Бремя прошлого - [144]

Первыми из машины показались невероятно длинные и утонченно стройные ноги в красных замшевых туфлях. За ними последовала остальная часть леди такого высокого роста, какого и следовало ожидать при таких ногах, у которой все, как говорится, было на месте, подчеркнутое костюмом, состоявшим из жакета и очень короткой юбки. Длинные светлые волосы падали на плечи как львиная грива, а лицо было скорее приятное, чем красивое. Она бросила в мою сторону невыразимо сладкую улыбку и произнесла с нью-йоркским акцентом:

– Простите, не могли бы вы провести меня к вашей хозяйке?

Я поднялась на ноги, вытирая грязные руки о заднюю часть старых бриджей для верховой езды, и в этот момент собаки, почуявшие что-то новое, радостно набросились на нее, оставляя впечатляющие отпечатки лап на безупречно белой юбке.

– О, какие славные, – воскликнула она и тем мне, разумеется, понравилась.

– Простите моих собак за избыток чувств, – извинилась я. – Они не привыкли ни к таким великолепным автомобилям, ни к таким очаровательным посетителям.

Я протянула все еще сомнительной чистоты руку и представилась:

– Я Моди Молино, хозяйка Ардиаварнхи.

Она покраснела, осознав свою ошибку.

– О, простите меня, – вскричала гостья, – я подумала, что вы… ну, вроде садовника.

– Так оно и есть, я и садовник, и конюх, и шофер, и экономка. И с кем же я имею часть?..

– Джоанна.

Мы с нею одновременно обернулись на голос Шэннон. Она стояла в дверях, глядя на незнакомку, и я вспомнила, что она говорила мне, что любовницу ее отца звали Джоанна Бельмонт. Я снова взглянула на нее и поняла, почему Боб Киффи выбрал именно ее. Она была женщиной, созданной для мужчин: миловидная и чувственная, с какой-то здоровой, открытой аурой настоящей американской девушки. Я поняла, что она могла бы быть для Шэннон более подходящей матерью, чем холодная представительница светского общества Баффи, и мне стало жаль ее, потерявшую человека, которого она любила.

– Шэннон! – отозвалась Джоанна несколько нервозно, и я поняла почему. Это была любовница отца, и у нее был конфликт с его дочерью, сути которого мы пока не знали.

– Я должна была приехать, – заговорила Джоанна. – После вашего милого письма я подумала, что вы, может быть, на меня не сердитесь…

Она с надеждой посмотрела на Шэннон, все еще беспокоясь, что та может спросить, как это она осмелилась вмешиваться в ее дела, в конце концов, ведь она была лишь любовницей, но не женой отца. Но Шэннон на нее не сердилась.

Шэннон подошла к ней и обвила ее руками.

– Я не знаю, почему вы приехали, – проговорила она, – и как вы меня разыскали. Но я рада вашему приезду. Я сердцем чувствую, что отец любил вас, и этого для меня совершенно достаточно.

Джоанна Бельмонт разразилась слезами. Она стояла, высокая и обаятельная, с пятнами от собачьих лап на белой юбке, и слезы текли по ее лицу, заставляя шофера удивляться, а Шэннон сильнее прижимать ее к себе и тоже плакать.

Я поняла, что нужно было, чтобы кто-то разделил их печаль, и приветливо сказала:

– Когда будете готовы, я буду на кухне. Пойду скажу Бриджид, чтобы она сварила кофе, а потом поговорим.

Немного погодя все собрались на кухне. Я представила Джоанне Эдди и Бриджид, и мы, усевшись за круглый стол, выпили кофе, оценивая друг друга, а собаки, восторженно глядя на Джоанну, расположились у ее ног. «Это инстинктивная тяга к красоте или же что-то другое? – спрашивала я себя, слегка пнув собак ногой и прошептав: «Предатели!» Но они и ухом не повели, и продолжали любоваться Джоанной, подкрепляя свои чувства новой лаской грязных лап.

– Джейкей дал мне адрес, – заговорила Джоанна. – Он сказал мне, что вы здесь, но не знал почему. Сказать по правде, я очень боялась позвонить ему, потому что ваш отец и я… О, он всегда четко отделял свою деловую жизнь от личной, и я даже не была уверена в том, что Джейкей знал, кто я такая. Впрочем, я поняла, что он знал, потому что не задал мне ни одного вопроса, а просто сказал, что вы в Арднаварнхе. И вот я приехала.

– Но зачем? – спросила Шэннон. – Ведь не для того же, чтобы повидаться со мной?

Джоанна взяла в руки привезенный с собою черный кожаный атташе-кейс и подтолкнула его к Шэннон.

– Ваш отец отдал мне это на хранение, – сказала она. – Вечером накануне убийства.

Шэннон в удивлении смотрела на Джоанну.

– Значит, вы думаете, что его убили?

– Я это знаю.

Джоанна нагнулась над столом и взяла руку Шэннон.

– Вечером, перед вашим приемом, Боб сказал мне, что идет к Баффи просить согласия на развод. Он просил меня выйти за него замуж. Сказал, что может пройти время, прежде чем он будет свободен, и что сначала предстоит многое уладить. Я подумала, что он имел в виду улаживание – ну, сами понимаете, вопросов об алиментах и подобных вещах, но он говорил не об этом. Ваш отец вовсе не присвоил себе те деньги, – объявила она. – Он был ограблен.

Мы с Бриджид обменялись взглядами и снова посмотрели на Джоанну. Она рассказала нам, что произошло.

* * *

Джоанна почти не выходила из дома после смерти Боба Она слонялась по квартире, окна которой выходили на Центральный парк, вспоминая, как они вместе ее выбирали и как были счастливы, меблируя и отделывая ее для себя. Теперь, без него, это был просто еще один обычный набор комнат.