem Alten Architekten in Rom», последние два написаны в Норенской, но относятся к поездке Бродского в Калининградскую область в командировку от журнала «Костер» в 1963 году. Стихотворение, относящееся к Пскову, «Псковский реестр (для М.Б.)», также написано в Норенской, но с очевидностью связано с воспоминаниями о более ранней поездке в Псков. Сведения, собранные Валентиной Полухиной, показывают, что Бродский путешествовал по стране гораздо больше, чем можно проследить по его стихотворениям (Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского: Хронология жизни и творчества).

См.: Бродский И. Стихотворения и поэмы. N.Y.: Inter-Language Literary Association, 1965. С. 36, 70.

Здесь и далее при цитировании произведений Бродского по изд.: Сочинения Иосифа Бродского: В 4 т. СПб.: Пушкинский фонд, 1992–1995, том и страницы указываются в скобках в тексте книги, название издания дается сокращенно: СИБ1 (Сочинения Иосифа Бродского, первое издание).

Бродский дает эпиграф в переводе С.Я. Маршака, заменяя единственное число на множественное: «пилигримов» вместо «пилигрима». – Прим. перев.

Как замечают Вайль и Генис, «дорога – ключевое понятие эпохи», в то же время «была Иллюзией». Они прочитывают «Пилигримов» (1958) и «Шествие» (1961) как свидетельства «эпохи движения» (Вайль П., Генис А. 60-е. С. 128).

Адресат стихотворения, обозначенный инициалами «О.Б.», – это, скорее всего, Ольга Бродович, тогда студентка филологического факультета, а позже – специалист по английскому языку. Я благодарна за эту подсказку Сергею Завьялову. Другой текст, к которому отсылает заглавие, «Улисс» Джеймса Джойса, широко обсуждался в ленинградских литературных кругах, как видно из интервью Джона Макфадьена с современниками Бродского: David MacFadyen, Joseph Brodsky and the Soviet Muse (Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2000), 279.

Пер. К.Д. Бальмонта.

В оригинале – plains of windy Troy, то есть равнины ветреной Трои. – Прим. перев.

Цитата по публикации в интернете (http://imwerden.de/pdf/brodsky_pismo_tomaschewskoi.pdf доступ 19 мая 2018). О влиянии западных культурных практик, таких как французский экзистенциализм, на ленинградскую неофициальную культуру см.: Савицкий С. Андеграунд: История и мифы ленинградской неофициальной литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2002.

Увлечение Бродского Дос Пассосом отражено в неопубликованном стихотворении «Романс о мертвом Париже» («Женщины Дос Пассоса в Париже мертвы»), упомянутом в хронологии Полухиной (Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского: Хронология жизни и творчества. С. 48), а также в воспоминаниях Бродского о разговоре с родителями в эссе «Полторы комнаты»: «„Опять ты читаешь своего Дос Пассоса? – она скажет, накрывая на стол. – А кто будет читать Тургенева?“ – „Что ты хочешь от него, – отзовется отец, складывая газету, – одно слово – бездельник“» (СИБ2, 5, 322; пер. Д. Чекалова).

Об Элиоте и путешествиях модернизма см.: Carr, Modernism and Travel, 81.

О значении этих фильмов для эпохи оттепели см.: Woll, Real Images, 142–150, 158–160.

Greenleaf, Pushkin and Romantic Fashion, 208.

Здесь и далее при цитировании стихотворений Бродского по изд.: Бродский И. Стихотворения и поэмы / Вступит. ст., сост., подгот. текста, примеч. Л.В. Лосева. СПб.: Издательство Пушкинского Дома; Вита Нова, 2011. (Серия «Новая Библиотека поэта»). Т. 1–2, том и страница указываются в скобках в тексте книги, название издания дается сокращенно: СиП.

Бродский вспоминает об этом стихотворении в одном из поздних автобиографических прозаических текстов: «Однажды – было мне лет пятнадцать или шестнадцать – я сидел во дворе огромного жилого дома», расположенного «в одном из грязных промышленных пригородов Ленинграда». Готовясь к отъезду в геологическую экспедицию, он внезапно услышал из открытого окна «A-tisket, a-tasket», джазовую песню в исполнении Эллы Фицджеральд (СИБ2, 6, 18–19).

Макфадьен сопоставляет это стихотворение с другим, неопубликованным, первая строка которого «Я – сын предместья, сын предместья, сын предместья…». Он утверждает, что эти два текста «образуют четко определенную поэтическую позицию 1962 года» (MacFadyen, Brodsky and the Soviet Muse, 82).

О джазе и его влиянии на круг друзей Бродского см. замечания Евгения Рейна и Анатолия Наймана в: MacFadyen, Brodsky and the Soviet Muse, 17–20.

Bethea, Creation of Exile, 32.

MacFadyen, Brodsky and the Soviet Muse, 6–7.

Valentina Polukhina, Joseph Brodsky: A Poet for Our Time (Cambridge: Cambridge University Press, 1989), 237; Kaplan, Questions of Travel, 41.

100

Вайль и Генис пишут о Бродском как о поэте, который артикулировал восприятие интеллигенцией Советского Союза в конце 1960-х как империи и связанное с этим чувство упадка, хаоса и энтропии (Вайль П., Генис А. 60-е. С. 288–291).

101

Кроме этого, согласно Венцлове, этот цикл включает еще «Литовский ноктюрн», написанный уже в эмиграции. См.: Венцлова Т. Собеседники на пиру: Литературоведческие работы. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 190–213. Имперские ноты также шутливо обыгрываются в стихотворении 1966 года «Освоение космоса», в котором речь идет уже не о территории «одной шестой суши», но об амбициях завоевания космоса в эпоху холодной войны.

102

Согласно хронологии, составленной В. Полухиной, первая поездка была связана с участием Бродского в съемках фильма о войне, проходивших в Севастополе (Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского: Хронология жизни и творчества. С. 134).

103

СиП, 1, 284–294.

104

Гинзбург Л. О лирике. М.: Советский писатель, 1964. С. 163.

105

Kaplan, Questions of Travel, 28.

106

Пер. Г. Шульпякова. – Прим. перев.

107

В этом смысле я не согласна с прочтением, которое предлагает Андрей Ранчин, пишущий, что Бродский идет «вслед за Пушкиным». См.: Ранчин А.М. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 272.

108

Kaplan, Questions of Travel, 53.

109

John Givens, The Anxiety of a Dedication: Joseph Brodsky’s «Kvintet/Sextet» and Mark Strand // Russian Literature 37 (1995): 203–226.

110

См., например, обсуждение восточных поэм Пушкина в книге Моники Гринлиф: Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. C. 103–148.

111

Elizabeth Bishop, The Complete Poems 1927–1979 (London: The Hogarth Press, 1984), 93–94.

112

Здесь приходит на ум увлечение Мандельштама натуралистами и биологической эволюцией, отраженное в его эссе «Путешествие в Армению» и стихотворении «Ламарк». См. подробнее в главе 5 о Бродском и ориентализме.

113

См. также стихотворение «Памяти отца: Австралия».

114

Этот отрывок взят из части, добавленной Бродским в английскую версию эссе. – Прим. перев.

115

Readings, Introduction to Lyotard, 63–85.

116

Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 23.

117

Леви-Стросс К. Печальные тропики / Пер. Г.Е. Сергеева. М.: АСТ, 1999. С. 45.

118

Fussell, Abroad, 38.

119

Подробное обсуждение платоновской идеи подражания применительно к Бодрийяру и Делезу см. в работе: John Frow, Tourism and the Semiotics of Nostalgia // October 57 (1991): 126–127.

120

Осознанная ностальгия Бродского напоминает тот тип ностальгии, который Светлана Бойм в «Будущем ностальгии» назвала «рефлексирующей». Этот тип находится на одном из полюсов парадигмы ностальгии, которую выстраивает Бойм. На другом полюсе – «реставрирующая» ностальгия, которая является подоплекой националистических движений, в рамках которой «прошлое представляет ценность для настоящего; оно представляет собой не длительность и протяженность, а что-то вроде тотального образа». Рефлексирующая же ностальгия «говорит о невозможности возвращения домой и осознает свою собственную эфемерность и историчность». Обобщая различия между двумя типами ностальгии, Бойм заключает: «Если реставрирующая ностальгия удушливо серьезна, то рефлексирующая ностальгия, напротив, сопряжена с чувством трагической иронии <…> Рефлексирующая ностальгия не претендует на то, чтобы восстанавливать мифический дом <…> Ностальгический нарратив подобного типа открыт и фрагментарен» (Бойм С. Будущее ностальгии // Неприкосновенный запас. 2013. № 3, цит. по электронной версии: https://www.nlobooks.ru/magazines/neprikosnovennyy_zapas/89_nz_3_2013/article/10513/).

121

Kaplan, Questions of Travel, 50.

122

Layton, Russian Literature and Empire, 24.

123

W.H. Auden and Louis MacNeice, Letters from Iceland (New York: Random House, 1969), особенно 21, 23–24.

124

Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Независимая газета, 1998. С. 140.

125

Fredric Jameson, Postmodernism and Consumer Society, 114.

126

Среди многих работ, посвященных использованию Бродским понятия империи как метафизического понятия, следует обратить внимание на статью Дана Унгуряну (Dan Ungurianu, The Wandering Greek: Images of Antiquity in Joseph Brodsky // Russian Literature and the Classics / Ed. Peter I. Barta, David H.J. Larmour, Paul Allen Miller (Amsterdam: Hardwood Academic Publishers, 1996). Унгуряну, обобщая работы других исследователей, отмечает метафизическое значение понятия империи в произведениях Бродского: «Понятие империи не чисто политическое, но скорее философское. Это экзистенциальная категория, основанная на его [Бродского] видении времени, пространства и смерти» (166). В фокусе же моего внимания не трансцендентальное, а обыденное значение имперской темы в сочинениях Бродского. См. анализ значения «империи» в постсталинском неофициальном дискурсе, с одной стороны, и неоднозначность империи как аналитического инструмента, с другой, во введении к данной книге.

127

Русский текст см. в: СИБ2, 7, 223–279. Английский: Joseph Brodsky, Marbles (New York: Farrar, Straus and Giroux, 1989).

128

Валентина Полухина рассматривает империю в произведениях Бродского как одну из его «главных концептуальных метафор». Она анализирует значительное количество стихотворений поэта и замечает, что по большей части он использует империю как «систему государственного управления, которая безразлична к человеческой личности», затем переходит к «Мрамору» и показывает, как Бродский после метафизического рассмотрения темы империи выносит ей приговор. См.: Valentina Polukhina, Joseph Brodsky: A Poet for Our Time (Cambridge: Cambridge University Press, 1989), 195–210. Другой комментарий, проливающий свет на метафизику империи в «Мраморе», можно найти в статье Петра Вайля и Александра Гениса «От мира – к Риму» // Поэтика Бродского / Под ред. Л. Лосева. Tenafly: Эрмитаж, 1986. С. 198–206.

129

Бродский подчеркивает это, обращаясь к дискуссии рубежа XIX и XX веков о скифах через цитату из стихотворения Анны Ахматовой. Подробнее об этом см.: George Nivat, An Ironic Journey into Antiquity // Brodsky’s Poetics and Aethetics / Ed. Lev Loseff and Valentina Polukhina (Houndmills: Macmillan, 1990), 92.

130

См.: Вайль П., Генис А. 60-е. С. 338–339.

131

Идентификация с Проперцием не только отражает его неофициальный статус в официальной советской культурной политике, но обозначает также маргинализацию другого типа. В стихотворении «Anno Domini» (1968) отсылки к Проперцию создают образ поэта, чья роль изгоя общества в интеллектуальных кругах создается не только литературным, но и любовным поведением. Лирический сюжет разворачивается в воображаемой римской провинции, наложенной на географию советской империи. Современный аналог провинции Рима – Советская Литва, обозначенная через дату и место в конце стихотворения: «Январь 1968, Паланга». Герой сначала соотносится с наместником, потерявшим расположение Цезаря, а затем постепенно становится все более похож на Проперция, (скандально) знаменитого среди своих современников провоцирующим образом своего лирического альтер эго и его отношениями с не отвечающей взаимностью Цинтией (так у Бродского, традиционная русская передача имени – Кинфия), как Проперций называет адресата своих любовных элегий, а Бродский – любимую своего лирического героя. См. главу 1, с. … этой книги.

132

О Микелине и ее прототипе см. в интервью Петра Вайля с Иосифом Бродским в книге: Бродский И. Пересеченная местность / Под ред. П. Вайля. М.: Независимая газета, 1995. С. 177.

133

Не вечно дождь на жнивы колючие

Из низких льется туч, и до Каспия

Колышут бури гладь морскую,

Как и не вечно, – не каждый месяц, —

Друг Валгий, верь мне, – в дальней Армении

Недвижен лед иль рощи дубовые

Гаргана стонут от Борея,

Ясени ж наши листву теряют.

