Брестские ворота - [89]

– Да нет, просто сидел… – особист поспешно протёр глаза и придвинул так и лежавшую на столе папку к себе.

– У тебя я вижу дела, – заметил Авдюхин, присаживаясь к столу.

– В часть ездил, – как-то неопределённо отозвался особист.

– И что там? – заинтересовался политотделец.

– Что? – переспросил особист и ругнулся вполголоса. – Да то, что там с вечера занимают оборону, а утром у пустых ячеек только винтовки лежат…

– Знакомо, – вздохнул Авдюхин, выкладывая на стол листовку. – Вот познакомься, немецкая.

Особист взял листок в руки и прочитал вслух находившийся под призывом «Бей жида политрука просит морда кирпича», выделенный в рамку текст:

ПРОПУСК

Предъявитель сего переходит на сторону Германских Вооружённых сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший приём, накормят его и устроят на работу.

Авдюхин дождался, пока особист сложил прочитанную листовку вчетверо, и спросил:

– Ну как текст?

– Не впечатляет, – особист снова выругался и посмотрел на майора. – Да, а как там моя просьба?

Речь шла о попавших в руки особиста бумагах, некоторые из которых он для большей точности попросил перевести в политотделе, где был человек, отлично знавший немецкий язык.

– Так я ж поэтому и пришёл, – ответил Авдюхин.

Он открыл полевую сумку и выложил перед капитаном несколько аккуратно сложенных листков, верхний из которых был исписан от руки.

– Вот, это то, что ты мне давал, а сверху перевод.

Особист взял указанный листок молча, повертел его в руках и, наконец, сердито фыркнул:

– Попробуй прочитай, как курица лапой накарябано. Что там?..

– Ты не поверишь, – усмехнулся майор, – это точная характеристика нашей пехоты.

– Да ну? – удивился капитан. – Как же мне прочесть?

– Это верно, почерк у нашего трудяги не того, – согласился Авдюхин и предложил: – А давай я прочту, мы у себя в отделе уж три раза читали…

Не дожидаясь согласия особиста, майор взял перевод и принялся громко зачитывать вслух:

…Хотя русские уставы считают наступление основным видом боевых действий, их сильная сторона – оборона. Первая причина заложена в национальном характере русских. Русский солдат способен всё вынести и до конца остаться в стрелковой ячейке, что является предпосылкой для упорной обороны. Она дополняется сильной связью русского солдата с природой, что позволяет ему в обороне мастерски оборудовать свои позиции и прекрасно маскироваться. Вторая причина – бесконечные пространства русской территории. Именно они позволяют русским искать решения войны в свою пользу…

– И дальше всё в том же духе, – закончил Авдюхин, укладывая листок назад в стопочку.

– Ишь ты, как заговорили… – покачал головой капитан.

– Да, видать, кое-где мы им наложили, – согласился майор и сокрушённо добавил: – Жалко только, что пока кое-где. С наступлением у нас и правда плоховато выходит.

– И верно, есть о чём подумать… – капитан взял себя ладонью за подбородок. – Мои люди тут одного диверсанта крупного прихватили, так он, гад, тоже интересные вещи толкует…

– Так ты расскажи, – оживился Авдюхин.

– Он, падлюка, всё меня к немцам в плен звал, – начал свой рассказ особист. – Они, мол, сильная нация, им принадлежит будущее и всё в том же духе. Мол, присоединяйся пока не поздно…

– Нас лапотниками не называл? – усмехнулся майор.

– Впрямую нет, – капитан отрицательно покачал головой. – Однако от кое-каких намёков не удержался.

– Каких именно? – быстро спросил Авдюхин.

– Ну как же, немчик первым делом заявил, что он в университете учился, – особист скривился. – Кстати, у тебя-то с образованием как?

– У меня? – майор немного подумал. – Да я ещё перед армией институт Красной профессуры окончил.

– Во как… Сильно! – особист вздохнул. – А я вот только школу второй ступени одолел.

– А скажи, – уходя от вопроса об образовании, спросил майор. – По части идеологии твой немец ничего не талдычил?

– Было дело, – кивнул особист. – Толковал, что у них, у немцев, социализм правильный, а у нас нет.

– Это почему же? – заинтересовался политотделец.

– Да будто потому, как наш интересов русского народа не учитывает…

– Ну, тут уж дудки, – убеждённо заявил Авдюхин. – Мы с тобой интернационалисты. Мы за то, чтоб пролетарии всего мира хорошо жили.

– Оно-то так, – согласился особист. – Вот только пулемётчик наш Медведь, тот что выходил с нами, говорил: я за Россию воюю.

– Ишь ты, я и не знал, – покачал головой политотделец. – Интересно было б потолковать с ним.

– Не потолкуешь, – сказал особист и пояснил: – Они все четверо, те что с нами были, в строевую часть ушли. Сказали, идут немчуру бить.

– Значит, диверсантов ловить не захотели, – заключил Авдюхин.

– Между прочим, мне это тоже не в нюх, – неожиданно заявил капитан и, нагнувшись, достал из-под топчана бутылку водки. – Давай-ка, майор, пока время есть, дерябнем с тобой грамм по сто пятьдесят.

– Это можно, – оживился Авдюхин. – А как у тебя с закусью?

– Мировая. Из дома с собой на войну брал, – заверил особист и, вытащив из сидора банку шпротов, принялся вскрывать крышку.

Командиры, не чинясь, по очереди хлебнули несколько раз прямо из бутылки, каждый раз закусывая шпротинкой, и когда водка была допита, так и продолжали сидеть за столом, молча глядя друг на друга. Но, видимо, мысли у обоих были одинаковые, потому что после весьма затянувшейся паузы, уже когда хмель малость ударил в голову, особист спросил: