Бремя: История Одной Души - [119]

Шрифт
Интервал

— А из-за чего поругались? — спросила Ритка вдруг с сочувствием.

— С зятем-то? Да из-за туалета. Я в туалете после себя смыть забыла. С кем не бывает. Но мы и раньше по мелочам ругались. У него характер вспыльчивый — прямо оса кусачая, он мне с первого дня не понравился. Не надо было мне со своей квартиры съезжать. Но думала, может, понадоблюсь... Внуков нянчить.

— И что, с тех пор с дочерью не виделись? — спросила Челсия.

— Четвертый месяц, как не виделись. Я не звоню. Думаю, если бы надо было, доченька моя меня бы уже давно разыскала. А если не ищет, значит, и не надо...

— «Доченька»... — прокомментировала Ритка. — Я бы такую «доченьку...».

— Ты бы уж помолчала, — одернула ее Анжелика, — ты что, со своими детишками лучше поступила?

Ритка вдруг погрустнела.

— Я-то вернусь, обязательно вернусь, вот только денег подработаю.

— Ты подработаешь! На кайф сколько в день тратишь?..

— И марихуану брошу! Вот увидите — брошу! Меня Робин с панталыку сбивает, а уйдет — и брошу!

— Робин не уйдет, ей уходить некуда. Ее из всех ночлежек выставили. Наша последняя. И отсюда ей только две дороги — в психушку или в «кулинарное заведение». И третьего не дано. Ясно и понятно. — Анжелика неожиданно посмотрела на Ванессу и, глядя пристально, добавила: — Тем более у Робин тут интерес червонный появился, Несска наша. Ты поберегись, Несска, она тебе красоту твою простить не может. И Бога твоего. Она красоту, может, и простила бы, но Бога — никогда не простит. Бога она больше всего ненавидит. Я знаю, на что она способна, я с такими шесть лет куличи пекла, да на печке пеклась. Хотите, скажу кое-что? У нее нож под матрацем припрятан.

На минуту в комнате воцарилась тишина. И все глаза обратились к Ванессе. Магда подошла к подруге и села рядом, как будто желая защитить ее уже даже от одной возможности покушения.

— Неужто? — вскричала Ритка.

— А ты будто не знаешь, — презрительно бросила Анжелика. — Невинность из себя строит! Кто с ней водился? Кто подпевал ей все время?

Ритка опешила.

— Про то, что Несску терпеть не может, — знала, а про то, что нож под подушкой, не знала. Вот те крест, не знала! — и неумело перекрестилась.

— Ты хотя бы перед нами не богохульствуй! — сказала строго Анжелика. — Я хоть в церковь не хожу, а в душе Бога почитаю. А на счет ножа, хочешь, сама посмотри. Подними матрац!

— Пусть Несска поднимет. Ей ближе, — ответила Ритка.

— Успокойся, Анжи. Я не боюсь ее, — сказала Ванесса. — Хотя думаю, поговорить с ней надо. Вот вернется — давайте с ней поговорим. Вам с ней жить. А я через десять дней домой уезжаю.

— Поговорить! — воскликнула Анжелика, — ты с ума сошла! Ну что ты ей скажешь, наивная ты душа. У тебя и языка такого нет, какой она понимает. А на твоем, она — ни гу-гу. Не фурычит!

— Да что ты злишься, Анжи! — вмешалась Магда. — Я тоже считаю — поговорить надо. Не хочет по-человечески жить, мы ведь можем и потребовать, чтобы ее выселили. Напишем письмо в администрацию. Из других ночлежек ее как-то же убрали. Но сначала нужно попробовать поговорить. Не зверь же она, в конце концов.

— Ну это смотря с какой стороны посмотреть, — отозвалась Глория. — Я иногда из своего угла как взгляну на нее, так мороз по коже — вылитый зверь лютый... И внешне, и внутренне...

— Что там у нее внутри, мы не знаем, — сказала Несса. — Кто бы из нас на ее месте жизни радовался? Не знаем мы того...

— Удивляюсь я тебе, Ванесса, — не унималась Анжелика. — С какой ты горы скатилась? Говорят тебе, не помогут твои убеждения, уговоры. Здесь сила нужна. Вот сейчас нож из-под матраца взять, и ее же тем ножичком постращать. Не поранить, а попугать только. Чтоб хвост свой поприжала.

— Анжи, ну к чему ты подстрекаешь? Здесь тебе не «кулинарное заведение», — сказала Несса.

— И не богадельня тоже, — парировала Анжелика. — Городская ночлежка в иной раз почище «кулинарии». Там хоть знаешь, кто чего стоит, у кого — вши, у кого — блохи. А здесь — не знаешь. Никогда не знаешь, кто на что горазд. Ритка, подними матрац!

Ритка привстала в импульсивном порыве, но потом опять села.

— Да, если бы Робин и имела нож, неужели она бы его в боксе держала? — высказала сомнение Челсия.

— А где ей держать! — ответила Анжелика, все больше возбуждаясь. — С собой она его носить не станет. Ее копы в любой час тормознуть могут. Личность, явно не внушающая доверие в обществе. Нет, не настолько она без мозгов...

— Я поговорю с ней сегодня, — сказала Несса.

— Ну поговори! Только я при том разговоре присутствовать хочу. Давно не развлекалась как следует! Поговори! Ну что ты ей скажешь, — продолжала свое Анжелика. Лицо ее стало красным, как и обычно в минуты полуистерического возбуждения. — Ну что ты ей скажешь? Можешь поделиться с нами?

— Могу, — спокойно ответила Несса. — Скажу, что люблю ее.

Анжелика громко и язвительно рассмеялась. Все опять посмотрели на Ванессу.

— Что? Любишь ее? Так и скажешь: «Люблю тебя, прекрасная моя Робин?». Вот насмешила!

— Нет, «не прекрасная моя Робин», а просто — люблю и желаю добра.

— Ты, Несска, или жизни не знаешь, или в какие-то игры с нами непонятные играешь, или — действительно, блаженная, или сумасшедшая, что по мне одно и то же, а четвертого не дано. К голодному шакалу в любви объясняться вздумала... Ну давай, валяй! Посмотрим! Как зверь на твою любовь отреагирует! Я обязательно хочу присутствовать. Вот кино будет! Такого кино я давненько не видывала...


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.