<…>

Уйми же слезы, брось свои жалобы!

Не лучше ль спеть про новые Августа

Трофеи славные, поведав

О неприступных Нифата высях

И о реке, что в Мидии вольною

Не будет больше, вместе с подвластными

Отныне Риму племенами,

И о лишенных простора скифах.

(Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб.: Биографический институт, Студия биографика, 1993. С. 84).

134

Гипербореей в мифологических и географических представлениях древних греков и римлян называлась страна, лежащая на севере.

135

Нифаты – горная цепь в Армении, гелоны – одно из скифских племен.

136

Термин Патрика Кольма Хогана «опорное множество» («reference set»), который он вводит, описывая освоение Уолкоттом западной литературной традиции, указывает на сходство стратегий создания идентичности у Бродского и Уолкотта, даже с учетом того, что для Уолкотта англоязычная культура была культурой колонизатора, а для Бродского – объектом желания (см. прим. 2 на с. 10 наст. изд.) Хоган определяет опорное множество как «принципиально важное для культурной и литературной самооценки и, таким образом, для культурной и литературной идентичности <…> Опорные множества влияют на создание отдельных произведений, устанавливая модели, стандарты сравнения (которые направляют автора на каждой стадии построения текста) и так далее» (159). Очевидно, что, например, Джон Донн и У.Х. Оден входят в опорное множество для Бродского. [В другом месте своей монографии Хоган дает еще более четкое определение опорного множества как «подмножества элементов отдельной категории, которые кто-либо использует как стандарт для оценки других элементов категории» (61), то есть, как Хоган далее поясняет на примере, оценивая свою зарплату, он может сравнить ее с зарплатой других профессоров и с зарплатой членов своей семьи. Таким образом, другие профессора и члены семьи составят опорное множество для оценки зарплаты Хогана. – Прим. перев.]

137

Увлеченность Бродского имперским великолепием и мощью и их эстетическим выражением отражена в воспоминании Дэниела Вейссборта о первом приезде поэта в Лондон, включенном в эссе о похоронах Бродского в Венеции: «Я помню, как Иосиф восхищался Англией, родиной Джона Донна <…> Мы встретились в Лондоне, куда Оден привез его на Международный фестиваль поэзии, вскоре после того, как он был выслан из СССР. Это были его первые чтения на Западе. Ян Моррис заметил, что „в Венеции все напоминает о ее былом политическом могуществе, подобно тому как о британском могуществе напоминает Министерство по делам Индии в Уайтхолле“, и, когда я водил Иосифа по Уайтхоллу, я вспомнил об этом. Мы остановились перед Министерством, и Иосиф сказал – жаль, что Великобритания перестала быть империей, на что я не преминул заметить, что это было не совсем добровольно. Очевидно, что мы смотрели на это с разных точек зрения» (Daniel Weissbort, Times Literary Supplement, July 7, 2000, 15).

138

См. статью Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство-СПб, 2002. С. 106.

139

См. Первое Философическое письмо Чаадаева: Чаадаев П.А. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. М.: Наука, 1991. Т. 1. С. 325, 335 (русский перевод). – Прим. ред.

140

О кафкианском восприятии СССР шестидесятниками см.: Вайль П., Генис А. 60-е: Мир советского человека. М.: АСТ: CORPUS, 2014. C. 144–162.

141

Как замечает Харша Рам: «Задача репрезентации и пропаганды дискурса империи в петровскую эпоху решалась по двум направлениям: визуальные искусства, архитектура и зрелища, с одной стороны, панегирическая проза, с другой <…> Панегирическое ораторское искусство <…> стало мощным средством яркой пропаганды петровской идеологии и значимым предшественником торжественной оды» (Harsha Ram, The Imperial Sublime: A Russian Poetics of Empire (Madison: University of Wisconsin Press, 2003), 31–32).

142

Buckler, Mapping St. Petersburg, 89–90.

143

Ibid., 35–36, 108–112. Говоря о «сохранении наследия», Баклер отсылает к анализу этого движения Катериной Кларк в ее книге: Petersburg, Crucible of Cultural Revolution (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1995), 54–73.

144

В случае Ю.М. Лотмана можно указать на его восприятие «антитезы воды и камня» как «вечной борьбы между стихией и культурой», ключевое для его прочтения петербургского мифа в статье «Символика Петербурга и проблемы семиотики города» и вторящее анциферовскому пониманию города как «антитезы окружающей природе». Кроме того, идеи Анциферова о литературном пространстве города привели к точке зрения, что есть кодифицированный способ понимания пространства Петербурга, – идея, которую В.Н. Топоров развил в научное представление о «петербургском тексте». Работы Лотмана и Топорова были впервые опубликованы в «Ученых записках Тартуского государственного университета», 1984, вып. 664 (Труды по знаковым системам, XVIII. Семиотика города и городской культуры: Петербург). Серия работ Топорова о «петербургском тексте» вошла в его книгу «Петербургский текст русской литературы: Избранные труды» (СПб.: Искусство, 2003). На английском языке о подходе Лотмана и Топорова писали Пекка Песонен (Semiotics of a City: The Myth of St. Petersburg in Andrey Bely’s Novel Petersburg // Тексты жизни и искусства: Texts of Life and Art (Helsinki: Department of Slavonic and Baltic Languages and Literatures, 1997), 129–145). Данный научный подход также повлиял на исследования стихотворений Бродского о Петербурге/Ленинграде. См.: Maija Könönen, Four Ways of Writing a City: St. Petersburg-Leningrad as a Metaphor in the Poetry of Joseph Brodsky (Helsinki: Department of Slavonic and Baltic Languages and Literatures,2003), особенно 17–91. См. также: Andrew Reynolds, Returning the Ticket: Joseph Brodsky’s «August» and the End of the Petersburg Text? // Slavic Review 64, № 2 (2005), 307–332.

145

О роли Античности в имперской эстетике см.: Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. С. 57 и далее.

146

Об эклектике и петербургской архитектуре см.: Buckler, Mapping St. Petersburg, 27–60.

147

Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. М.: Наука, 1977. С. 75.

148

Buckler, Mapping St. Petersburg, 35. Баклер видит в работах ряда ученых XX века тенденцию изображать архитектурный Петербург как город, «застывший» в пушкинской эпохе. Она особенно подчеркивает в этой связи работу Лотмана «Символика Петербурга и семиотика города» и эссе Бродского «Путеводитель по переименованному городу». Ретроспективный взгляд накладывает пушкинский Петербург на современное восприятие города – это характерно и для Е.Г. Эткинда в его размышлениях о стройности петербургской эстетики (см.: Ефим Эткинд, Oлигархическая эстетика // Петербург – окно в Европу, Studia Slavica Finlandensia 13 / Ed. Natalia Baschmakoff (Helsinki: Institute for Russian and East European Studies, 1996), 58).

149

K. Clark, Petersburg, 54–73.

150

Бенуа Александр. Живописный Петербург // Мир Искусства. 1902. № 1. С. 1–5.

151

Труды Бенуа были вытеснены с культурной сцены новой сталинской культурой, а сам он эмигрировал в 1926 году и умер в Париже в 1960-м, но в 60-е годы его имя и работы были возвращены. Реабилитация Бенуа ознаменовалась выходом двух книг. В 1965 году было выпущено роскошное издание, посвященное жизни и творчеству Бенуа и подготовленное Марком Эткиндом. Хотя вклад Бенуа в русскую культуру продолжал, как и в прежние годы, оцениваться весьма скромно, но в книге были опубликованы отрывки из «Живописного Петербурга». С выходом в 1968 году тома «Александр Бенуа размышляет», в который в основном вошли работы, написанные после 1917 года, место Бенуа в истории русского искусства и художественной критики было восстановлено. См.: Александр Николаевич Бенуа / Под ред. Марка Эткинда. М.; Л.: Искусство, 1965; Александр Бенуа размышляет… / Под ред. И.С. Зильберштейна и А.Н. Савинова. М.: Советский художник, 1968.

152

Анциферов Николай. Душа Петербурга. Париж: ИМКА-Пресс, 1978 [1922]. О значении этого переиздания для культуры русской эмиграции написал Дмитрий Бобышев в статье «Душа Петербурга в небесном и земном воплощениях». См.: Бобышев Дм. Мой Петербург. М.: Elle/Вагриус, 2003. С. 102–109.

153

Бобышев Дм. Мой Петербург. М.: Elle/Вагриус, 2003. С. 33–34.

154

Бенуа Александр. Живописный Петербург. С. 3.

155

Об использовании мифа «одной шестой» в советском кино см.: Emma Widdis, Visions of the New Land: Soviet Film from the Revolution to the Second World War (New Haven, Conn: Yale University Press, 2003). На мой взгляд, Бродский в эссе не пытается, отсылая к мифу об «одной шестой», иронически опровергнуть его, разрушая советскую риторику, как он делает это, например, в «Конце прекрасной эпохи», характеризуя мир за пределами СССР, выглядящий «как пятерка шестых остающихся в мире частей» (СиП, 1, 327).

156

Joseph Brodsky, A Guide to a Renaimed City // Joseph Brodsky, Less than One: Selected Essays (N.Y.: Farrar, Strauss & Giroux, 1986), 73 (фраза отсутствует в русском переводе). В повествовании о собственной жизни, которое Бродский создает в автобиографических стихах и эссе, он связывает свой интерес к географии с отцом, у которого «было два диплома: географа, полученный в Ленинградском университете, и журналиста – в Школе красной журналистики» («Полторы комнаты»; пер. Д. Чекалова – СИБ2, 5, 326). См. также стихотворение «Памяти отца: Австралия».

157

K. Clark, Petersburg, 9.

158

David MacFadyen, Joseph Brodsky and the Baroque (Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1998), 173.

159

Панегирическое видение Севера предоставляло символические средства для русского имперского дискурса: Екатерина II становилась «Северной Семирамидой», Ломоносов – «Северным Пиндаром», Петербург – «Северной Пальмирой», «Северным Римом» или просто «Северной столицей».

160

Otto Boele, The North in Russian Romantic Literature (Amsterdam: Rodopi, 1996), 26, 30–31.

161

См.: Вайль П., Генис А. 60-е. С. 80–84. О российской экспансии на Восток см.: J.L. Black, Opening up Siberia: Russia’s «Window on the East» // The History of Siberia: From Russian Conquest to Revolution / Ed. Alan Wood (London: Routledge, 1991), 57–68.

162

Joost van Baak, «Northern Cultures» What Could This Mean? About the North as a Cultural Concept // Tijdschrift voor Skandinavistiek 16, № 2 (1995): 25–26.

163

О концепте Севера в поэзии Бродского см.: Joost van Baak, Brodsky and the North // Neo-Formalist Papers: Contributions to the Silver Jubilee Conference to Mark 25 Years of the Neo-Formalist Circle / Ed. Joe Andrews and Robert Reid (Amsterdam: Rodopi, 1998), 242–268.

164

Федотов Г.П. Три столицы // Федотов Г.П. Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры: В 2 т. СПб., 1991. Т. 1. С. 51. Я обязана этим наблюдением Денису Ахапкину.

165

Мандельштам О. Скрябин и христианство // Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. М.: Прогресс-Плеяда, 2010. Т. 2. С. 36, 39.

166

Цит. по: Гаспаров М. Об античной поэзии. СПб.: Азбука, 2000. С. 156.

167

Пушкин А.С. О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.: Издательство АН СССР, 1949. Т. 11. С. 31.

168

Обстоятельства своего визита в Мексику Бродский описывает в интервью Петру Вайлю (Бродский И. Пересеченная местность. С. 158–159). Октавио Пас вспоминает о своем знакомстве с Бродским в интервью Майклу Игнатьеву (Иосиф Бродский: Труды и дни. М.: Независимая газета, 1998. С. 256–258). Подробности поездки Маяковского по Северной и Южной Америке можно узнать из работ: Charles A. Moser, Mayakovsky’s Unsentimental Journeys // American Slavic and East European Review 19, № 1 (1960): 85–100; Edward J. Brown, Mayakovsky: A Poet in the Revolution (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1973), 261–264.

169

Лев Лосев заметил, что Бродский в таких стихотворениях, как «Речь о пролитом молоке», «Письмо генералу Z» и «Конец прекрасной эпохи», предвосхитил «риторику антизастоя, которая укрепилась в советском обществе только через двадцать лет» (Lev Loseff, Politics/Poetics // Brodsky’s Poetics and Aesthetics / Ed. Lev Loseff and Valentina Polukhina (London: Macmillan, 1990), 51). Говоря о столкновении Бродского с репрессиями против интеллигенции, стоит отметить, что в 1975 году в своих письмах в «New York Review of Books» и «Le Monde» он пытался привлечь внимание западной общественности к делу Владимира Марамзина. Марамзин, составивший четырехтомное самиздатское собрание сочинений Бродского, был арестован в 1974 году. Михаил Хейфец, автор предисловия «Иосиф Бродский и наше поколение» к этому собранию, был также арестован. Кроме попыток помочь Марамзину и Хейфецу Бродский также активно участвовал в жизни русской эмиграции в США и Европе. К примеру, он вошел в редакционный совет журнала «Континент», основанного в Париже в 1974 году (см. хронологию жизни и творчества Бродского, составленную В. Полухиной (Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского. Хронология жизни и творчества. Томск: ИД СК-С, 2012. С. 210–215).

170

Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: В 20 т. М., 2004. Т. 2. С. 192.

171

Там же. С. 192–193.

172

Там же. С. 196.

173

Маяковский посетил Латвию за три года до поездки в Мексику и отразил свои впечатления в стихотворении «Как работает республика демократическая», в котором Латвия представлена как пример буржуазной страны, где отсутствует свобода. См. о Маяковском и Латвии: Moser, Mayakovsky’s Unsentimental Journeys, 87.

174

Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: В 20 т. Т. 2. С. 198.

175

О раннесоветском восприятии Латинской Америки см.: Russell H. Bartley’s «Introduction» // Soviet Historians on Latin America: Recent Scholarly Contributions / Ed. Russell H. Bartley (Madison: University of Wisconsin Press, 1978), 3–29. Внимание СССР к латиноамериканским процессам распространилось далеко за пределы этого раннего периода, см. исторический обзор: Шур Л.А. Россия и Латинская Америка: Очерки политических, экономических и культурных отношений. М.: Мысль, 1964. Само «Заключение» книги Шура – это выражение послесталинского интереса к региону под влиянием кубинской революции.

176

Взято из интервью Петру Вайлю (Бродский И. Пересеченная местность. Путешествия с комментариями. С. 158). Вайль и сам проводит параллель между латиноамериканскими странами и советскими республиками Средней Азии, когда вместе со своим соавтором Александром Генисом вспоминает восприятие кубинской революции в 60-е годы, помещая Кубу на воображаемую советскую карту: «Советский Союз и сам бы мог разместить Кубу в Таджикской СССР» (Вайль П., Генис А. 60-е. С. 52).

177

Статуя на вершине колонны называется Ангел независимости и представляет собой на самом деле крылатую богиню победы.

178

Михаил Крепс делает похожие выводы в своем прочтении «Заметки для Энциклопедии» (Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. Анн-Арбор: Ардис, 1984. С. 244–245).

179

Сьюзен Лейтон (Russian Literature and Empire) показывает, насколько популярным и устойчивым в России XIX века стало представление о «цивилизационной миссии» империализма, особенно в связи с подчинением Кавказа.

180

Для Саида понятие «текстуального подхода» является ключевым в производстве ориенталистского знания и того, как это знание устанавливает «дискурс» (в терминах Фуко). Литература путешествий играет важную роль в этих процессах. См.: Саид Э. Ориентализм. СПб.: Русский миръ, 2016. С. 144–147.

181

Романы Купера и Рида внесли значительный вклад в популяризацию европейско-имперского взгляда на Новый Свет, а их русские переводы, о чем свидетельствует Маяковский, определили представления поколения модернистов о Латинской Америке. Набоков отмечает в мемуарной книге «Skeak, memory» (русская версия – «Другие берега»): «Как известно, книги капитана Майн Рида (1818–1883), в упрощенных переводах, были излюбленным чтением русских мальчиков и после того, как давно увяла его американская и англо-ирландская слава» и далее описывает «общеизвестные майнридовские игры» своего детства (Vladimir Nabokov, Speak, Memory (London: Weidenfeld and Nicolson, 1967), 195–197). [Цит. по русскому тексту «Других берегов». – Прим. перев.] Ср. также прим. 1 на с. 23 наст. изд.

182

Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: В 20 т. Т. 2. С. 193.

183

Дэвид Ригсби, автор монографии, посвященной элегическим аспектам поэтики Бродского, также не включил «Гуернаваку» в круг исследуемых текстов. (См.: Rigsbee, Styles of Ruin.)

184

Фризман Л. Жизнь лирического жанра: русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973. С. 12–13.

185

Bethea, Creation of Exile, 120–121.

186

Хотя мексиканские мотивы звучали в русской поэзии до Бродского (цикл Маяковского – один из ярких примеров), я не смогла найти ни одного русского стихотворения о Мексике, принадлежащего к элегической традиции, на которую опирается «Гуернавака». О мексиканских мотивах в поэзии русского модернизма см.: Тименчик Р.Д. «1867» // Как работает стихотворение Бродского: Из исследований славистов на Западе. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 100–107.

187

Эта краткая справка основана на сведениях из следующего издания: The Course of Mexican History / Ed. Michael C. Meyer and William L. Sherman (Oxford: Oxford University Press, 1983), 385–401. См. также: Henry Bamford Parkes, A History of Mexico (1938; repr., Boston: Houghton Mifflin, 1969). Я использовала книгу Паркса, поскольку этот классический учебник мексиканской истории был переведен на русский язык в послевоенном Советском Союзе и Бродский мог его знать. [Паркс Г. История Мексики. М.: Издательство иностранной литературы, 1949. – Прим. перев.] Более современная биография Максимилиана: Jasper Ridley, Maximilian and Juárez (London: Constable, 1993).

188

Генри Паркс пишет об этом: «За первые полгода Максимилиан дал 70 завтраков, 20 банкетов, 16 балов и 12 приемов, а его расход на вино превысил в первый год 100 тыс. песо» (Паркс Г. История Мексики. С. 239).

189

Там же. С. 235.

190

Паркс Г. История Мексики. С. 240.

191

Согласно Парксу, когда Максимилиан, окруженный республиканскими войсками Хуареса, послал одного из своих людей за подкреплением и деньгами, тот должен был привезти также «книги, фортепианные ноты и запас бургундского» (Там же. С. 245).

192

Интересно, что в английской версии стихотворения «мулатка» превращается в этнически не маркированную «пышную красотку» (gorgeous).

193

http://www.bobak.ru/story_jarhmark.shtml/ (дата доступа: 14 января 2018). Там же приведены слова песни в переводе С.С. Заяицкого: «По разным странам я бродил / И мой сурок со мною. / И сыт всегда везде я был / И мой сурок со мною».

194

Об этом мифе см.: Ram, Imperial Sublime, 205–206.

195

Гаспаров М.Л. Современный русский стих. Метрика и ритмика. М.: Наука, 1974. С. 108.

196

Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика. М.: Наука, 1974. С. 115–117.

197

См. превосходный комментарий Романа Тименчика к этому стихотворению: Тименчик Р.Д. «1867».

198

Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. С. 86.

199

Jahan Ramazani, Poetry of Mourning: the Modern Elegy from Hardy to Heaney (Chicago: University of Chicago Press, 1994), 8.

200

Я имею в виду определение пастиша, данное Фредриком Джеймисоном: «Пастиш, как и пародия, – это имитация единичного или уникального стиля, ношение стилистической маски, речь на мертвом языке. Hо это нейтральная мимикрия, без скрытого мотива пародии, без сатирического импульса, без смеха, без этого еще теплящегося где-то в глубине чувства, что существует нечто нормальное, по сравнению с которым объект подражания выглядит весьма комично» (Джеймисон Ф. Постмодернизм и общество потребления // Логос. 2000. № 4 (25). С. 66 (пер. с англ. Алексея Пензина)).

201

Ram, Imperial Sublime, 211.

202

В контексте западных культурных практик, которые артикулирует цикл Бродского и в которые он сам входит, будучи переведенным на английский, элегический пастиш «Гуернаваки» напоминает эстетический способ выражения, описанный Розальдо на примере ряда британских, американских и южноафриканских фильмов 80-х годов, в котором коллапс белых колониальных обществ дан в «элегическом модусе восприятия». Бродский представляет колониальное прошлое Мексики в той же элегической стилизованной манере, как это делается в фильмах, описанных Розальдо. См.: Renato Rosaldo, Culture and Truth: the Remaking of Social Analysis (Boston: Beacon Press, 1984), 68–70. См. также обсуждение ностальгии по империи в англоязычной литературе путешествий: Tourists with Typewriters, 29–30.

203

Joseph Brodsky, А Part of Speech (Oxford: Oxford University Press, 1980), 151.

204

Тщательный анализ интертекстов, используемых Бродским, который проводит Роман Тименчик, показывает, что все культурные отсылки в этом стихотворении на самом деле относятся к европейской и русской репрезентации Латинской Америки, хотя Тименчик и не пишет об этом. См.: Тименчик Р.Д. «1867».

205

См.: Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 27–65.

206

Вайль П., Генис А. 60-е. С. 286.

207

См.: Layton, Russian Literature and Empire, особенно 175–191.

208

В высшей степени ироничное «имперское жульничество», о котором пишут Холланд и Хагган (Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 44–45) в связи с осмыслением Найполом образа «английского джентльмена-путешественника», напоминает то, что делает Бродский в «Гуернаваке».

209

«Уроки Армении» и «Грузинский альбом» Битова насыщены примерами, демонстрирующими авторитарную точку зрения «джентльмена-колонизатора», которую автор болезненно осознает, но не хочет (или делает вид, что не способен) от нее отказаться.

210

Замечание Бетеа отсылает к следующему пассажу из «Мира, текста и критики» Эдварда Саида: «Культура используется не только для того, чтобы обозначить то, к чему человек принадлежит, но и то, чем он владеет. Наряду с этим собственническим процессом, культура также обозначает границы, в которых понятия о том, что внешнее и что внутреннее по отношению к ней, вступают в яростное противоборство <…> Из этого следует, что культура есть система ограничений и оценок <…> для специфического класса в Государстве, способного отождествиться с ней. Также это значит, что культура – система исключений, узаконенных свыше, но распространенных повсеместно в обществе, с помощью которых такие явления, как анархия, беспорядок, иррациональность, неполноценность, дурной вкус и аморальность, могут быть определены, изгнаны за пределы культуры и изолированы там властью Государства и его институтов» (цит. по: Bethea, Creation of Exile, 44, 45).

211

Pratt, Imperial Eyes, 201–227, особенно 204–205, 217.

212

Этот текст не был включен в английский перевод «Мексиканского дивертисмента». Мне не удалось выяснить причину этого. Как замечает Алан Майерс, который переводил цикл вместе с автором, стихотворение «В отеле „Континенталь“» отсутствовало в материалах, которые он получил от Бродского (сообщено в частной переписке Алана Майерса и С.Т.).

213

Патрик Холланд и Грэм Хагган отмечают, что культурный вуайеризм авторов травелогов принимает различные формы и зачастую эротизирует их произведения, даже когда эротические приключения не являются их темой.

214

Неточно – Бродский пишет, что прилетел из Англии [домой] за 48 часов перед отлетом в Бразилию. – Прим. перев.

215

Сделан автором совместно с Александром Сумеркиным. – Прим. перев.

216

Pratt, Imperial Eyes, 220.

217

Pratt, Imperial Eyes, 218.

218

Этот фрагмент, который не вошел в русский текст эссе, дан здесь в переводе В. Куллэ. – Прим. перев.

219

О «дискурсе отрицания» и теме «нехватки истории» в колониальном дискурсе см.: David Spurr, The Rhetoric of Empire: Colonial Discourse in Journalism, Travel Writing and Imperial Administration (Durham, N.C.: Duke University Press, 1993), 92–108, особенно 98–102.

220

Урания, муза астрономии в греческой мифологии, занимала центральное место в поэтическом мире Бродского, в основном как метафора пространства и географии. Она появляется в заглавиях сборника стихов 1987 года на русском языке и второго сборника стихов на английском.

221

Pratt, Imperial Eyes, 219.

222

Буквально: «ну, это третий мир и они все еще читают Лео». – Прим. перев.

223

Pratt, Imperial Eyes, 218.

224

Ср. долгую традицию европейской ориентализации России. Один из наиболее повлиявших на представление европейцев о России текстов – «Россия в 1839 году» маркиза де Кюстина, описывающего русских как «татар», «медведей» и «жителей Востока». Об ориентализации России и ее влиянии на самоопределение русских и формирование интеллектуальной традиции см.: Layton, Russian Literature and Empire, 79–81.

225

Pratt, Imperial Eyes, 220.

226

Могадишо – столица Сомали, государства, которое в 70-е годы было социалистическим и являлось союзником СССР. Мне неясно, почему в качестве второго примера Бродский берет Берег Слоновой Кости, с Советским Союзом никак не связанный политически.

227

Пер. с фр. В. Каплуна. – Прим. ред.

228

Пер. с англ. А.В. Говорунова. – Прим. ред.

