Бремя: История Одной Души - [147]

— Вы знаете, Ванесса, — начал Майкл, — я очень благодарен вашему мужу за то, что он приехал на похороны. Сожалею, что не сошелся с ним поближе в колледже, по-моему, он — отличный парень.

— Артур? — Несса не скрыла удивления, не хотелось ничего и никогда больше скрывать. Но почему он не сказал ей? Хотя, если бы и сказал, что бы это поменяло? — Я не знала, что Артур присутствовал... Кто еще был там?

— Насколько я помню, вас не было. — холодновато сказал Майкл.

— Да, меня не было... — подтвердила Несса.

— Кажется, вы находились тогда в больнице. Это оправдывает.

— Я не ищу оправданий. Я должна была попрощаться с ним, пусть позже. Но... наверное, боялась... боялась убедиться, что он погиб.

— Хотите знать, как все произошло?

Несса кивнула. Голос не слушался ее.

— Я в тот вечер сам остался дома, безумие двигаться куда-либо, когда в горах ураган. Вы слышали, какое случилось бедствие? Деревья с корнем выворачивало. Андрей хотел ехать в город, с вами встретиться, я его не пустил. Потом вы позвонили, он сорвался и побежал к машине. Я пытался его остановить, но не смог. Лучше бы подрался с ним... — Несчетное количество раз вспоминал Майкл те сумбурные минуты перед катастрофой, когда стоял на крыльце дома и что-то кричал Андрею, мгновенно скрывшемуся в кромешной темноте, как ветер с жутким свистом выхватывал и разбивал слова на бессвязные обрывки и раскачивал до тошноты его самого и все вокруг — деревья, автомобили, дома; винил себя за то, что был полупьян, что не уберег друга, винил и до сих пор не простил.

Он подпер лицо ладонями, будто пытался удержать отяжелевшую голову от падения

— Вы просили его приехать, не так ли? — спросил глядя исподлобья.

— Кажется, так. Я сказала ему, что беременна, чтобы он забрал... нас... — все, что она произнесла, звучало холодно, плоско, но другого не нашлось.

— Простите, Ванесса, ваша личная жизнь, конечно, не мое дело, и я ни в коем случае не смею внедряться, но все же — зачем? Зачем? Вы любили его? Извините за вопрос, но Андрей был моим другом, я в некотором роде благодаря ему спасался. Знаете, нам иногда нужен, наверное, кто-то, кто, вопреки всей этой бессмыслице, которую мы называем жизнью, олицетворяет собой хоть какой-нибудь смысл. С Андреем было... не так пусто, не так безнадежно, и в детстве, и потом... Кстати, он писал мне о вашей свадьбе — страшно был счастлив, не по-андреевски, и я, сознаюсь, немного завидовал, но и радовался за него. Честное слово, радовался... Когда он приехал в Америку, чтобы вас разыскивать, что-то объяснить или исправлять какие-то свои ошибки; я об этом только позже догадался, что он из-за вас приехал и для вас... В общем-то, он предпочитал умалчивать о вашем разрыве и о другой женщине, которая ребенка ему родила, тоже... Он вас любил, Несса, вас. Я видел это... — руки и голос у Майкла дрожали.

Несса не ожидала такой болезненной откровенности, она и не предполагала в Майкле подобных переживаний. Бесшабашный балагур и выпивоха, любитель женщин во всем их невыносимом разнообразии, писатель (хотя не читала ни одной из его книг и удивилась бы даже, если бы они действительно существовали), завсегдатай злачных мест, ночных клубов и классных ресторанов, которого любой сноб, официант или вышибала знал в лицо, тот Майкл вдруг открылся с совершенно новой, не предполагаемой стороны, повернулся особой гранью, гранью ранимости и одиночества.

Но вопрос прозвучал по существу, необходимо было и ответить по существу, сказать правду, опять произнести ее, какой бы непроизносимой она ни казалась.

Несса молчала.

«Не я его искала»... — вертелось в голове, но совесть не позволила.

— Может, в самом начале, когда мы только познакомились, — наконец вымолвила она еле слышно, на одном только дыхании, — и в первые месяцы после свадьбы... мне чудилось что-то, какое-то желание дать ему счастье, которое он искал... Но сейчас я вижу, что не способна была дать ничего. Слепой не может вести слепого, оба попадут в яму. Все дело в том, Майкл... — Несса подбирала слова и не находила, они казались мельче, незначительнее того, что хотелось выразить, — дело в том, что, наверное, я не любила Андрея по-настоящему... Если бы любила — не противостояла бы, не ушла бы от него еще в самом начале. Мама моя благословила нас на брак. Помню, как все это было, как мы стояли на коленях пред иконой Святителя Николая, и мама благословляла нас и плакала — ради одного этого не должна была уходить. Но у безбожников всегда так: каждый сам по себе и сам за себя, каждый завоевывает другого, жена мужа, муж жену — война личностей, в которой никто никогда не выиграет...

Майкл слушал, не перебивал, хотя чувствовал, как поднимается в нем нечто тяжелое и неприятное: концепция Бога всегда безотчетно почему-то раздражала его. Он, атеист, ловил себя на том, что негодовал, даже злился прежде всего и как ни странно, на Бога, за Его неосязаемость, за то, что не открылся ему, Майклу, как открылся, похоже, вот, например, этой женщине, в которую когда-то мимолетом он был влюблен за ее мистику, за некую недосягаемость и манящую серебристую ауру, а теперь смотрящей на него просто, доступно и печально.