Бремя страстей - [126]

— Меня уже не запугаешь!

— Нет? А ты пораскинь мозгами, Маккен­зи! — Деррик вынул изо рта сигарету и сунул ее в цветочный горшок.— Может, тебе и на­плевать на себя самого; может, тебе вообще на все наплевать — но этого нельзя сказать о Кэс-сиди или твоей матери. Они-то как раз весьма, скажем, уязвимы. Удобные мишени.

Чейз, точно забыв о травмах, в мгновение ока оказался возле Деррика, навалился на него и припер к спинке дивана.

— А теперь подумай ты! — прорычал он; Рука в гипсе немилосердно давила на горло шурина. — Хорошенько подумай! — Под тя­жестью навалившегося на него тела у Деррика глаза полезли на лоб; он чувствовал на лице горячее дыхание Чейза, видел перед собой его горящий взгляд.— Попробуй что-нибудь сде­лать, Бьюкенен, и — клянусь! — ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Обе­щаю!

— А ну-ка полегче, приятель.— Деррик вдруг вспомнил, что Чейз не более чем ин­валид, что он без костыля и передвигаться-то толком не в состоянии. Откуда же этот леденя­щий душу страх, от которого кровь стынет в его жилах?.. Он что было сил отпихнул Чей­за, пнув его ботинком по больной ноге.

Лицо Чейза стало белым как мел — внезап­ная боль пронзила тело. Поделом!

— Не пытайся мне угрожать, Маккензи! Не забывай — ты всего лишь безродный подонок. Мне известно, из какой грязи ты вылез! Чтобы хоть чего-то достичь в жизни, ты лез из кожи вон, много улыбался и облизал столько зад­ниц, что и не сосчитать. Но как был плебеем, так им и остался — даром что напялил кожа­ный пиджак, за который, небось, отвалил больше, чем твоя мамаша заработала за все те годы, что служила подстилкой моему отцу!

Чейз бросился вперед, стараясь схватить Деррика за горло, но тот, увернувшись, под­ставил ему подножку, и он врезался головой в стену.

— Маккензи, ты слязняк! Жалкий слиз­няк! — прорычал Деррик и для вящей убеди­тельности смачно плюнул Чейзу в лицо.

Кэссиди почти весь день без устали работа­ла. Так продолжалось недели две. Пока Чейз был на процедурах или в конторе, она работа­ла для «Тайме».

Они с Чейзом находились в состоянии шат­кого перемирия — прошлое по-прежнему сто­яло между ними, будущее же представлялось весьма туманным. О физической близости не могло быть и речи. После той утренней сцены возле бассейна они боялись даже невзначай коснуться друг друга. Впрочем, между ними уже давно пролегла пропасть, еще до пожара. Каждый жил сам по себе, преследуя какие-то свои цели. Сейчас по крайней мере они хотя бы внешне походили на семью.

Дома они вели себя подчеркнуто вежливо, заново постигая науку доверять друг другу, х отя давалось им это с трудом и за внешним спокойствием таилось огромное внутреннее напряжение, чреватое очередным нервным срывом. Часто он украдкой наблюдал за ней или провожал ее настороженным взглядом, не подозревая, что ей ведомы все его ухищрения. А в отсутствие Кэссиди он рылся в ее столе — и об этом она также догадывалась, с грустью констатируя, что он по-прежнему не доверя­ет ей.

Однако хуже всего ей было ночью. Мучило сознание того, что он рядом, что их разделяет всего лишь коридор, что скорее всего он так же, как и она, не спит, ворочаясь в постели. Как невыносимо терзаться желанием, вспоми­нать и притворяться! Перед семьей, перед лю­дьми, друг перед другом…

—   Ты правильно делаешь, что не сдаешь­ся,— сказала Дена, заглянув к ней как-то ут­ром. — Брак сложная штука.

—   Это точно,— согласилась Кэссиди.

—   У нас тоже все очень сложно,— удру­ченно покачала головой Дена.— Особенно после того, как твой отец признал Уилли сво­им сыном. Ты знаешь, что он отдал ему комна­ту наверху? Бывшую комнату Деррика. Ты не поверишь — я вся дрожу, когда остаюсь дома один на один с этим типом.

—   Уилли совершенно безобиден, мама.

—   Ты находишь? Ну не знаю! Помню, он все время увивался вокруг вас с Энджи, пря­тался в кустах, подглядывал. Одному Богу из­вестно, что там было у него на уме, но несколь­ко раз я заставала его за бассейном, в кустах рододендронов, глазевшим в окно Энджи. Мо­жет, он ждал, что она покажется в трусиках и лифчике? Все это так противно.— Помор­щившись, Дена достала из сумочки золотой портсигар. — Подумать только — вы с ним сводные брат с сестрой. Это… это выше моего понимания. Это непристойно! — Она достала сигарету.— Похоже, все забывают о том, что Уилли присутствовал на обоих пожарах.

— Откуда ты знаешь?

Дена прикурила сигарету, затянулась и, сложив губы трубочкой, выпустила вверх струйку дыма.

—   Это очевидно. На первом он точно был — помнишь, он еще опалил себе брови? Что касается второго, то всем известно, что Уилли нашел там бумажник, принадлежавший этому Маршаллу Болдуину. Полиция не на­шла, а он нашел! Совершенно очевидно, что он оказался там раньше полиции.

—   Уж не думаешь ли ты, что это он устро­ил оба пожара? Уилли слишком… слишком добросердечен, слишком мягок для этого. На­деюсь, ты не серьезно? — Кэссиди недоверчиво смотрела на мать.

—   Куда как серьезно. И это не только мое мнение. Многие считают, что он вполне способен на такое. Обыкновенная пиромания. Дорогая, ты ведь не станешь возражать, что у него явно не все в порядке с головой. Он… просто ненормальный. Тот несчастный случай с ним, когда он тонул, настоящая трагедия. Я не настолько мстительна, чтобы думать, будто Бог покарал Санни за гре­хи, однако… Что ни говори, тот факт, что Уилли присутствовал на обоих пожарах, наводит на мысль о том, что это не просто совпадение, ведь так? Полагаю, твой отец образумится и отправит Уилли в специальное заведение, где он будет находиться в обществе себе подобных. Ему же самому там будет лучше. Он хотя бы перестанет чувствовать себя убогим и отверженным.