229

Перевод, напечатанный в «Нью-Йоркере» в 1985 году, был сделан Аланом Майерсом по инициативе Бродского, который сам дал название английской версии. Изменения, сделанные позднее для публикации в сборнике «Меньше единицы», принадлежали самому Бродскому (как сообщил мне в письме Алан Майерс). Мое прочтение эссе основывается на этой более поздней версии.

230

По-русски эссе перепечатывалось в журнале «Петрополь» (1991. № 3. С. 33–66), антологии «Город и мир» (Ленинград, 1991) и вышедшем в Эстонии сборнике «Иосиф Бродский: размером подлинника» (Таллин, 1990), а затем в пятом томе «Сочинений Иосифа Бродского» (с. 281–314). Итальянский и немецкий переводы: Fuga da Bisanzio (Milan: Adelphi, 1987) и Flucht aus Byzanz (Munich: Hanser Verlag, 1988).

231

Ср., например, реакцию петербургского исследователя Игоря Сухих, который отмечает, что это «странная проза», которая «существует по ассоциативным законам стиха» (Сухих И. Путешествие в Стамбул: (О поэтике прозы И. Бродского) // Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. СПб.: Журнал «Звезда», 1998. С. 232–236). Валентина Полухина приходит к похожим выводам, цитируя пассаж об орнаменте из «Путешествия…», чтобы предоставить «ключ к пониманию поэтического структурирования прозы Бродского» (в приведенную ей цитату закралась ошибка, поскольку Полухина отмечает, что Бродский говорит о восточном орнаменте, тогда как большая часть приведенной цитаты относится к орнаменту западному) (Valentina Polukhina, The Prose of Joseph Brodsky: A Continuation of Poetry by Other Means // Russian Literature 41 [1997]: 223–240. [Здесь цитируется по русской версии статьи, напечатанной в: Полухина В.П. Больше самого себя: О Бродском. Томск: ИД СК-С, 2009. С. 133–150, указанная цитата на с. 136–137. – Прим. перев.] Кэтрин Тирнан О’Коннор видит в этом же фрагменте текста, как Бродский вводит культурную дихотомию, обосновывающую превосходство Запада над Востоком (Katherine Tiernan O’Connor, From Kabul to Byzantium and Back // A Forum on Politics in Poetry, Russian Review 61, № 2 (2002): 201–211, особенно 210). Эта исследовательница была одним из участников круглого стола, где обсуждалось стихотворение Бродского «К переговорам в Кабуле». Материалы дискуссии были опубликованы в журнале «Russian Review». Многие участники рассматривали стихотворение на фоне эссе «Путешествие в Стамбул». Среди дискуссантов были Дэвид Бетеа, Кэтрин Чепела, Сара Пратт, Стефани Сандлер, Джерри Смит (именно он назвал эссе «нескончаемой иеремиадой») и Майкл Вахтель. Высказывания Бетеа об эссе вошли и в его книгу, см.: Bethea, Creation of Exile, 51–52, 209–211. Литовский поэт Томас Венцлова, выступая с точки зрения русскоязычной культуры, начинает свою статью о «Путешествии в Стамбул» с того, что, как и Сухих, отмечает: это «вещь странная и причудливая». Он сосредоточивает внимание на стилистических особенностях текста, но также замечает, что «Бродский умудряется высказать основательную – хотя и спорную – историософскую концепцию», тон которой, как замечает Венцлова, «шокировал некоторых критиков» (Thomas Venclova, Journey from Leningrad to Istanbul // Losef and Polukhina, Brodsky’s Aesthetics and Poetics, 135–149). [Цитаты здесь и далее даются по публикации статьи на русском языке: Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул // Венцлова Т. Собеседники на пиру: Литературоведческие работы. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 174–189. – Прим. перев.]

232

С момента выхода книги Эдварда Саида «Ориентализм» (1978) стало почти невозможно использовать этот термин по отношению к восточным языкам и культурам без отсылки к идеям Саида. В концепции Саида «Восток» – это метафора, это «другой», по отношению к которому конструируется западная идентичность, а «ориентализм» отсылает к дискурсивной традиции, связанной со знанием о Востоке. Ориентализм, пишет Саид, – это «система репрезентаций, сформированная целым рядом сил, которые ввели Восток на Запад, в западную науку и затем в западную империю» (Саид Э. Ориентализм. С. 314). По мнению ряда критиков, рассматривавших с позиций, выработанных Саидом, отношение России к своему Востоку – Кавказу и Средней Азии, это отношение сопоставимо с европейским отношением к колониям. Адаптация взглядов Саида к ситуации в русской литературе XIX века была предложена рядом исследователей (см.: Layton, Russian Literature and Empire; Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. C. 103–148; см. также: Sara Dickinson, Russia’s First «Orient»: Characterizing the Crimea in 1787 // Kritika 3, № 1 (2002): 3–25). С другой стороны, некоторые исследователи ставят под сомнение применимость модели Саида к русской истории, обращая внимание на специфику отношений между властью и знанием в имперской России, как, например, Натаниел Найт в своем детальном исследовании: Grigor’ev in Orienburg, 1851–1862: Russian Orientalism in Service of Empire? // Slavic Review 59, № 1 (2000): 74–100. Более подробно об «ориентализме» и России см.: Kalpana Sahni, Crucifying the Orient (Bangkok: White Orchid Press, 1997); Vera Tolz, Inventing the Nation: Russia (London: Arnold, 2001), 132–151; Ойе Девид Схиммельпеннинк ван дер. Ориентализм – дело тонкое // Ab Imperio. 2002. № 1. С. 249–264; Эткинд Александр. Бремя бритого человека, или Внутренняя колонизация России // Ab Imperio. 2002. № 1. 264–298.

233

Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул. С. 176.

234

Там же. С. 179.

235

Schönle, Authenticity and Fiction, 1–16. Шёнле отмечает характерную стернианскую иронию в таких русских произведениях, как пушкинские «Путешествие в Арзрум» и «Путешествие из Москвы в Петербург», гоголевское «Путешествие из Лозанны в Веве» и ряд других постсентименталистских травелогов, среди которых «Странник» А.Ф. Вельтмана и «Фантастические путешествия барона Брамбеуса» О.И. Сенковского. См. также: Roboli, The Literature of Prose, 45–66. О влиянии Стерна на «Письма русского путешественника» Карамзина см.: Offord, Journeys to a Graveyard, 80, 86, 88. Одно из значимых проявлений русского стернианства – это увлечение Стерном Виктора Шкловского, отраженное в его теоретических работах и названии его воспоминаний 1923 года «Сентиментальное путешествие».

236

Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. М.: Художественная литература, 1968. С. 548–552. Параллель между «путешествиями» Стерна и Бродского нуждается в двух оговорках. Во-первых, «олитературивание» личности автора, как Роболи называет прием, позволяющий Стерну представлять автора в роли литературного героя (Стерн/Йорик), отсутствует в тексте Бродского. Во-вторых, тогда как ирония Стерна была реакцией на современный ему сентиментализм и эпистемологию Локка, ирония Бродского имеет другие корни и связана с его тревогами и субъективными факторами.

237

Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 10. См. также диссертацию Стейси Бертон о постмодернистских литературных путешествиях в свете бахтинской концепции «гетероглоссии»: Stacy Burton, Difference and Convention: Bakhtin and the Practice of Travel Literature // Carnivalizing Difference: Bakhtin and the Other / Ed. Peter I. Barta, Allen Miller, Charles Platter, and David Shepherd (London: Routledge, 2001), 225–245.

238

Rob Nixon, London Calling: V.S. Naipaul’s Postcolonial Mandarin (Oxford: Oxford University Press, 1992), 15.

239

См.: Bethea, Creation of Exile, 51–52, где Бетеа комментирует «третье текстовое пространство», которое создают в «Путешествии в Стамбул» отсылки Бродского к собственным ранним произведениям.

240

См.: Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. С. 132–148; а также: Layton, Russian Literature and Empire, 62–65.

241

Philip Mansel, Constantinople: City of the World’s Desire, 1453–1924 (New York: St. Martin’s Press, 1996).

242

John Gross, New York Times, May 6, 1986.

243

Говоря о «Путешествии в Стамбул», Дэвид Бетеа характеризует противоположные позиции, которые Бродский и Саид занимают в американской культурной жизни, следующим образом: «Если авторы, подобные Саиду, показывают в „Ориентализме“ и других работах, что мы на Западе превращаем людей в загадочных и непостижимых других, чтобы было удобнее подчинять и колонизировать их, то Бродский, выросший в социуме, пожертвовавшем индивидуальностью ради построения идеального „общества“, доказывает, что западная традиция жизненно необходима для выживания русской культуры и всего ценного, что есть в России» (Bethea, Creation of Exile, 209).

244

Мысль, что русские, подчиненные «Востоку» вследствие полученного византийского наследия, более восприимчивы к идее зла, чем жители Запада, получила развитие в эссе Бродского, написанном как ответ чешскому писателю Милану Кундере в то же самое время, когда он работал над «Путешествием в Стамбул». В открытом письме, озаглавленном «Почему Милан Кундера несправедлив к Достоевскому» и опубликованном в литературном приложении к «Нью-Йорк таймс», Кундера представлен как пример западной метафизической наивности, неспособный понять чувствительность к вопросам добра и зла, характерную для творчества Достоевского: «ибо там, где он [Кундера] видит торжество чувств или разума, его русский предшественник [Достоевский] видит человеческую предрасположенность ко злу» (цит. по авторизованному переводу М. Темкиной – СИБ2, 7, 91). Взгляд Бродского на Достоевского и чрезвычайную чувствительность русских к добру и злу, особенно к постижению их через поведение личности, вторит уверенности многих русских религиозных мыслителей, что русские особенно чувствительны к вопросам морали. Прежде всего на память приходит утверждение Николая Бердяева: «Русские моральные оценки определяются по отношению к человеку, а не к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному добру» (Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008. С. 299). Интерес Бродского к вопросам добра и зла Лев Лосев возводит к о. Павлу Флоренскому – его книга «Иконостас» широко распространялась в самиздате и была «быть может самым влиятельным текстом, объясняющим понятие зла поколению Бродского» (Loseff, Politics/Poetics, 54). С моей точки зрения, здесь чувствуется и подтекст из Шестова. Утверждая, что «Восток и впрямь является метафизическим центром человечества», поскольку именно оттуда пришли христианство и другие религии, автор эссе «Путешествие в Стамбул» предлагает читателю проявить сочувствие к Западу «именно за эту его неизобретательность, обошедшуюся ему довольно дорого, включая раздающиеся и по сей день упреки в излишней рационалистичности» (СИБ2, 5, 291–292). Это отсылка к шестовской критике западной «автократии разума», которую он разворачивает главным образом в своей работе «Sola Fide». Подробнее о Шестове как критике греческой мысли см.: Brian Horowitz, The Tension of Athens and Jerusalem in the Philosophy of Lev Shestov // Slavic and East European Journal 43, № 1 (1999): 156–173.

245

Brodsky, Less Than One, 425.

246

Письмо анонимного читателя, опубликованное в «Континенте», отражает противоречивый эффект, который эссе произвело на эмигрантское сообщество. Автор письма выражает поддержку основателю и главному редактору «Континента» Владимиру Максимову за его решение печатать таких авторов, как Бродский, чьи рассуждения «о восточном христианстве явно расходятся со взглядами большинства авторов „Континента“ и самого Максимова». Далее читатель предвидит атаку со стороны «группы православных христиан», уже ругавших журнал в прошлом за публикацию стихов Бродского (Континент. 1985. № 50. С. 378). Если читатели и критиковали Бродского за стереотипы в отношении турецкой, оттоманской или исламской культуры, в журнале таких писем опубликовано не было.

247

Благочестивое желание (лат.). – Прим. ред.

248

Эта формулировка применительно к Константинополю и особенно Святой Софии принадлежит Полю Вальеру: Paul Valliere, Modern Russian Theology: Bukharev, Soloviev, Bulgakov (Grand Rapids, Mich.: Eerdman, 2000), 283.

249

О Москве как третьем Риме см., например, энциклопедическое определение Дэвида Голдфранка: «Формула, отсылающая к доктрине, согласно которой Россия наследует Византии и Риму как окончательный центр православного христианства. У доктрины третьего Рима было сложное происхождение, она стала составной частью московского религиозного самосознания, затем перестала быть популярной в официальных кругах и имела странную судьбу» (Goldfrank, The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History / Ed. Joseph L. Wieczynski (Gulf Breeze, Fla.: Academic International Press, 1981), 118). Изначально идея связана с тремя трудами, самый известный из них сегодня – это послание псковского старца Филофея, содержащее классическую формулировку: «все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать» (цит. по: Modern Encyclopedia, 118). Одна из адаптаций этой доктрины возникает в XIX веке: «из концепции третьего Рима вытекает идея об исключительности „Святой Руси“ (сочетание, появляющееся в „Повести о белом клобуке“ [XVI век], переживающая возрождение в работах славянофилов и их последователей в девятнадцатом столетии» (Ibid.). См. также анализ развития этой идеи в петровское время в работе Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского «Отзвуки концепции „Москва – Третий Рим“ в идеологии Петра Первого (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко)» (Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство-СПб, 2002. С. 349–361, особенно с. 352–353).

