Бриз для двоих - [47]

Они выходили на улицу, потому что он теперь предпочитал не афишировать их встречи перед коллегами, и Эмили начинала свой бесконечный, повторявшийся из раза в раз монолог, а Ричард молча курил, и лицо его было совершенно спокойным. По выходным она приходила к нему, как прежде, но теперь его часто не оказывалось дома. Эмили по привычке прибирала квартиру, что-то готовила (никогда прежде не занимавшаяся хозяйством, она за полгода научилась неплохо готовить), а потом ей не оставалось ничего другого, как только сесть за накрытый на двоих стол и, спрятав лицо в ладонях, горько расплакаться. Когда же она заставала Ричарда дома, он вдруг вспоминал, что ему необходимо срочно уйти, а на все ее расспросы бросал одну-единственную фразу: «Я никогда не отчитывался даже перед женой!» Эмили казалось, что ее Дика подменили другим человеком. Ведь тот, прежний, ее Ричард никогда бы не смог произнести подобное, да, он не слишком хорошо воспитан, но он никогда не был хамом. И у него не было от нее никаких секретов, она знала о каждом его шаге, они рассказывали друг другу о каждом часе, проведенном в разлуке… Тот Ричард любил ее, а этот… Он не гнал ее от себя и иногда даже занимался с ней любовью, а ей казалось, что пока он хочет ее, еще не все потеряно. Правда, в постели все теперь происходило не совсем так, как она представляла себе в грезах о возлюбленном. Секс имеет свою душу, а то, что происходило между ними теперь, больше напоминало гимнастические упражнения.

Возвращаясь домой, она бросалась на постель и рыдала: все, все кончено! Но ночь приносила с собой воспоминания и сны, переполненные недавним счастьем, и вновь оживала надежда, и Эмили просыпалась утром, почти уверенная, что все еще можно вернуть, что у них есть еще шанс… Его безразличие – только маска, говорила она себе. Она должна увидеть его еще раз. И никаких упреков! Что бы он ни сказал, как бы себя ни повел, необходимо делать вид, что все как раньше. Возможно, он только пытается укротить ее, подчинить себе. И она согласна подчиниться – лишь бы не потерять его… Эмили тщательно одевалась и старалась придать лицу беззаботное выражение, но все равно ее улыбка выходила вымученной, «все как раньше» – уже не получалось…

Наконец, сделав над собой невероятное усилие, она перестала ходить к нему. Она ждала, что Ричард позвонит – он не звонил. Иногда она приходила к его дому в тот час, когда он должен был возвращаться с работы и, спрятавшись за углом, смотрела, как он открывает дверь. Однажды она ждала его прихода дольше обычного и, конечно, стала строить совершенно определенные предположения, которые вскоре подтвердились: Дик пришел не один, а с молодой девушкой. Оба были заметно навеселе. В комнатке, по которой Эмили так успела соскучиться, включили музыку, которую никогда не включали при ней, – их с Ричардом вкусы и пристрастия были малосовместимы – и в окне заплясали тени. Эмили вышла из своего укрытия и, словно во сне, подошла к двери. Ей хотелось распахнуть ее, увидеть Ричарда и дать ему пощечину. Но это было так глупо: она ему не жена, он свободен, и у нее нет никакого права… Эмили достала ключ и повесила его на ручку двери. Дорогой она снова попыталась успокоить свою боль: он увидит ключ и поймет, что потерял ее, прошлое всколыхнется в его душе, он немедленно захочет увидеть ее, полный раскаяния и нежности…

В тот вечер она обо всем рассказала мужу. Нет, не обо всем – о том, что роман уже окончен, она не сказала. Тоска и отчаяние сводили ее с ума, а она говорила о том, что никогда еще не была так счастлива… Возможно, этим она хотела удержать ускользающую надежду. И в этот момент ей была почти безразлична та боль, что испытывал человек, с которым она прожила большую часть своей жизни. Она не смотрела в его глаза, не замечала его дрожавших губ, она упивалась своей болью…

Они уже давно не спали вместе. Для мужа у нее с некоторых пор появилась тысяча недомоганий, настойчивых рекомендаций и даже категорических запретов врачей… По-прежнему отгоняя от себя все недостойные Эмили предположения, он смирился с ее охлаждением и не переставал надеяться, что это временно, что это нервы, а может, она просто устала от него за эти годы и перерыв ей необходим. Он искал причины в себе и готов был обвинить себя в недостаточной внимательности, в том, что работа в последние годы зачастую не оставляла ему времени для полноценного общения с любимой женщиной. А главным, в чем он обвинял себя и что в его глазах оправдывало Эмили, было отсутствие детей. Жене уже тридцать восемь, а тоска по материнству может довести до нервного срыва любую женщину.

И только теперь он узнал правду, и все стало на свои места. В ту ночь, тщетно пытаясь заснуть, он впервые понял, что эта одинокая постель и эта тоска, высасывающая душу, – навсегда. И сознание того, что Эмили лжет, рассказывая о том, как счастлива с каким-то другим мужчиной, – а то, что она лжет, было очевидно для него – не доставляло ему никакого удовлетворения: он любил ее, и, может быть, ему было бы легче, если бы, причинив такую боль ему, она была действительно счастлива с другим.