Бремя Мертвых - [8]

Шрифт
Интервал

Что бы вы делали, если бы она ломилась к вам в дверь, врезаясь в дерево гноящейся, окровавленной головой? Если бы в дверной глазок вы ясно видели порванный рот соседки, торчащие пеньки зубов, неестественно вывернутую руку и… другую человеческую голову, голову соседа сверху, Ивана Алябьевича Рассохина, лежащую поодаль, у дверей Свириденко Анечки (проститутки). А минуту-другую назад ваша подруга с жадностью грызла голову Ивана Алябьевича…

Александра Ивановна отступила в коридор.

Бум-бум. Удары в дверь.

Так что бы вы делали, товарищи?

Бум-бум.

Пожилая женщина, шаркая тапочками, проследовала в зал. Остановилась у дивана. Вздохнула. Нагнувшись, ухватилась за верхнюю часть дивана.

Тяжело, однако.

Поднапрягшись, приподняла верх дивана, под которым, — похожее на деревянный гроб пространство. Можно использовать для хранения всяких вещей.

От Евгения Николаевича остался топор-колун. Евгений Николаевич этим топором колол на даче дрова. До самой смерти ездил на дачу. Картошку сажал, огурчики. Клубнику привозил корзинками… А потом — инфаркт.

Александра Ивановна вытерла передником увлажнившиеся глаза.

Взяла колун.

Прошелестела тапочками в коридор.

Бум-бум.

В дверном глазке — нечто бесформенное, распухшее. Голова соседки.

Александра Ивановна откинула цепочку, повернула в замке ключ.

Как только соседка шагнула в полутьму коридора, на голову ее обрушился колун. Череп треснул, на передник, на грудь, на лицо Александры Иосифовны брызнул гной и мозги.

Соседка упала на ковер и больше не шевелилась.

Александра Ивановна всхлипнула.

— Прости, Раечка.

Присела на корточки рядом с подругой. Погладила седые волосы.

Ах, Рая-Раечка. Ты, верно, давно в раю.

Аккуратно вытащила колун из головы соседки.

Прошла в ванную. Только успела промыть топор, да умыться, как вода булькнула в кране и перестала течь.

Александра Ивановна ругнула было ЖЭК, да вспомнила: при тех делах, что творятся в городе, вряд ли можно удивляться отсутствию воды. Газа и электричества-то уже три дня, как нет.

Надо бы поесть.

Что там?

Макароны варить нужно, а варить негде.

Килька в томатном соусе.

Хорошо.

Хлеб только где?

Нет хлеба.

Нет хлеба?

Александра Ивановна без сил опустилась на табурет. Еда, считай, закончилась. Что дальше-то?

Разве что…

Нет, она никогда — никогда! — не станет есть Раечку.

Придется выйти наружу.

До ларька, где раньше, до всего ЭТОГО продавали сосиски. Замечательные сосиски, из мяса. Как в советское время. Как в детстве.

Вот только дорогие были сосиски-то. Купишь, бывало, полкило и стараешься растянуть на неделю. Сваришь одну сосиску — и будет.

Александра Ивановна проглотила слюну.

Но теперь-то сосиски бесплатные! Вряд ли эти, которые… Ну, мертвяки. Вряд ли они съели сосиски. Им другое подавай…

Пожилая женщина поднялась, достала из тумбочки ложку и открывалку, вскрыла консервы.

За едой ее решение о вылазке укрепилось, став твердым, как гранит.

Перед глазами плавала на тарелочке аппетитная, свежесваренная, исходящая соком сосиска.


Поев, Александра Ивановна выбросила жестянку в переполненное мусорное ведро. Надо бы завтра захватить мусор.

Мусор захватить.

Александре Ивановне вдруг стало смешно.

Она представила: ее окружили мертвяки, а в руках у нее — мусорка. Нет, братцы-кролики, в руках у нее будет колун Евгения Николаевича.


Спала плохо, даром, что надела на голову колпак и вставила беруши.

Сны одолевали.

Раз привиделось: лежащая в коридоре Раечка поднялась, да — в комнату. И стоит у изголовья.

Александра Ивановна даже поднялась, свечку зажгла, прошелестела в коридор.

Лежит Раечка.

Ах, Господи-Исусе.


За окном — утренний туман. Старая пожарка едва виднеется. На тополе ворона сидит. Нахохлилась. Каркает. Смотри, не накаркай.

Александра Ивановна порылась в шкафу, достала прорезиненный плащ и походный зеленый рюкзак, (спасибо, милый Евгений Николаевич), на ноги — кожаные боты, на голову — платочек.

Вот, собралась вроде.

Женщина прошла в коридор, нашла на трюмо ключи от квартиры.

Придется ли вернуться?

Двадцать лет, как-никак, здесь прожито. От Автобусного Депо, в котором двенадцать лет проработали и она, и Евгений Николаевич, двушка эта получена. Вот радости-то было.

Александра Ивановна прислонилась спиной к стене. Задумалась. Легкая улыбка легла на губы.