250

Согласно Вайлю и Генису, в среде советской интеллигенции шестидесятых «существовала старинная концепция „Третьего Рима“, которая навязывала России преемственность самой знаменитой из империй – Римской» (Вайль П., Генис А. 60-е. С. 286). В качестве примера они цитируют эстонского поэта Яана Каплинского, который доводит эту параллель до логического конца, используя «пышную римскую риторику» в стихотворении, которое становится «подпольным гимном Эстонии». Рассматривая диссидентскую точку зрения Каплинского на необходимость выхода Эстонии из советской империи, Вайль и Генис отмечают, что «принять Красную площадь за Форум можно было только глядя из Таллина», поскольку «в российской «римской империи» не было самого Рима», «вся империя состояла из одних окраин». С этим, в свою очередь, связано то, что «в новой российской культуре нет Вергилия, но есть Овидий – Бродский» (Там же. С. 287–288). Комментарий к стихотворению «На смерть друга» см.: Rigsbee, Styles of Ruin, 108. Бродский также отсылает к идее третьего Рима в стихотворении «Эклога 5-я. Летняя».

251

Мне представляется, что Томас Венцлова недооценивает идеологическую сторону исторического нарратива Бродского и его иерархию империй, когда замечает, что «три империи [Римская, Оттоманская и Советская] семиотически изоморфны: невзирая на разницу культур и религий, они оказываются логическим продолжением друг друга» (Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул. С. 184).

252

Я имею в виду строки «календарь Москвы заражен Кораном» и «тьфу-тьфу, мы выросли не в Исламе» из «Речи о пролитом молоке» и «полумесяц плывет в запыленном оконном стекле / над крестами Москвы, как лихая победа Ислама» из «Время года – зима» (СИБ2, 2, 183 и 210). См. также комментарий Дэвида Бетеа к стихотворению «Время года – зима» (Bethea, Creation of Exile, 208–211).

253

Бродский цитирует «паскудный пророческий возглас» Константина Леонтьева «Россия должна править бесстыдно» как образчик восточного экспансионизма, в котором звучит «голос Баязета, Тамерлана, Селима, Мехмета» (СИБ2, 5, 311). О византинизме Леонтьева см.: Andrzej Walicki, A History of Russian Thought: from the Enlightenment to Marxism (Oxford: Clarendon Press, 1980), 300–308. «Покойный Суслов» – Михаил Александрович Суслов (1902–1982), один из главных сталинских политиков, «серый кардинал» брежневской эпохи. Павел Николаевич Милюков (1859–1943), русский историк, впоследствии лидер Белого движения, требовавший передачи Константинополя России в 1916 году. В истории русской литературы он известен как человек, которого спас от пули убийцы ценой собственной жизни отец Владимира Набокова.

254

Николай Устрялов был ведущим теоретиком и распространителем русского национализма среди большевиков.

255

Федотов Г.П. Россия и свобода // Федотов Г.П. Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб.: София, 1991. Т. 2. С. 279. Впервые этот текст был опубликован в нью-йоркском эмигрантском «Новом журнале», постоянным автором которого Федотов был после того, как эмигрировал в США. Кроме того, Бродский мог познакомиться с ним в сборнике работ Федотова, вышедшем в Нью-Йорке в 1981 году («Россия и свобода: сборник статей», ред. М.А. Меерсон).

256

Там же. С. 291.

257

Федотов Г.П. Россия и свобода. С. 300.

258

Николай Бердяев отметил тот же импульс в идеологии третьего Рима, показывая ее трансформацию от Московии до страны большевиков: «Духовный провал идеи Москвы, как Третьего Рима, был именно в том, что Третий Рим представлялся как проявление царского могущества, мощи государства, сложился как Московское царство, потом как империя и, наконец, как Третий Интернационал» (Бердяев. Русская идея. С. 37). Точка зрения Дэвида Голдфранка на трансформацию идеи «Москва – третий Рим», как мне кажется, близка к ее пониманию Федотовым и Бердяевым, которое сформировано русской религиозной философией, а также Бродским, и выражена им таким образом: «Позднейшие критики русского национализма и большевизма использовали выражение „Москва – третий Рим“ довольно расплывчато, как способ обозначить смесь ксенофобии и мессианизма, которая, с их точки зрения, характерна для Великого русского народа. Высказывания такого рода можно слышать до сих пор, и они объясняются центральной и часто руководящей ролью Москвы в распространении мирового коммунистического движения после 1917 года». (Goldfrank, Modern Encyclopedia, 120).

259

Чаадаев П.А. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. М.: Наука, 1991. Т. 1. С. 331.

260

Там же. С. 533.

261

Там же. С. 538.

262

Пушкин А.С. О втором томе «Истории русского народа» Полевого // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1949. Т. 12. С. 127; Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.: Издательство Академии наук СССР, 1956. Т. 7. С. 16 (в оригинале по-французски).

263

«Сын цивилизации» (СИБ2, 5, 96). См. эссе Мандельштама «Петр Чаадаев», вторая часть которого начинается с эха чаадаевской мысли в восклицании «На Западе есть единство!» (Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В. 3 т. М., 2010. Т. 2. С. 28).

264

Двуязычное издание «Сочинения и письма П.Я. Чаадаева» (Москва, 1913–1914), подготовленное М.О. Гершензоном, стало первым изданием трудов Чаадаева в России после скандальной публикации «Первого письма» в журнале «Телескоп» в 1836 году. Издание Гершензона включает четыре письма и «Апологию сумасшедшего», написанные изначально по-французски.

265

Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. Т. 2. С. 29.

266

В год тридцать первый от рожденья века / Я возвратился, нет – читай: насильно / Был возвращен в буддийскую Москву. / А перед тем я все-таки увидел / Библейской скатертью богатый Арарат / И двести дней провел в стране субботней, / Которую Арменией зовут (Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. Т. 1. С. 164).

267

Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. Т. 1. С. 147, 148.

268

Еще одно принципиальное различие текстов Бродского и Мандельштама – это описание обстоятельств, в которых они были созданы. Мандельштам восхищался христианской Арменией в то время, когда такого рода восхищение, не говоря уже о его «поэтической экстравагантности» (термин Эндрю Вахтеля), выражать было все сложнее, тогда как Бродский мог высказывать свое неприятие мусульманской Турции и публиковать это в ведущих западных издательствах с большим успехом. Об обстоятельствах путешествия Мандельштама и отрицательной реакции критики на его произведение см.: Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Т. 2. С. 420–423. Обсуждение «Путешествия в Армению» в контексте советских травелогов см.: Avins, Border Crossings, 150–151; Andrew Wachtel, Voyages of Escape, Voyages of Discovery: Transformations of the Travelogue // Cultural Mythologies of Russian Modernism: From the Golden Age to the Silver Age / Ed. Boris Gasparov, Robert P. Hughes, and Irina Paperno (Berkeley: University of California Press, 1992), 128–149.

269

Ср. у Мандельштама: «Голова по-армянски: глух’е, с коротким придыханием после „х“ и мягким „л“ <…> Тот же корень, что по-русски <…> А яфетическая новелла? Пожалуйста: Видеть, слышать и понимать – все эти значения сливались когда-то в одном семантическом пучке. На самых глубинных стадиях речи не было понятий, но лишь направления, страхи и вожделения, лишь потребности и опасения. Понятие головы вылепилось десятком тысячелетий из пучка туманностей, и символом ее стала глухота» (Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. Т. 2. С. 312).

270

См. подробное прочтение стихотворения Мандельштама «Ламарк»: Гаспаров Б. Тридцатые годы – железный век (к анализу мотивов столетнего возвращения у Мандельштама) // Cultural Mythologies of Russian Modernism: From Golden Age to the Silver Age, 150–179.

271

См. замечание Дж. Смита о «безжалостном редукционизме» Бродского в стихотворении «На переговоры в Кабуле» (материалы круглого стола, опубликованные в «Russian review»); см. прим. 2 на с. 165 наст. изд.

272

Витгенштейн написал свою первую книгу, «Логико-философский трактат», когда служил в австрийской армии. Обращение Бродского к Витгенштейну отражает восхищение фигурой этого философа, запечатленное в многочисленных романах, пьесах, сборниках стихов и фильмах начиная с 1960-х – все это составляло «растущий корпус витгенштейнианы», как пишет Марджори Перлофф (Marjorie Perloff, Wittgenstein’s Ladder: Poetic Language and the Strangeness of the Ordinary (Chicago: University of Chicago Press, 1996, 23).

273

Говоря об Индии Найпола и Японии Кристофера Айера, Холланд и Хагган замечают, что их наблюдения «волшебным образом подтверждают культурную „сущность“, которую они, как им кажется, открыли. В этом смысле есть что-то сократическое в поисках многих авторов путешествий: они ищут подтверждений „истины“, которой, как им кажется, они уже владеют» (Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 11).

274

Это цитата из последней строфы стихотворения Ходасевича «Петербург» (1926), вошедшего в его последний сборник стихов «Европейская ночь». Стихотворение отсылает к жизни автора в Советской России до эмиграции: «И, каждый стих гоня сквозь прозу, / Вывихивая каждую строку, / Привил-таки классическую розу / К советскому дичку» (Ходасевич В. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1989. C. 155).

275

Стамбул и Афины символизируют здесь дихотомию между Востоком и Западом, и для Бродского это возможность еще раз вернуться к полемике с Шестовым (см. прим. 2 на с. 175 наст. изд.), мыслителем, которого он высоко ценил, как показывают многочисленные высказывания в интервью. См. также воспоминания Октавио Паса о его встрече с Бродским, где возник разговор о Шестове (Иосиф Бродский. Труды и дни / Под ред. Л. Лосева и П. Вайля. М.: Независимая газета, 1998. С. 257). Темы философии Шестова часто возникают в творчестве Бродского, но в отличие от поэмы «Исаак и Авраам» и стихотворения «Разговор с небожителем», которые можно назвать поэтическим утверждением идей Шестова об «ужасах жизни», религиозном индивидуализме и экзистенциальной вере, «Путешествие в Стамбул» выводит на первый план культурно-психологическое измерение последней книги философа «Афины и Иерусалим», хоть Бродский и заменяет Иерусалим Константинополем/Стамбулом, символическим центром не христианства и иудаизма, а христианства и ислама. Шестов сопоставляет религию и философию в предисловии к «Афинам и Иерусалиму» и находит ответ в их объединении. Эссе Бродского показывает, что он предпочитает Афины, то есть философию, рационализм и искусство, и отвергает Константинополь/Стамбул, что ведет к отрицанию религии. Но это отрицание несет шестовский заряд в том смысле, что Бродский пренебрегает религией как институционализированной системой верований, а не как выражением индивидуальной воли – это различие, которое проходит через все книги Шестова, не исключая «Афин и Иерусалима» (см.: Шестов Л. Афины и Иерусалим. Париж: ИМКА-Пресс, 1951. С. 317).

276

Вместо «режу» Бродский пишет «рэжу» (CИБ2, 5, 304).

277

O’Connor, From Kabul to Byzantium and Back, 209.

278

Томас Венцлова возводит «историософскую систему Бродского» к морфологии Освальда Шпенглера и его противопоставлению «аполлоновской» и «магической» культур в «Закате Европы» (Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул. С. 185). Эта работа Шпенглера вернулась в русское интеллектуальное пространство после выхода книги С.С. Аверинцева «Религия и литература» (Ann Arbor, Mich.: Hermitage, 1981). Бродский знал эту книгу, поскольку цитировал ее почти дословно в «Путешествии в Стамбул». См.: Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул. С. 189.

279

Дэвид Бетеа находит в эссе Бродского другую дихотомию, представленную через оппозицию пространства – времени, а именно дихотомию поэзии и империи: «Если читать этот травелог на фоне текстов Йейтса, Мандельштама и самого Бродского, выявляется следующая формула: поэзия – это темпорализация (или дематериализация) пространства, а империя, включая социальные утопии и прикладное христианство (например, марксизм), – спациализация времени» (Bethea, Creation of Exile, 52).

280

Гринлиф М. Пушкин и романтическая мода. СПб., 2006. С. 108.

281

Стихотворение Киплинга 1889 года «Баллада о Востоке и Западе» начинается со строк: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, / Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд» (пер. Е. Полонской; см.: Киплинг Р. Собрание сочинений: В 6 т. М.: Терра, 1996. Т. 6. С. 73).

