Бриллианты из подворотни - [20]

В ту ночь они сидели на кухне и пили чай. Лена не сводила с него влюбленных глаз.

— Леночка,— попросил Шлихт,— ни о чем не спра­шивай. Через год мы все откопаем и будем сказочно бо­гаты. Весь мир будет у твоих ног. Но не раньше. И прошу тебя — никому ни слова, иначе наша жизнь не будет сто­ить и ломаного гроша.

Она обняла его за шею и, глядя ему в глаза, нежно промурлыкала:

— Я на все согласна. С тобой хоть на край света.

— Леночка,— сказал Шлихт,— но ты понимаешь, что этот год нам придется попоститься.

— Ничего,— ответила она.— Как-нибудь продержимся.

На следующее утро Шлихт отнес доллары, необходи­мые для изготовления «кукол», и золотые изделия. Он их взял взаймы у человека, который ему полностью дове­рял. Так он получил год передышки.

Это не значило, что Шлихт собирался альфонсировать целый год. Просто у него появилась возможность не по­роть горячку, осмотреться и сделать правильный выбор.

Разгон на вынос

Иосиф Маркович Бронштейн всю жизнь проработал на базе «Плодоовощторга». Начинал кладовщиком. К работе относился добросовестно и был замечен руко­водством, как человек смышленный, положительный и до­стойный доверия. Годам к пятидесяти был уже замести­телем директора, а когда тот ушел на пенсию, занял его кресло. Он и сам подумывал о заслуженном отдыхе. Но дело было налажено, давало небольшую, но стабильную прибыль и бросать его не хотелось. Иосиф Маркович жил по принципу — от небольших доходов голова не болит. Иногда он задумывался о том, сколько ему нужно для полного счастья, и не находил ответа. Вроде, все было. И пятикомнатная квартира в престижном районе, обстав­ленная антикварной мебелью, и иномарка в гараже. И кубышка на черный день. Но все же чего-то не хвата­ло. И он каждый год откладывал свой уход на пенсию, хотя возраст уже был пенсионный.

Циля Моисеевна проснулась позже обычного и дол­го лежала в постели. Вставать не хотелось. Немного по­баливала голова и давило под ложечкой.

«Это от переедания»,— подумала она.

Вчера они с Иосифом Марковичем были в гостях у Зигмундовичей, и она опять переела. Очень вкусная была фаршированная рыба с соусом из хрена, и она не смогла удержаться.

«Надо ограничить себя в еде»,— подумала Циля Мо­исеевна в очередной раз. Повернувшись на бок, она слад­ко задремала. Ее покой был нарушен настойчивой тре­лью звонка. Сердце сжалось в предчувствии чего-то не­доброго. Скинув на пол мирно дремлющего у ее ног рыжего кота по кличке Царь Соломон, она накинула халат и подошла к окну.

Возле подъезда стоял синий фургончик-«пирожок», на каком частенько ездил Иосиф Маркович по служеб­ным делам. Царь Соломон противно мяукнул, возмущен­ный беспричинной грубостью хозяйки, но, проявив свой­ственную ему мудрость, снисходительно глянул на Цилю Моисеевну и, потянувшись, важно удалился на кухню.

Звонок не умолкал, вселяя в сознание Цили Моисеев­ны самые недобрые предчувствия.

Подойдя к двери, она осторожно глянула в глазок. На лестничной площадке стояла полная женщина лет со­рока пяти в белом переднике, одетом сверху старенько­го, видавшего виды кожушка. По виду это была торгаш­ка-лоточница, каких на базе было больше десятка.

Отодвинув засов, Циля Моисеевна приоткрыла бро­нированную дверь на длину металлической цепочки и спросила:

— Вам кого?

— Я от Иосифа Марковича,— ответила торгашка.— У него большие неприятности. Он арестован. База опе­чатана и сейчас идет ревизия. Кажется, комиссия из Кие­ва. Иосиф Маркович просил предать, чтобы вы срочно вынесли из квартиры все самое ценное. Он сказал, что вы знаете, что именно выносить. К вам с минуты на минуту должны приехать с обыском.

От такого известия голова у Цили Моисеевны пошла кругом. Легко сказать — вынеси все самое ценное. У них в квартире все ценное, начиная от старинной мебели, ков­ров, картин и заканчивая фарфоровой посудой и столо­вым серебром.

Собравшись с мыслями, она поняла, что спасти все невозможно. Нужно было выносить самое ценное. Открыв сейф, вмонтированный в стене, она сложила в кожаный саквояж полиэтиленовый кулек со стодолларовыми ку­пюрами, несколько пачек отечественной валюты, замше­вый мешочек с ювелирными изделиями и шкатулку со старинными золотыми монетами, к которым Иосиф Мар­кович питал большую слабость. Оставшееся в саквояже место она заполнила столовым серебром с эмалью и мел­ким антиквариатом. Накинув норковую шубу, она еще раз выглянула в окно. Во дворе не было ничего необыч­ного. Тихо и пустынно было и на лестничной клетке.

Циля Моисеевна быстро засеменила вниз, боясь упу­стить время.

С теми, кого она сейчас меньше всего хотела видеть, она столкнулась при выходе из подъезда. Циля Моисеев­на сразу же поняла, что они здесь по ее душу. Их было двое. Один из них, тот, что помоложе, был в милицей­ской форме с погонами лейтенанта, второй — в темном костюме и плаще. В руках у него была кожаная папка. Циле Моисеевне он чем-то напоминал майора Томина из сериала «Следствие ведут знатоки».

— Гражданка Бронштейн,— строго сказал «майор Томин»,— вы задержаны как соучастница вашего мужа Бронштейна Иосифа Марковича, обвиняемого в госу­дарственном хищении в особо крупных размерах. У