Британия - [16]

Фортун отсалютовал и отправился к своим людям, а Катон и Макрон мрачно посмотрели ему вслед.

– Это самый жалкий пример солдата, который я имел несчастье видеть в своей жизни, – тихо проговорил Макрон.

Катон приподнял бровь и взглянул на друга:

– Правда? А как насчет тощего новобранца, который вступил во Второй легион некоторое время назад в Германии? Насколько я помню, про него сказали, что он «бесполезный засранец».

Макрон пожал плечами:

– И это было правдой. Полной и совершенной. Но в конце концов он исправился. Армия сделала из него вполне приличного солдата.

– Благодарю тебя за неявное признание моих успехов.

– Тебе нет нужды ждать от меня признания твоих заслуг. У тебя впечатляющий послужной список, который говорит сам за себя.

Катона слова друга смутили. Его всегда удивляли собственные достижения, как будто они являлись скорее результатом слепой удачи, а не его собственных усилий, и он заслужил похвалы не больше, чем кто-то, пользующийся плодами везения. Префект откашлялся:

– Теперь у тебя появится возможность выдрессировать Фортуна и его людей до нужного состояния. Думаю, ты будешь занят по горло.

Кое-кто из солдат гарнизона вышел из бараков, чтобы посмотреть на вновь прибывших; на лицах некоторых появились удивленные улыбки, другие добродушно подтрунивали над иллирийцами, отвечавшими им тем же, пока Фортун не принялся громко вопить, приказывая им построиться, – но старался он больше, чтобы произвести впечатление на старших офицеров форта, чем призвать к порядку своих людей.

Ауксилиарии не спеша заняли свои места, уперли концами в землю копья и стали ждать, когда остальные их товарищи, болтавшиеся среди сопровождавшей их компании, к ним присоединятся.

Макрон отвернулся и сплюнул в открытую канаву, проходившую мимо штаба.

– Обезьян выдрессировать проще, чем этот сброд. Настоящий позор для армии.

– Ну, теперь они твои, друг мой.

– Большое тебе спасибо.

– Просто позаботься, чтобы они не ввязывались в неприятности, – фыркнул Катон. – И присмотри за моим фортом. А еще постарайся по возможности давать отдых ноге. Я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулся в строй и надрал задницу нашим врагам. Кстати, как твои дела?

Макрон похлопал по бедру выше повязки.

– Шрам заживает прекрасно, а вот мышца болит жутко, и ощущение такое, будто ее кто-то растягивает во все стороны. Пока я еще не могу переносить на больную ногу свой вес и хожу с трудом, точно субурская[3] шлюха после двойной смены. – Он вздохнул: – У меня были ранения и похуже, но ничего настолько унизительного. Подумать только, меня подстрелил мальчишка-варвар… Впрочем, должен признать, что смелости ему не занимать.

– Ему и остальным варварам в этих горах.

Настроение у Катона резко испортилось, когда его мысли вернулись к предстоящей кампании. Время года было совсем неподходящим для начала широкомасштабной военной операции. Армия выступит в поход в середине осени, частые дожди сделают дороги труднопроходимыми для обозов, пехоте придется месить ногами липкую грязь, которая станет только хуже из-за копыт лошадей, колес и подбитых гвоздями сапог римской колонны. У варваров будет преимущество, поскольку они знакомы с местностью, и враги, вне всякого сомнения, продолжат свои набеги – нередко приносившие им успех в прежних кампаниях.

Однако, если тактика использования грубой силы и жестокости для подавления декеанглиев и друидов, к которой решил прибегнуть легат, принесет желаемые результаты, у армии появятся хорошие шансы вернуться в зимние бараки до того, как в Британии наступит сезон коротких холодных дней. Уже и сейчас из-за прохладного сырого воздуха у Катона начинала ныть рука в том месте, куда некоторое время назад угодила вражеская стрела. Он потер бугристый белый шрам, находившийся за костяшками и на ладони, и почувствовал, как знакомое покалывание поднимается от кончиков пальцев до самого локтя.

Макрон заметил, что он поморщился.

– Рука все еще тебя беспокоит, господин префект?

Катон опустил обе руки.

– Просто задумался.

Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не услышит. Часовой у входа в штаб находился ближе остальных, и Катон на всякий случай понизил голос:

– Ты подумал о том, что я тебе сказал?

– Про Квинтата? Да, подумал. Не могу сказать, что я счастлив отдать свою судьбу в руки другого интригана после всего, через что мы прошли вместе с Нарциссом…

– Я тоже. Но не думаю, что у нас есть выбор. Квинтат прав. Звезда Нарцисса закатывается, и, полагаю, совсем скоро он не сможет оказывать нам поддержку. Он даже себя защитить будет не в состоянии.

– Ну, я не стану горевать, когда вероломный ублюдок упадет на собственный меч. Проклятье, да я бы с радостью одолжил ему для этого свой клинок! Или своей рукой вонзил бы его ему в живот, если б у него не хватило духа сделать это самому. – Макрон мрачно улыбнулся, представив, как оказывает услугу императорскому секретарю.

– Меня беспокоит не он, – продолжал Катон. – Я опасаюсь за нас и наших близких.

– Тебе не следует волноваться за Юлию. За ней присмотрит ее отец. Семпроний пользуется достаточным расположением Сената, чтобы Паллас дважды подумал, прежде чем сделать его своим врагом.