Бриллиант Кон-и-Гута - [51]

— Саид-Али, приветствуй их! Очевидно, ты прав. Это те, кого ждут наши гепарды.

Передний туземец молчаливо кивнул головой.

Но традиционный, несколько напыщенный тон приветствия сразу же остановил внимание Мэк-Кормика, привыкшего на Востоке придавать значение каждому оттенку мысли, оттенку каждой ее формы.

— Эти люди к нам относятся враждебно, — подумал он. — Мы все время встречаем к себе такое неприязненное отношение. Есть что-то, сулящее беду, а не радость в этой встрече…

Но он отогнал от себя навеянные холодностью туземцев подозрения и спросил:

— Нуждаетесь ли вы в воде или в чем-нибудь другом?

И вот до слуха его долетели отрывки фразы, произнесенной гортанным говором по-фарсидски туземцем, сидевшим на верблюде сзади с полузакрытым лицом:

— …Этим собакам… вскоре пригодится самим…

Мэк-Кормик усмехнулся одними глазами.

— Мы направляемся в Кон-и-Гут, о благородные путешественники! — сказал он, — скажите мне, как далеко до этого места?

— На пятый день ты увидишь свое лицо в воде, а на шестой твое тело будут греть лучи кон-и-гутского солнца!

Обыкновенно хладнокровный, Мэк-Кормик на этот раз едва сдерживался. Было ясно, что эти два туземца издевались над его положением. Они с явной насмешкой бросали ему в лицо угрозу. О! Он понял скрытый смысл этих слов:

— «На шестой день твое тело будут греть лучи кон-и-гутского солнца».

Со свойственной ему решимостью он крикнул им, чтобы они подъехали ближе.

Несколько смущенные, вступили незнакомцы в полукруг, образованный экспедицией.

— Как зовут тебя?

— Мое имя — Саид-Али, — гордо ответил первый.

— Как зовут твоего молчаливого спутника?

— Он — вестник. Ты знаешь, Мэк-Кормик, что у вестника нет имени, пока он не доставит вести.

— Как? Ты знаешь меня?

— Знаю о тебе, — поправил он удивленного Мэк-Кормика.

— Почему же ты не говоришь со мной, как с другом?

— Потому что ты и все твои люди — наши враги.

— Давно ли вы нарушаете свое гостеприимство?

— Мы вас не звали в свою страну.

— Обыскать их, — коротко и резко приказал Мэк-Кормик.

Охотники, по манере действий своего начальника уже понявшие, что разговор принимает враждебный характер, были настороже.

Не прошло и несколько секунд, как серый верблюд принужден был лечь на песок.

Как затравленный в чаще зверь, бросал окруженный кольцом охотников Саид-Али взоры то в одну, то в другую сторону, словно искал выхода для бегства. Его спутник сел на землю, скрестив руки и молча наблюдая происходившее.

Казалось, он подчинился необходимости.

Во вьюках ничего не нашли, кроме обыкновенного груза, который берется каждым, кто двигается по пустыне. У Саид-Али также не нашлось ничего особенного.

— Теперь другого! — отрывисто приказал Мэк-Кормик.

Но едва охотники подошли к спутнику Саида-Али, как тот вскочил на ноги и по-прежнему со скрещенными руками воскликнул:

— Вы! Разбойники на дороге смерти! Берегитесь осквернить меня вашим прикосновением! Если вы дотронетесь до меня — умрете все еще раньше срока!

Конец его фразы, — фразы никому, кроме Мэк-Кормика и лингвиста профессора Медведева, непонятной, — был покрыт возгласом Гарримана:

— Смотрите! На его груди птица!

Действительно, под белой тканью, в которую был завернут рокандец, явственно обозначилась камышовая плоская клетка, подвешенная к шее. В ней, действительно, сидела большая черная птица. Клетка была покрыта куском материи.

С обостренным любопытством Мэк-Кормик взял, не обращая внимания на раздавшиеся проклятия туземцев, эту материю и развернул ее. Через мгновение он снова ее сложил, положив на прежнее место. Но этого мгновения было достаточно для того, чтобы фон Вегерт мог прошептать:

— Зеленая луна!

Мэк-Кормик с опущенной головой подал команду и экспедиция снова тронулась в путь.

— Почему вы их отпустили? — спросил удивленный фон Вегерт.

— Они были бы бесполезны нам при наличии той враждебности, которую они выказали. Пусть едут туда… — и он махнул рукой на север, — там что-то несомненно назревает… Чем скорее определится положение, тем лучше! По той же причине я оставил им и их знамя…

Фон Вегерт думал иначе. Но ему казалось бесполезным вновь доказывать Мэк-Кормику связь между словами Ли-Чана, сказанными в ту памятную ночь в Сплендид-отеле: «Я — член Общества Зеленой Луны», — изображением ее на портсигаре хана рокандского и этим последним изображением, помещенным на шелковом полотне, действительно напоминавшем своей формой знамя.

Вдобавок, эта связь была неясна и самому фон Вегерту. Инстинктом ученого он установил для самого себя тождество элементов на первый взгляд разнородных предметов, но у него не было никаких доказательств.

И он замолчал.

Восьмой, девятый и десятый дни пути, считая новым счетом, — от остановки у кровавой горы, — прошли напряженно. И люди и животные падали от усталости. Продовольствие, которое берегли, как зеницу ока, подошло к концу.

Боб часто схватывался за живот, но находил еще в себе силы строить гримасы на вопросительный взгляд своего приятеля Гарримана. У этого признаки голодовки были менее явственными, но все же были заметны участливым взорам фон Вегерта.

Оба ученых сохраняли присущее им самообладание, но чувствовали иной раз, что их организм начинает работать с перебоями.