282

Чаадаев П.А. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. М.: Наука, 1991. Т. 1. С. 529.

283

Небезынтересно сравнить представления о Востоке Чаадаева с тем, что Саид пишет о репрезентациях Востока в европейской романтической мысли. См.: Саид Э. Ориентализм. М.: Русский миръ, 2006. С. 176–214.

284

Чаадаев П.А. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. Т. 1. С. 529–530.

285

Чаадаев П.А. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. Т. 1. С. 403.

286

См.: Сулейменов Олжас. Аз и Я: Книга благонамеренного читателя (Алма-Ата, 1975; переиздано: Алма-Ата: Жалын, 1989).

287

Фрагмент отсутствует в русской версии эссе. – Прим. перев.

288

В этом смысле травелог Бродского иллюстрирует идею Ю.М. Лотмана о том, что вопрос русской идентичности, спроецированной на оси Запад – Восток или Европа – Азия, особенно важен для самоопределения петербуржцев. Постоянная необходимость в конструировании внешней точки зрения – взгляд из Европы или взгляд из Москвы – не только пространственной, но и идеологической, определяет петербургскую субъективность, но для ее формирования не менее важно собственное внимание Петербурга к Европе и России. Петербург традиционно связывался с двумя противоположными идеологическими формулами: «Азия в Европе» или «Европа в России», и эти формулы в свою очередь определяли конструирование петербургской идентичности, осознающей, что она является одновременно объектом европейской ориентализации и активным субъектом ориентализирующего взгляда на Россию, если применить термины Саида к идее Лотмана. См.: Лотман Ю.М., Успенский Б.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Семиотика города и городской культуры: Петербург. Тарту, 1984. С. 37 (Ученые записки Тартуского государственного университета, вып. 664 (Труды по знаковым системам, XVIII).

289

Я благодарна Татьяне Филимоновой, обратившей мое внимание на это стихотворение.

290

Эссе «Поэзия как форма сопротивления реальности» было написано по-русски и вышло как предисловие к собранию стихотворений Томаса Венцловы в польском переводе Станислава Баранчака «Rozmowa w zimie» (Paris, 1989). Русский текст впервые был напечатан в газете «Русская мысль» (№ 3829. 25 мая 1990). Вошло в СИБ2 (7, 119–128).

291

Knight, Grigor’ev in Orienburg, 1851–1862, 77. Статья Найта затрагивает период русской истории, связанный с империалистической экспансией. Он ставит под вопрос применимость идей Саида в русском контексте, утверждая, что ориентализм в России XIX века не имел такой дисциплинарной власти, как на Западе (Ibid., 97–99).

292

Наташа Ковачевич отмечает, что собственный опыт, на котором строили свои литературные нарративы родившиеся и выросшие в России и Восточной Европе эмигранты – от Владимира Набокова до Милана Кундеры и Иосифа Бродского, – только способствовал реориентализации этих стран в период холодной войны. – Natasa Kovacevic, Narrating Post/Communism: Colonial Discourse and Europe’s Borderline Civilizations (London: Routledge, 2008).

293

Holland and Huggan, Tourists with Typewriters, 7.

294

Ibid., 8.

295

Ibid.

296

Венцлова Т. Путешествие из Петербурга в Стамбул. С. 184.

297

Как пишет Венцлова, «следует иметь в виду мифопоэтический характер эссе и то, что Турция и мусульманство в нем являются метафорой (или метонимией) иных (более обширных) культурно-исторических явлений». Именно это делает эссе Бродского ориенталистским в контексте концепции Саида: он использует Стамбул, чтобы спроецировать на него свои метафизические построения и поместить его на нижнем уровне своей «поэтической типологии культур» (как определяет ее Венцлова).

298

Bethea, Creation of Exile, 211.

299

Памук А. Стамбул. Город воспоминаний. М.: Колибри, 2005. С. 264–266. Перевод с турецкого Тофика Меликли и Михаила Шарова.

300

Саид Э. Ориентализм. М.: Русский миръ, 2006. С. 438–509.

301

Дебре, enfant terrible французской литературы, критикует прежде всего тех, кого знает лучше всего, – французских интеллектуалов с таким же, как у него, образованием и социальным статусом. Переводчик его эссе на английский Филип Вольштеттер характеризует Дебре так: «привилегированный ребенок, сын процветающего парижского юриста правых взглядов, блестящий студент отделения философии École Normale, протеже Альтюссера, друг Кастро, теоретик революции, „французский красный“». В 60-е он был соратником Че Гевары, в 80-е – советником президента Франсуа Миттерана. См.: Philip Wohstetter, Introduction // Against Venice, by Régis Debray (Berkeley: North Atlantic Books, 1999), ix–xiv.

302

Debray, Against Venice, 30–31.

303

Debray, Against Venice, 285.

304

Ibid., 44.

305

Дэвид Макфадьен рассматривает Венецию как пространство, соответствующее эстетике «номадизма» и «политике независимости», свойственных Бродскому. См.: MacFadyen, Joseph Brodsky and the Baroque, 164–190.

306

Debray, Against Venice, 3.

307

Итальянский исследователь Джан Петро Пиретто в статье «Бродский „против“ Венеции» цитирует текст Дебре, отмечая сходство между взглядами на город двух авторов (Russian Literature 41–4 (1997): 519–532). Я в своем параллельном прочтении Бродского и Дебре также буду отмечать некоторое сходство, но на других основаниях. Ряд соображений, представленных мной в этой главе, я уже высказывала. См.: Sanna Turoma, Joseph Brodsky’s Watermark: Preserving the Venetophile Discourse // Russian Literature 53–4 (2003): 485–502.

308

Об этом он говорил на пресс-конференции в Хельсинки 23 августа 1995 года.

309

Бродский имеет в виду «Записки о путешествии по Франции и Италии» (1826) Уильяма Хэзлитта (1778–1830): «Еще более замечательным был бы город, построенный в воздухе, но любой другой должен отдать пальму первенства Венеции за ее своеобразие и впечатление, которое она производит» (English Writers and Venice 1350–1950/Scrittori inglesi e Venezia 1350–1950 / Ed. Marilla Battilana (Venice: Stamperia di Venezia, 1981), 140). «Идея в духе Кальвино» отсылает к роману Итало Кальвино «Невидимые города» с его образами воображаемых городов.

310

John Pemble, Venice Rediscovered (Oxford: Oxford University Press, 1995), 1, 140–165.

311

Ibid., 15.

312

Европейский дискурс XIX века о Венеции не был напрочь лишен политического подтекста. Даже если сама Венеция не играла уже политически значимой роли на карте Европы, ее историческое могущество все еще имело символическое значение. Сравнение тогдашней Британии с Венецией, бывшей когда-то господствующей морской державой, работало как оправдание некоторых викторианских взглядов. Британская империя fin-de-siècle должна была исчезнуть, как исчезла Венецианская республика (Pemble, Venice Rediscovered, 100–109). Тем временем в Италии Габриеле д’Аннунцио сделал «прекрасную Венецию» (Venezia la bella, как он ее называл) краеугольным камнем своей ностальгической декадентской эстетики. Он выступал против строительства транспортного моста в Венецию и был противником любой реставрации, которая скрывала следы действия времени. Его трагедия «Корабль» (1908) воспела основание Венеции, и именно в Венеции он писал свои националистические речи во время Первой мировой войны. Как ответ на эстетизацию Венеции, предпринятую д’Аннунцио и другими авторами, Филиппо Томмазо Маринетти, выступавший против старой Италии и ее городов, провокационно призывал разрушить венецианские дворцы и засыпать их обломками каналы (Venice Rediscovered, 158–165).

313

Об этом изменении в русском восприятии Венеции и его связи с европейским дискурсом, а также о роли в этом Ивана Тургенева и Владимира Стасова см.: Turoma, Watermark, 2003. Несмотря на растущий академический интерес к этой теме, все еще нет русского аналога историографической работы Пембла, описывающего историю восприятия Венеции в русской культуре. Не так давно вышли две книги о восприятии Венеции в русской литературе: Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1999; Paul Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg: Venice in Russian Poetry (Munich: Otto Sagner, 1997). Библиография русских авторов, писавших о Венеции, включенная в последнюю книгу, бесценна для любого, кто занимается этой темой, тогда как книга Меднис предлагает интересные прочтения отдельных текстов.

314

Эссе Розанова, опубликованное 24 июля 1902 года в «Новом времени», было впоследствии включено в его «Итальянские впечатления». См.: Розанов В.В. Собрание сочинений. М.: Республика, 1994. Т. 1. Среди художников: Итальянские впечатления / Ред. А.Н. Николюкин. С. 115–122. См. также заметку Розанова «К падению башни Св. Марка», написанную примерно тогда же и включенную в это издание (с. 122–124).

315

Чехов А.П. Полное собрание сочинений: В 30 т. Письма. Т. 12. М.: Наука, 1976. С. 202.

316

Перцов П. Венеция. СПб.: Герольд, 1905.

317

Для этого краткого обзора я использовала следующие книги: Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg; Кара-Мурза А. Знаменитые русские в Венеции. М.: Независимая газета, 2001; Гиппиус З. Живые лица. Тбилиси: Мерани, 1991. Т. 2. Воспоминания; Justin Doherty, Acmeist Perceptions of Italy // Literary Tradition and Practice in Russian Culture / Ed. Valentina Polukhina, Joe Andrew, and Robert Reid (Amsterdam: Rodopi, 1993), 106–121.

318

О русском романтическом каноне Венеции см.: Лосев Л. Реальность зазеркалья: Венеция Иосифа Бродского // Иностранная литература. 1996. № 5. С. 226; Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg, 20–41. О Венеции в европейском романтизме см.: Carlo Pellegrini, ed., Venezia nelle letterature moderne (Venice: Instituto per la collaborazione culturale, 1955); Franco Meregalli, Venice in Romantic Literature // Arcadia 18, № 3 (1975): 225–239. О Байроне и Венеции см.: Tony Tanner, Venice Desired (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1992), 17–66.

319

Этот поэтический диалог рассматривают в своих работах Жорж Нива (Georges Nivat, l’Italie de Blok et celle de Gumilev // Revue des études Slaves 4 (1982): 697–709) и Самуил Шварцбанд (Samuil Schwarzband, Aleksandr Blok and Nikolaj Gumilev // Slavic and East European Journal 33, № 3 (1988): 373–286. См. также: Doherty, Acmeist Perceptions of Italy; Флакер А. Венецианские литературные ведуты (Russian Literature 43 (1998): 149–158); Anna Lisa Crone, Blok’s «Venecija» and Molnii iskusstva as Inspiration to Mandelstam: Parallels in Italian Materials // Aleksandr Blok Centennial Conference / Ed. Walter N. Vickery (Columbus, Ohio: Slavica Publishers, 1984), 73–88.

320

Ходасевич В. Стихотворения. С. 97, 299.

321

Об «Образах Италии» Муратова см.: Patrizia Deotto, Impressioni, dipinti, visioni: l’Italia nell’immaginario russo // Europe Orientalis 15, № 2 (1996): 51–76.

322

Топоров В.Н. Италия в Петербурге // Италия и славянский мир: Советско-итальянский симпозиум in honorem Professore Ettore Lo Gatto. М., 1990. С. 66.

323

См. стихотворения Кушнера «Венеция», «Прогулка» и «Урок географии» в его сборнике «Стихотворения» (1986), «Ничто так к смерти нас не приближает…» в «Ночной музыке» (Л.: Лениздат, 1991. С. 93–94) и «1974 год» в «Литературной газете» (22 августа 1990).

324

Bethea, Creation of Exile, 45; см. также с. 106–107 в этой книге.

325

Susan Stewart, On Longing: Narratives of the Miniature, the Gigantic, the Souvenir, the Collection (Duke University Press, 1993), 135.

326

Ibid., 139–140.

327

Susan Stewart, On Longing: Narratives of the Miniature, the Gigantic, the Souvenir, the Collection (Duke University Press, 1993), 133.

328

Judith Seaboyer, Robert Coover’s Pinocchio in Venice: An Anatomy of a Talking Book // Venetian Views, Venetian Blinds: English Fantasies of Venice / Ed. Manfred Pfister and Barbara Schaff (Amsterdam: Rodopi, 1999), 239.

329

Debray, Against Venice, 10.

330

Кроме этого, есть по крайней мере одно стихотворение, «Остров Прочида», которое в собрании сочинений датировано «ноябрь 1994, Венеция» – это может указывать на то, что, несмотря на название, отсылающее к острову Прочида в Неаполитанском заливе, стихотворение написано в Венеции. Стихотворение «Замерзший кисельный берег. Прячущий в молоке…» вызывает в памяти венецианский пейзаж, знакомый по стихам и «Набережной неисцелимых», но отсылок к конкретным венецианским реалиям здесь нет, поэтому речь может идти и о каком-то другом городе.

