Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - [18]

До Манджиля мы добрались к 5.30 вечера, где снова отдыхали на почтовой станции с броской рекламой.

В 6 часов утра 21 февраля мы выехали в Казвин, но день выдался неудачным, и мы прибыли в город только на следующий день. Машины двигались на пределе возможностей, часто случались поломки. Прежде чем мы, покинув деревню, скрылись из виду, пришлось сделать двухчасовую остановку: это значительно сократило наш день, но мы надеялись, что нам повезет наверстать упущенное, и весьма успешно справлялись с этим до полудня, пока вторая остановка на три с половиной часа не лишила нас всякой надежды добраться до Казвина в тот же день.

Погода стояла прекрасная, и сегодня, казалось, не стоило торопиться с преодолением перевала. Водители устали, и мы вполне могли бы переночевать в деревне Биканди на этой стороне, а завтра совершить совсем короткий пробег до Казвина. Мне очень хотелось так и поступить, но, к счастью, я отказался от этого плана. Мы поднажали и миновали перевал на закате, а еще через две мили наткнулись на добротный караван-сарай, послуживший нам отличным убежищем на ночь.

Ночью в погоде произошла та же поразительная перемена, какую мы испытали в Асадабаде. Проснувшись, мы обнаружили, что все вокруг засыпано снегом, а свирепая метель разыгралась не на шутку. Останься мы прошлой ночью на той стороне перевала, то задержка могла бы обернуться неделей. Как бы то ни было, расстояние до Казвина составляло всего 20 миль, и дорога, когда ее можно было отыскать в снегу, оказалась вполне проходимой. Ехать было трудно из-за замерзших рук и залепленного снежными хлопьями лобового стекла, но к полудню мы добрались до места без особых приключений и были рады оказаться на теплых квартирах.

Когда мы проходили через Казвин на пути к морю, жители города не выказывали нам особого дружелюбия; поэтому маловероятно, что теперь они проявят большее гостеприимство. Не приходилось сомневаться, что в городе нас вряд ли ожидает приятное времяпровождение, к тому же там будет слишком оживленно для нашего постоянного отдыха. По этой причине я выбрал Хамадан, где мы могли бы занять надежную оборонительную позицию на возвышенности за пределами города, откуда связь с Багдадом обеспечивалась бы через русскую радиостанцию.

Прежде чем пуститься в путь по узким и грязным дорогам города, я остановил колонну за виноградником рядом с главными воротами, чтобы дать всем машинам возможность подтянуться и достойно войти в город. В этот момент нас приветствовала внезапная вспышка коротких выстрелов и звук пуль, свистящих так близко, как только может быть нацелена персидская пуля. Но, как оказалось, это были не враждебные, а дружественные пули; из-за угла по снегу медленно выехала набитая русскими солдатами большая повозка, пассажиры которой с несколько большим, чем обычно, энтузиазмом предавались своему любимому развлечению – салюту из винтовок.

Мы проследовали через город до британского консульства, где мистер Гудвин снова принял все меры для комфортного расквартирования солдат и офицеров.

Наше прибытие вызвало в городе настоящий переполох. Приходили сообщения, будто Кучек-хан задержал нас в Реште и позволил нам вернуться лишь по доброте душевной – предварительно освободив нас от казны и ценных грузов. Естественно, мы считались стороной побежденной, и стремление уничтожить нас оказалось более напористым, чем когда-либо.

Не следует забывать, что в то время вся Северная Персия была битком набита оружием и боеприпасами, и любая толпа могла бы оказаться толпой, вооруженной русскими, турецкими и английскими винтовками; так что, стоило им набраться храбрости, чтобы перейти от слов к делу, и нам досталось бы не на шутку. В мечетях проводились митинги, а на стенах домов вывешивались подстрекательские плакаты.

На следующий день, 23 февраля, в Казвине мы провели полный и тщательный ремонт автомобилей. Необходимо было продолжить путь, но машины оказались к нему не готовы. В течение этого дня вчерашнее враждебное настроение только усилилось, и теперь толпе требовался только вождь, которого они, к счастью, не смогли найти – много болтунов при дефиците лидеров.

Теперь у меня появилась возможность отправить домой сообщение о последних событиях по индоевропейской телеграфной линии, проходящей через Казвин. В Энзели я не мог этого сделать, поскольку там имелась лишь русская радиостанция, которую, естественно, не предоставили в наше распоряжение.

Я телеграфировал о том, что миссии не удалось выбраться за пределы Энзели и что мы смогли уйти оттуда только по счастливой случайности; что было бы бесполезно предпринимать какие-либо дальнейшие попытки достичь Энзели, пока мы либо не откроем боевые действия, либо не придем к соглашению с Кучек-ханом.

В Казвине я получил официальное сообщение от Кучек-хана, что его войскам отдан приказ атаковать колонну, в случае если будет предпринята попытка повторить эксперимент прохождения через его страну. Нам также стало известно о заговоре, провал которого объяснял то, что нас беспрепятственно пропустили во время предыдущего продвижения. Судя по всему, дженгелийцы решили устроить засаду на колонну по дороге, но опасались, как бы русские войска, марширующие нескончаемым потоком, не встали на нашу сторону и не выступили бы в качестве подкрепления. Поэтому они обратились к русским властям с просьбой о невмешательстве. Есть основания полагать, что русские сильно затянули с ответом и, в итоге, отказались дать требуемую гарантию. Несмотря на то что, с большевистской точки зрения, мы уже не являлись их союзниками, любое другое решение выглядело бы бесчестным, и мы должны быть благодарны, что даже революционные солдаты повели себя в этом деле как «белые люди» и отказались участвовать в подобном предательстве. Комитет Энзели был склонен позволить дженгелийцам действовать на их собственное усмотрение, однако войска на дороге выступили против этого.