Да, новоселье было — дай Бог каждому. Холодец, огурчики, рыбка заливная.

Женщина проглотила слюну.

Однако, пора.

Александра Ивановна подняла с пола колун, перешагнула через Раечку и, открыв дверь, покинула квартиру.


На лестнице — никого. В подъезде — тоже.

Александра Ивановна вышла из подъезда. Холодный влажный воздух коснулся щек, приятно охладил.

Улица пустынна, кое-где темнеют брошенные машины. И автобус-сиротинка. Пятерка. Улица Пушкина — Вокзал. Все. Люди ушли. Гуляйте сами по себе, бензиновые души.

А вон ларек.

Настороженно оглядываясь, Александра Ивановна направилась к будке с рыжей надписью: КОЛБАСА.

Господи-Исусе, как пусто-то. Как тихо.

Дверь ларька распахнута.

Радостная дрожь охватила Александру Ивановну, когда она увидала залежи колбасы и сосисок: на прилавке, на полу.

Не в силах удержаться, женщина схватила сосиску, съела, даже не ошкурив. Есть запашок, конечно, да куда теперь без запашка-то.


Еще от автора Василий Дмитриевич Гавриленко
Теплая Птица

Теплая Птица живет в каждом из нас. Ее невозможно убить. Ее не убьет даже огненный смерч Апокалипсиса, не убьет эпидемия, не убьет то, что на твоих глазах большинство людей стали ЗВЕРЯМИ. Пока жива хотя бы одна Теплая Птица, у ЧЕЛОВЕКА есть шанс. Потому что Теплая Птица – это желание любить и быть любимым.


Младенцы Потерянной Супони

Альтернативная Европа, век 18-й. Основатель и руководитель бюро по противодействию мракобесию господин Фредерик Кислинг получает тревожное письмо: «Милые ученые судари!                Прошу извенить покорностью своей неблоговидную смелость с которой отважылся я оторвать вас от ученых занятий и благ всяких и пишу вам потому что нет сил терпеть и душа от горя закостенелая. Якоб Рваная Щека пишет вам облевается слезами молит приехать как можно скорее пока кровосос не обескровил всех младенцев Потерянной Супони.


Садовник

1907 год. Викторианская эпоха не так давно завершилась. С момента трагической гибели в бурных водах Рейхенбахского водопада великого сыщика Шерлока Холмса минуло шестнадцать лет. Лондон больше некому защищать, а, между тем, город потрясает серия жестоких убийств. Некто убивает юных девушек и создает из их тел чудовищные инсталляции в виде цветов. Полиция бессильна и помешать изуверу может только один человек. Но что стало с доктором Джоном Ватсоном после безвременной и страшной смерти его дорогого и единственного друга?


Каста толерантных

Преследовать человека за его сокровенное желание, лишать его возможности удовлетворить свою страсть, ограничивать его свободу, — бессмысленно и жестоко. Это дискриминация, варварство. Невозможно поверить, что все это происходило относительно недавно. Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, — плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, — Костанжогло вдруг произнес:— Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?


Постапокалипсис

Люди творят апокалипсис своими же руками и лишь усугубляют его, пытаясь что-либо исправить. Этого не знал Андрей Островцев, работник секретного НИИ в Обнинске. Он искал свою судьбу в обычном мире, а нашел ее в постапокалиптических Русских Джунглях, где, помимо зданий, машин, башен, лежит в руинах человек и все прежние понятия перевернуты с ног на голову.Но даже после Дня Гнева у несчастных осколков человечества есть шанс: загадочная Теплая Птица. Андрею необходимо узнать, выжила ли она?18+.


Должность (с аудиокнигой)

Сергей Леопольдович Антушкин – ничем непримечательный актер провинциального театра, отнюдь не блещущий интеллектом, но прекрасно запоминающий тексты своих ролей. Он проводит свою жизнь в серости и мелких актерских дрязгах, но однажды его жизнь круто меняется.Прямо с премьерного показа пьесы Гоголя «Ревизор» Сергея Леопольдовича похищают неизвестные люди в черном. Актер оказывается в богатом имении неподалеку от столицы, о нем всячески заботятся, холят и лелеют.Но кому понадобился провинциальный актер?Скоро Сергей Леопольдович узнает шокирующую правду.


Рекомендуем почитать
Время взаймы

Антон Фридман — путешественник во времени. Однажды он самонадеянно решил, что готов сразиться со страшным врагом, машиной, которая лишила человечество права выбора, и потерял всех, кого любил. Теперь, постоянно возвращаясь на шаг назад, он пытается все исправить, починить свою жизнь. Умирает, оживает и снова умирает, чтобы опять ожить и попытаться сделать, как было. Только вот… как было?


Лунная ночь

Некоторым кажется, что прошлое ушло. Нет! Оно рядом с нами, и оно не любит, когда о нём забывают…


Когда закончится война

Всегда ли мечты совпадают с реальностью? Когда как…


Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.


Где они все?

Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?


Родное и светлое

«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.