331

Формулировка «хронический туризм» взята из рецензии Джона Апдайка на публикацию «Набережной неисцелимых» в «Нью-Йоркере». Также эта рецензия процитирована на обложке отдельного издания эссе по-английски («Watermark»). Для Апдайка эссе Бродского, помимо прочего, это «попытка <…> превратить собственный хронический туризм в кристалл, чьи стороны отражают целую жизнь, с изгнанием и болезнью, вспыхивающими на углах между гранями, ослепительный блеск которых являет чистую красоту». Об обстоятельствах создания «Лагуны» Бродский говорит в беседе с П. Вайлем (Бродский И. Пересеченная местность. С. 170).

332

Valentina Polukhina, The Prose of Joseph Brodsky: A Continuation of Poetry by Other Means // Russian Literature 41 (1997): 223–240. [Здесь цитируется по русской версии статьи, «Проза Иосифа Бродского, или Продолжение поэзии другими средствами», напечатанной в: Полухина В.П. Больше самого себя: О Бродском. Томск: ИД СК-С, 2009. С. 133–150, указанные цитаты на с. 135 и 149. – Прим. перев.] Бродский широко использует поэтические образы из венецианских стихов (особенно «Венецианских строф») в «Набережной неисцелимых», и эти транскрипты поэтических образов в прозе вызвали у ряда критиков резко отрицательную реакцию. Я не перечисляю случаи такого использования, но обращаюсь к ним по мере необходимости. Для более или менее полного списка см. указанную статью Полухиной.

333

Bhabha, Location of Culture, 34.

334

Важные замечания о билингвизме Бродского см.: Givens, The Anxiety of a Dedication и David Bethea, Brodsky’s and Nabokov’s Bilingualism(s): Translation, American Poetry, and the Muttersprache // Russian Literature 37 (1995): 157–184. См. также статью Майкла Молнара об автопереводе элегии 1985 года «Прошло что-то около года. Я вернулся на место битвы…» в: Russian Literature 37 (1995): 333–337. Кроме того, вхождение Бродского в англоязычную литературу было темой многих противоречивых рецензий и дискуссий. Хочу заметить, что некоторые отрицательные отклики на стихи и прозу Бродского, написанные критиками, для которых английский язык и культура являются родными, показывали отсутствие толерантности к языковым особенностям его творчества и нежелание вникать в его вклад в английский язык с точки зрения того, «как в мир приходит новизна» (цитирую подзаголовок одного из эссе Хоми Бабы в его «Location of Culture», см. особенно 227–228). Один из характерных примеров – разгромная рецензия на «Набережную неисцелимых» британского автора травелогов, историка и специалиста по Венеции Джона Джулиуса Норвича. В поддержку своего мнения о том, что английский Бродского далек от уровня владения языком Набокова или Конрада, Норвич приводит цитаты из эссе, которые являются почти буквальными переводами русских стихов Бродского, о чем автор рецензии, разумеется, не догадывается (см.: John Julius Norwich, Did This Man Really Win the Nobel Prize? // Literary Review, June 1992, 12–13).

335

Bethea, Creation of Exile, 48–52.

336

Bhabha, Location of Culture, 224.

337

Brodsky, Less Than One, 99. [Перевод на русский язык Е. Касаткиной см.: СС2, 5, 75. – Прим. перев.]

338

Bhabha, Location of Culture, 228.

339

Так Баба описывает «лиминальность опыта мигранта» в своем прочтении «Сатанинских стихов» Салмана Рушди, 224.

340

О понятии «третьего пространства» Фредрика Джеймисона и его трактовке Бабой см.: Bhabha, Location of Culture, 36–39, 216–219. Вот один из характерных примеров его теоретических рассуждений: «Только когда мы осознаем, что все культурные высказывания и системы сконструированы в этом противоречивом и неоднозначном пространстве провозглашения, мы начинаем понимать, почему иерархические претензии на неотъемлемую оригинальность или „чистоту“ культур несостоятельны, даже без обращения к эмпирическому материалу истории, демонстрирующему их гибридность <…> Именно Третье Пространство, непредставимое само по себе, создает дискурсивные условия провозглашения, гарантирующего, что смыслы и символы культуры не имеют изначального единства или постоянства, что одни и те же знаки могут быть восприняты, переведены, переосмыслены и прочитаны по-новому» (Ibid., 37).

341

Barry Curtis and Claire Pajaczkowska, Venice: Masking the Real // Hieroglyphics of Space: Reading and Experiencing the Modern Metropolis / Ed. Neil Leach (London: Routledge, 2002), 157.

342

Кроме авторского сборника «Часть речи» и собраний сочинений стихотворение включено в многоязычную антологию «Венецианские тетради: Иосиф Бродский и другие / Quaderni veneziani: Joseph Brodsky and Others» под редакцией Екатерины Марголис (М.: ОГИ, 2002) и посмертный сборник рождественских стихов Бродского в переводе на английский «Nativity Poems».

343

Анализ того, как итальянская и русская темы противопоставлены в «Лагуне» и переплетены с ностальгией изгнанника, см. в.: Крепс М. Поэтика Бродского. С. 62–67.

344

Бродский комбинирует строку из «Летнего сада» (где лучшая в мире стоит из оград) и первую строку «Венеции» (Золотая голубятня у воды).

345

Показательно замечание о Паунде его современника и соотечественника Джона Гульда Флетчера. Для него Паунд представлял тех американцев, «которые уехали за границу до Первой мировой в стремлении применить собственные грубые и необразованные силы к тому, чтобы ассимилироваться в европейскую традицию или даже превзойти ее» (цит. в: Tanner, Venice Desired, 271).

346

Ezra Pound, Pavannes and Divagations (Norfolk, Conn.: New Directions, 1958), 5. О Паунде и Венеции см.: Tanner, Venice Desired, 268–348.

347

Pound, Pavannes and Divagations, 60.

348

См. также интервью Соломона Волкова с Бродским, где Бродский вспоминает: «Мы с Паундом почти увиделись» (Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Независимая газета, 1998. С. 207). Что до упомянутых Бродским переводов, мне, к сожалению, не удалось найти их следов. [Перевод Ольги Седаковой см.: Паунд Э. Стихотворения и избранные Cantos. СПб.: Владимир Даль, 2003. С. 191. – Прим. перев.]

349

В оригинале – tear. – Прим. перев.

350

См.: Boym, Future of Nostalgia, 302–307. [Русский перевод см.: Бойм С. Будущее ностальгии // Неприкосновенный запас. № 89 (3/2013). – Прим. перев.]

351

О понятии возвышенного см. Stewart, On Longing, 74–78. [Автор цитирует здесь не Э. Берка, в книге которого нет таких определений, а Сьюзен Стюарт, которая выводит свои определения возвышенного и прекрасного не только из работы Берка, но и из ряда других текстов. – Прим. перев.]

352

Tanner, Venice Desired, 280.

353

Ibid., 306. О значении мраморных статуй в поэтике Бродского см.: George Nivat, An Ironic Journey into Antiquity // Brodsky’s Poetics and Aesthetics / Ed. Lev Loseff and Valentina Polukhina (London: Macmillan, 1990), 89–97; и Dan Ungurianu, The Wandering Greek, 161–191. Виктор Юхт также затрагивает эту тему в своей статье «К проблеме генезиса статуарного мифа в поэзии Иосифа Бродского (1965–1971 гг.)» (Russian Literature 44 (1998): 409–432).

354

Ezra Pound, The Cantos of Ezra Pound (London: Faber and Faber, 1957), 81. [Пер. Я. Пробштейна. – Прим. перев.]

355

Пер. Я. Пробштейна. – Прим. перев.

356

Подробнее о Бродском в этой связи писал Ричард Мартин: Richard Martin, The Autonomous Eye of Joseph Brodsky // Ethics and Aesthetics: The Moral Turn of Postmodernism / Ed. Gerhard Hoffman and Alfred Hornung (Heidelberg: Universit.tsverlag C. Winter, 1996), 243–253.

357

Mary McCarthy, Venice Observed (Lausanne: R. Bernier, 1957), 6.

358

Глава называется «Venezia la bella» вслед за романтическим циклом стихотворений Аполлона Григорьева, популярных тогда. См.: Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.: Издательство Академии наук СССР, 1956. Т. 11. С. 468–483. Цитируемый фрагмент на с. 468.

359

Там же.

360

Подход Герцена к городу как «живому организму» в значительной мере повлиял на подход Н.П. Анциферова к городскому пространству Петербурга в «Душе Петербурга» (с. 16–18).

361

Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Семиотика города и городской культуры: Петербург. Тарту, 1984. С. 37 (Ученые записки Тартуского государственного университета, вып. 664 [Труды по знаковым системам, XVIII]); Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. СПб.: Искусство, 2003. С. 7–118. См. также статью Лосева (Лосев Л. Реальность зазеркалья: Венеция Иосифа Бродского // Иностранная литература. 1996. № 5), где обсуждается Венеция Бродского и его представление о «драматическом порядке», которое перекликается с «эксцентрическим городом» Лотмана. О Венеции Бродского и «петербургском тексте» см. Пиретто, Бродский «против» Венеции, 520.

362

Bożena Shallcross, Through the Poet’s Eye: The Travels of Zagajewski, Herbert, and Brodsky (Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 2002), особенно 103–122.

363

Перевод и описание обстоятельств, при которых он был опубликован в Советском Союзе, см. в книге: Венецианские тетради: Иосиф Бродский и другие / Quaderni veneziani: Joseph Brodsky and Others / Ред. Екатерина Марголис. М.: ОГИ, 2002. С. 195–197.

364

Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. Т. 1. С. 152.

365

Бродский И. Пересеченная местность. С. 171.

366

John Ruskin, The Stones of Venice, vol. 1, The Foundation (New York: Garland Publishing, 1979), 351.

367

О влиянии Рескина см.: Tanner, Venice Desired, 67–156. О Рескине в России см.: Deotto, Impressioni, dipinti, visioni, 51–76.

368

Debray, Against Venice, 5–6.

369

Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1886. С. 31.

370

W.H. Auden, Selected Poems (London: Faber and Faber, 1979), 184.

371

Edward Mendelson, Later Auden (New York: Farrar, Straus and Giroux, 1999), 499, 508.

372

W.H. Auden, Thank You, Fog (London: Faber and Faber, 1974), 13.

373

Bethea, Creation of Exile, 137.

374

Топоров В.Н. Италия в Петербурге. С. 49–81.

375

Некоторые следы Венеции есть в советском литературном каноне, например, это стихотворение Николая Заболоцкого «Венеция» (1957). Об образах Венеции у Заболоцкого и в советской и эмигрантской поэзии см.: Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg, 54–58. Поэты-эмигранты и одновременно критики Юрий Иваск и Владимир Вейдле были среди интересных предшественников Бродского. Забавный момент советской внешней политики времен холодной войны отражен в стихотворении Евгения Долматовского «Венеция» (1963), где лирический герой потрясен, что в сказочную детскую картину Венеции вторгается «крейсер „Гарибальди“ / С ракетной установкой на борту», заставляя его представить как, «ползет Венеция на дно Лагуны, / Как Китеж-град под воду уходя». См.: Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg, 57.

376

См.: Hinrichs, In Search of Another St. Petersburg, 47–48; Nivat, l’Italie de Blok et celle de Gumilev, 697–709; Schwarzband, Aleksandr Blok and Nikolaj Gumilev, 373–386; Doherty, Acmeist Perceptions of Italy, 106–121. См. также: Флакер А. Венецианские литературные ведуты (Russian Literature 43 (1998): 149–158). [Вошло в кн.: Флакер А. Живописная литература и литературная живопись. М.: Три квадрата, 2008. С. 200–209. – Прим. перев.]

377

См. интересный обзор интертекстов в «Венецианских строфах», сделанный Натальей Галацкой: Галацкая Н. «Венецианские строфы (I)» – смерть в Венеции? // Meddelanden från slaviska institutionen Nr 34/1. Föredrag hållna vid Fjortonde nordiska slavistmötet i Helsingfors, augusti 1997, vol. 1 (Stockholm: Universitet Stockholm, 1997), 33–44.

378

См. прим. 2 на с. 250 наст. изд.

379

Бродский отмечает значение для него Зонтаг и Шмакова в беседе с Петром Вайлем: Бродский И. Пересеченная местность, 172.

380

Саид Э. Ориентализм. М.: Русский миръ, 2006. С. 112.

381

Я уже писала об этом раньше: Joseph Brodsky and Orientalism: A Russian Moor in Venice? // Ulbandus, the Slavic Review of Columbia University 7 (2003): 143–154.

382

Manfred Pfister, The Passion from Winterson to Coryate // Pfister, Venetian Views, Venetian Blinds, 16.

