Бремя чужих долгов - [11]

— Ну а насчет Фьеркронена, — добавил призрак примирительно, — бояться, я думаю, нечего… почти. Необходимости проделывать долгий путь на своих двоих у вас нет. Вы же, я смотрю, магическую фигуру для перемещения создаете?

Игорь указал веткой на землю, в направлении незаконченной фигуры. И Аль-Хашим приятно удивился его сообразительности. Вновь ощутив гордость учителя, чей ученик смог чего-то добиться в избранном ремесле или просто в жизни.

— Такую же фигуру я могу нарисовать в ближайшем городе на пути к подземелью. В Краутхолле, — пояснил Игорь, — в любом знакомом вам месте. Постоялый двор, где мы в прошлый раз останавливались, сойдет?

Воспоминания о том постоялом дворе, как и о столице в целом, у алхимика остались далеко не добрые. Однако более перечить призрачному собеседнику, по крайней мере, открыто, он не решился.

— Лучше бы, конечно, в саму гробницу, — молвил старик с некоторой робостью и смущением в голосе, — но… ладно. Сойдет.

— Я сообщу вам, когда доберусь, — подвел черту под переговорами Игорь, — свяжусь так же, как в этот раз.

В ответ алхимик лишь пару раз кивнул, молча и с легкой улыбкой. Про себя же надеялся, что еще раньше успеет сбежать в родной мир своего настырного собеседника.

2. Нежелательные встречи

Прежде чем пуститься в путь до Краутхолла, я заглянул в ближайшее, более-менее крупное, селение. Где сбыл трофеи, полученные в последних схватках с разбойниками, и прикупил провизии на дорогу.

Хозяин единственной в селении лавки торговал там если не всем, то, по крайней мере, много чем. Начиная от хлеба… оказавшегося, кстати, черствым и пресным, и заканчивая одеждой и оружием. Несмотря на такую, казалось бы, всеядность, определенные предпочтения ему были-таки присущи. В частности, предпочитал тот торгаш все-таки продавать, а не покупать. А коли, хотя бы в соответствии с законом сохранения, совсем избежать приема чужих товаров не представлялось возможным, вынужден был прибегать к специфическим торгашеским уловкам.

За всех говорить не стану, но вот лично я, в ответ на предложение купить у меня ножи и пару топоров, отбитых у лесных головорезов, удостоился, во-первых, кислого и недоброго взгляда. Словно я был уже, минимум, сотым, кто пришел беспокоить лавочника по тому же поводу. Причем только за сегодняшний день. Во-вторых, торговец с подчеркнутой ленцой и деланным равнодушием сообщил, что оружие в этих краях покупать нынче почти некому. Особенно если оно столь грубое, неприглядного вида и предназначено явно не для честной схватки.

О том, что тот же нож или хоть небольшой, но топор, может быть полезен и в хозяйстве мирного крестьянина, торгаш как будто не догадывался.

Не горел он желанием купить у меня и кое-какие другие трофеи, чье предназначение было заведомо мирным. Например, кремень с кресалом. Или вполне еще добротную, даром что грязную, рубашку — счастливую редкость по меркам разбойничьего гардероба. Ну или, наконец, большую деревянную ложку. Ее один из головорезов зачем-то всюду таскал с собой. Не иначе, в качестве оберега.

Вообще, впечатления от визита в ту лавку были у нас с лавочником обоюдно неприятные. Я после него остался удручен человеческой скупостью. Лавочник же, держу пари, оказался немало удивлен. Ведь торговля вещами, явно снятыми с трупов, никак не вязалась с благородным образом святого воителя. Наверное, даже свинья, декламирующая стихи, смотрелась бы в глазах того торговца уместнее. Естественнее уж точно.

Мало того! Я ведь, вдобавок, еще и торговаться пытался. Тогда как хозяин лавки предложил было за все трофеи в совокупности сущие гроши. Да еще с таким видом, точно оказывал мне высочайшую милость.

Можно подумать, если я рыцарь-храмовник, то корысть мне противопоказана! А питаться следует исключительно манной небесной. Врагов же веры да разных подонков, если уж им не посчастливилось пасть от моей руки, надлежало, вероятно, хоронить со всеми воинскими почестями. «Здесь лежит лесной разбойник Гнусланд Красномордый со своим верным тесаком. Много налетов они пережили, множество горл перерезали…»

Вот уж, воистину, когда на сцену выходит корысть, логика дает деру, да еще дороги не разбирая. В любую эпоху, и вероятно в любом из населенных людьми миров.

Впрочем, я тоже отступать не собирался. Сумев увеличить первоначальную сумму, предложенную торгашом, почти вдвое. И потратив на то минут, примерно, десять. Навыки из прежней жизни — когда приходилось сдавать зачет по нелюбимому предмету или просто не в меру строгому преподавателю — неплохо пригодились и теперь. Приемы были те же: разговоры за жизнь, попытки давить на жалость и одновременно мучительные поиски точек соприкосновения. Еще было у меня искушение выпрямиться во весь свой немаленький рост, ударить огромным кулаком по деревянному прилавку, а лучше меч продемонстрировать. И громоподобным голосом потребовать: «А ну, плати, сколько велят!» Грозя в противном случае порубить торгаша в капусту. А этот вертеп стяжательства вообще разнести в щепки.

Впрочем, перед искушением я все же счел разумным устоять. И дело было не только и не столько в отыгрываемой мною роли. Просто не приходилось исключать, что на выручку этому жадному и малоприятному типу… да что там, этому большому двуногому бородатому клопу, могли кинуться десятки односельчан с вилами. Просто считая, что негоже своих давать в обиду. Так что до последнего разговаривать мне пришлось по-хорошему. Оставив «плохой» вариант на самый крайний случай.