383

Сталь Ж. де. Коринна, или Италия. М.: Наука, 1969. С. 277.

384

«В британских и французских оценках Венеция была более восточной, чем большая часть Востока», – пишет Джон Пэмбл (Pemble, Venice Rediscovered, 118–120). Английский писатель-путешественник Уильям Бэкфорд отзывался о Венеции в 1782 году почти в тех же выражениях. Для него собор Святого Марка тоже был «мечетью», а вокруг «запах кофе, тень шатров и вид греков и азиатов, сидящих в ней скрестя ноги, заставляет вспоминать о базаре в Константинополе» (цит. по: Pemble, Venice Rediscovered, 118). О Венеции Бэкфорда как лиминальном городе см.: Elinor Shaffer, William Beckford in Venice, Liminal City: The Pavilion and the Interminable Staircase // Pfister, Venetian Views, Venetian Blinds, 73–88.

385

Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1886. Т. 12. С. 44.

386

Розанов В.В. Собрание сочинений. Т. 1. С. 227.

387

Муратов П. Образы Италии. М.: Галарт, 1993. С. 35.

388

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений. М.: Мир книги, 2008. Т. 11. Братья Карамазовы. Ч. 1–2. С. 230, 278.

389

Подробное исследование рифмы Бродского см.: Barry Scherr, Beginning at the End: Rhyme and Enjambment in Brodsky’s Poetry // Brodsky’s Poetics and Aesthetics / Ed. Lev Loseff and Valentina Polukhina (Houndsmill: Macmillan, 1990), особенно 180, 184.

390

Здесь и далее цит. по: СиП, 2, 130–131.

391

См.: Buckler, Mapping St. Petersburg, 36.

392

Как пишет Евгений Рейн, Бродский вписал имя Розанова на полях стихотворения в подаренном ему экземпляре «Урании» (стихотворение впервые появилось в этом сборнике). См.: Рейн Е. Мой экземпляр «Урании» // Иосиф Бродский: труды и дни / Под ред. Л. Лосева и П. Вайля. М.: Независимая газета, 1998. С. 150. См. также прочтение этого стихотворения В. Полухиной: Полухина В. Ахматова и Бродский (к проблеме притяжений и отталкиваний) // Ахматовский сборник. Paris: Institut d’études slaves, 1989. Вып. 1 / Под ред. С. Дедюлина и Г. Суперфина. С. 143–153. [Перепечатано в: Полухина В. Больше самого себя. О Бродском. Томск: ИД СК-С, 2009. С. 259–268. – Прим. перев.]

393

Картины, иллюстрации и театральные декорации мирискусников свидетельствовали о большом интересе к Венеции XVIII века и ее эстетике карнавала. Бродский в «Набережной неисцелимых» указывает на интерес Кузмина к Венеции, вспоминая о его переводах из Анри де Ренье и о своем знакомстве с ними в Ленинграде 60-х (СИБ2, 7, 20).

394

Бродский И. Пересеченная местность. С. 173.

395

Svetlana Boym, Death in Quotation Marks (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1991), 24–25. Бойм предпринимает попытку рассмотреть работы русских формалистов, прежде всего Тынянова, в контексте критики субъективности, автора и биографии в современном литературоведении, прежде всего в работах французских исследователей, таких как «Смерть последнего писателя» Мориса Бланшо, «Смерть автора» Ролана Барта, «Что такое автор» Фуко и «Автобиография как искажение» Поля де Мана.

396

Критика Виктором Ерофеевым советского наследия, сохранившего эту русскую традицию, стала началом дебатов о русском литературном постмодернизме. См.: «Поминки по советской литературе» (Литературная газета. 4 июля 1990).

397

См., например: Кривулин В. Писатель после истории, или Антигона-2 (К вопросу о роли писателя в ситуации постмодерна) // Модернизм и постмодернизм в русской литературе и культуре. Helsinki: University of Helsinki, 1996. С. 67–72 (Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia 5).

398

Один из примеров агиографического подхода к Бродскому – выставка «Иосиф Бродский: Урания, Венеция, Нью-Йорк» в музее Анны Ахматовой, прошедшая в дни празднования трехсотлетия Санкт-Петербурга. На ней был впервые представлен ряд архивных материалов, а также реконструкция американского кабинета Иосифа Бродского в Саут-Хэдли, Массачусетс. Фотографии, письма, рукописи и другие документы, связанные с жизнью Бродского в Ленинграде и Америке, были помещены в витрины, протянувшиеся вдоль двух стен. Еще одна стена была занята увеличенным фотоизображением дома Мурузи, в котором находилась ленинградская квартира Бродского, а на четвертой помещалось таких же размеров изображение дома в Гринвич-Вилледже, районе Нью-Йорка, где жил Бродский. Посетитель выставки как бы попадал внутрь двух домов Бродского, что, помимо некоторого оттенка вуайеризма, создавало ощущение причастности к реконструкции нарратива частной жизни поэта. Также были представлены многочисленные фотографии из не менее многочисленных путешествий Бродского, которые создавали своего рода повествование о жизненном путешествии поэта от Петербурга до Венеции; для зрителя, знакомого с сопоставлением этих двух городов в русской культуре, это повествование становилось замкнутым.

399

Рецензия Дмитрия Аполлонова в «Русском журнале», 9 января 2002 года: http://old.russ.ru/krug/kniga/20020109_I.html.

400

См., например, высказывание Валентины Полухиной, которая анализирует вклад современников Бродского в создание мифа о нем, при этом ее собственный текст обладает не меньшей мифотворческой силой, чем материал, который она анализирует (Valentina Polukhina, The Myth of the Poet and the Poet of the Myth: Joseph Brodsky // Russian Writers on Russian Writers, ed. Faith Wigzell (Oxford: Berg Publishers, 1994), 139–159). [См. русскую версию статьи в кн.: Полухина В. Больше самого себя. О Бродском. С. 300–313. – Прим. перев.] См. также анализ некрологов Бродскому в московской прессе, сделанный Олегом Лекмановым, и замечания об использовании эпитетов великий и гениальный в них: Лекманов, «Что же пишут в газетах…», 233–234.

401

Кара-Мурза А. Знаменитые русские о Венеции. С. 231.

402

Можно упомянуть хотя бы многочисленные поэтические отклики на Венецию Бродского, принадлежащие как современникам и знакомым Бродского, таким как Александр Кушнер и Лев Лосев, так и авторам младшего поколения, таким как московский поэт Мария Степанова. Петербургский исследователь Мария Левченко сделала интересный доклад о восприятии Венеции Бродского в России на конференции «Русская интеллигенция и Польша», которая прошла в Университете Лунда (Швеция) 22–25 августа 2002 года.

403

О восприятии Хемингуэя в СССР начиная с поздних 20-х и до поздних 70-х см.: Орлова Р. Хемингуэй в России. Анн-Арбор: Ардис, 1985. О значении Хемингуэя для того литературного круга, к которому принадлежал Бродский, см.: MacFadyen, Joseph Brodsky and the Soviet Muse, 30–54.

404

О Венеции Манна см.: Tanner, Venice Desired, 353–360.

405

Бродский так вспоминает об этом: «Я как-то в Венеции, году в 89-м, стоял на Калье дель Венти, в районе Дзаттере, смотрю: подплывает огромный корабль, и вспомнил, как однажды приплыл сюда на пароходе. Это паром, который курсирует по маршруту Александрия – Пирей – Венеция, очень дешевое путешествие. То есть на самом-то деле я приплыл не зимой и не из Египта, а из Греции, из Пирея. Почему я все время должен говорить правду? Мне понравилось такое начало, и я еще вспомнил, что из Египта сюда прибыли мощи Святого Марка» (Бродский И. Пересеченная местность. С. 173).

406

В статье Вирджинии Рихтер, которая рассматривает Венецию Дафны Дюморье и Йена Макьюэна сквозь призму туризма, есть интересный пассаж о «Набережной неисцелимых» и возникающем в ней образе недостижимой Венеции. Анализируя значение венецианских безделушек в тексте Бродского, она пишет, что «эти побывавшие в употреблении объекты, пересекающие границу герметично запечатанного мира, передают, метафорически и метонимически, фантазматическую сущность венецианских ассоциаций: упадок, желание, смерть. Но главное для Бродского даже не их воображаемое содержание, а то, что они вызывают образ Венеции как пространства фантазии, нереального, недостижимого города» (Virginia Richter, Tourist Lost in Venice: Daphne du Maurier’s Don’t Look Now and Ian McEwan’s The Comfort of Strangers // Pfister, Venetian Views, Venetian Blinds, 181).

407

Стихотворение имело такое название в первых публикациях. В современных изданиях называется по первой строчке, «Однажды зимою я тоже приплыл сюда…», с сохранением посвящения. – Прим. перев.

408

Бродский И. Пейзаж с наводнением. Дана Пойнт: Ардис, 1996. С. 61–62.

409

Подобные декорации возникают и в стихах Бродского конца 60-х о литовском курорте Паланге: «В Паланге» (1967) и «Элегия» (1968), с первой строчкой «Подруга милая, кабак все тот же…» (СиП, 1, 172).

410

«Дорогая, я вышел из дома сегодня вечером» – это последняя из элегий, посвященных М.Б. Заглавие английского перевода, «Brise Marine», отсылает не к Прусту, но к Малларме, чей «Морской бриз» (название стихотворения Малларме) лирический герой пытается вдыхать, лишь для того, чтобы убедиться, что пахнет он гнилыми водорослями.

411

Элегия посвящена Анатолию Найману, и в ней может иметься в виду путешествие, которое Бродский и Найман предприняли вместе в 1967 году и о котором Найман пишет в небольшом мемуарном отрывке, названном «Hava Nagila». [Опубликован по-английски в израильском журнале «Commentary»: https://www.commentarymagazine.com/articles/hava-nagila-a-memoir/. – Прим. перев.] Есть тематическая связь между элегиями, написанными в Паланге и Ялте в один и тот же год. Первая посвящена М.Б., и ее центральная тема – измена («Зачем лгала ты»), а вторая, тоже связанная с темой предательства, посвящена Анатолию Найману, поэту, с которым Бродский дружил в то время. [Лев Лосев отмечает в комментарии к «Элегии», что посвящение Найману было «добавлено автором в гранки второго тома СИБ-2 [второго издания «Сочинений Иосифа Бродского»], в первом издании СИБ его не было» (СиП, 2, 604). – Прим. перев.]

412

В английском варианте «In Front of Casa Marcello» – «Перед дворцом Марчелло», в русском тексте присутствует посвящение Джироламо Марчелло. – Прим. перев.

413

Дэниел Вейссборт дает краткий очерк о реальном Джироламо Марчелло: Weissbort, Letter from Venice // Times Literary Supplement, July 7, 2000.

414

Эссе Георга Зиммеля «Венеция» цитируется в переводе Андрея Кричевского (Логос, 2002, 3–4). – Прим. перев.

415

Tanner, Venice Desired, 366.

416

Удивительно, насколько многие современные описания Венеции заряжены этим манновским настроением. См.: Judith Seaboyer, Robert Coover’s Pinocchio in Venice: An Anatomy of a Talking Book // Pfister, Venetian Views, Venetian Blinds, 237–255.

417

Curtis and Pajaczkowska, Venice: Masking the Real, 156.

418

Авторская машинопись с названием «The Pigeons» была представлена на выставке в музее Ахматовой в 2003 году. В каталоге выставки она значится под названием опубликованной английской версии (см.: Иосиф Бродский: Урания; Ленинград – Венеция – Нью-Йорк. СПб.: Звезда, 2003. С. 58). Права на эту машинопись принадлежат Фонду по управлению наследственным имуществом Иосифа Бродского. Я благодарна Энн Шеллберг, литературному секретарю Бродского и редактору сборника его стихотворений по-английски (Collected Poems), которая сообщила мне в письме, что изменение названия было сделано до публикации в «New Republic».

419

Пропущенная буква появляется в собрании стихотворений Бродского по-русски (СиП, 2, 281), а также в сборнике «Пейзаж с наводнением», напечатанном в 1995 году в издательстве «Ардис». Мне не удалось установить, являлось ли это требованием редактора или изначальным намерением самого Бродского.

420

Joseph Brodsky, Collected Poems in English, 1972–1999 (N.Y.: Farrar, Straus & Giroux, 2000), 435.

421

Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1886. Т. 10. С. 6.

422

Вяземский П.А. С. 21 (запись от 30 сентября 1853 года). – Прим. ред.

423

Цит. по: James Buzard, The Uses of Romanticism: Byron and the Victorian Continental Tour // Victorian Studies. Vol. 35. № 1 (Autumn 1991): 41.

424

Ibid., 29–30.

425

Мятлев И.П. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1969. С. 465.