Говорю чернявому:
— Тридцать граммов «бренди».
— Не разливаем и на вынос не даем. — Чернявый кивает на стремянку. — Залезай и вливай в себя досыта.
— Что тут раздумывать! Я на стремянку, а чернявый заявляет:
— Вернешься — получишь премию.
— Неужели не вернусь, — подмигиваю.
— Мое дело предупредить. Только сегодня ушли девяносто восемь. И ни гу-гу.
— А вчера? — Я малость призадумался и со стремянки спустился вниз.
— Вчера меньше, из-за дождя. Только семьдесят четыре.
Мне стало не по себе. Но тут накатила такая нестерпимая жажда, хоть ложись и помирай. Я подумал: а почему, спрашивается, я должен где-то остаться? Выпил — и будь любезен вернуться! Махнул рукой и стал карабкаться. У самого бутылочного жерла перевел дух и услышал последние слова чернявого:
— Прощай, родимый!
— До скорой встречи! — отпарировал я и заскользил по гладкому стеклу куда-то вниз. Скатился в кромешную темень и встал на ноги. Круглое бутылочное отверстие светило ярко, как полночная луна, но ничего не освещало. «Без веревки не выбраться, — прикинул я на всякий случай. — Да топор бы пригодился, ступени выбивать…»
Глаза тем временем к темноте привыкли. Я разглядел улицу, дома и неподалеку — тускло светящееся окно. Подошел ближе, глянул меж занавесок и ахнул: да это же знакомый инженер из Телецентра! А рядышком — его жена. Голубые тени по лицам скачут — значит, в углу экран. Сейчас инженер в отпуске, в кругу семьи отдыхает…
Постучал в окно. Парень узнал меня, кричит жене, чтобы стол накрывала. Щедро живет инженер, сам любит выпить и щедро угощает. Жена его хлопочет, уговаривает как следует поесть. Да как поешь — давно не виделись, уйма новостей накопилась, не все же чавкать да жевать. Душевно мы сидели, кого только ни вспомнили!! И вот надумали наших общих знакомых навестить. Сердобольная женщина запротестовала, да разве двух мужчин удержишь? Не к кому-нибудь мы торопились, а к Морскому волку, — человек на флоте служил и подносил честь по чести. Разбудили старика, он рад до смерти, «горючую смесь» на стол выставляет. А когда бутылка иссякла, Морской волк повел нас к своему закадычному другу актеру — тот хороших людей пустым бокалом не обидит…
Дошли до актера или не дошли — не помню. Проснулся я под цветущим кустом; аромат, как закуска, — воздух нюхаю. Стараюсь вспомнить, как сюда попал, но что-то не вспоминается. Не забыть бы про выход из бутылки, где он? Непременно найти! Все бросить, сосредоточиться…
— Вставай! — кто-то поднимает меня под руки. — Почему ты здесь?
Хмель во мне еще силен, иду враскачку за какими-то людьми, они в черном, с непокрытыми головами, тупо смотрят перед собой… Соображаю — кого-то хоронят. Впереди несут черный гроб. Синяя ночь и черный гроб — это впечатляет. Но кого несут? Кому я должен отдать последний поклон? Протискиваюсь вперед, к венкам, вглядываюсь в огромный фотопортрет. Чуть не упал! Оказывается, хоронят-то меня!..
Выбираюсь к краю дороги — и наутек! В памяти цепко держится мой собственный портрет в черной раме, с огромным креповым бантом…
Дома остались позади, открылась степь с бесчисленными тропинками и дорогами, на которых снуют огни и люди в черных одеждах… Назад! В степи находиться опасно, и я опять заметался по узким улочкам… Ага, забор! Я перелез через кирпичную стену, на кого-то наткнулся, этот некто, лица не разглядеть, поманил пальцем: «Не бойся, не выдам!» Голос хрипловатый, как будто мой… Вошли в дом, и я похолодел: этот человек удивительно похож на меня!.. Но размышлять некогда — я и гостеприимный хозяин сдвинули стаканы за приятное знакомство. Я чувствовал, что погибаю, душу заполняет безразличие ко всему. А ведь, помнится, я себе слово дал — должен вернуться! Должен!..Этот, что напротив торчит, нагло смеется и вдруг вкрадчиво так шепчет: «А я знаю скорбь твою…» И пальцем показывает вверх. Высоко-высоко, выше потолка, — луна, а возле электрической лампочки болтается конец веревки. Все! Все! Пора включать скорость!.. Тяну руку, раз — мимо! Два — мимо! Веревка не дается, она будто близко, а не ухватишь. Стал подпрыгивать выше, пытаясь поймать разъерошенный конец. Хозяин хохочет, а я прыгаю, прыгаю, как ненормальный, ведь я должен!.. Вдруг удалось зацепиться!..
Я проснулся, открыл глаза. В моей руке — рука Роба. Он требовательно говорит:
— Дай слово: не будешь увлекаться. — Роб показал на бутылку, призывно выглядывающую из соломы.
Конечно же, слово дал. Увлекаться в самом деле не следует… Роб проводил меня до забора, откинул доску и пожелал счастливого пути.
Я не выспался и зевал, на душе было пасмурно, как небо над головой, и с каждым шагом усиливалось непонятное раздражение.
Остановился. В конце улицы, в зловонных ящиках свалки, копошились люди. Подошел ближе, но на меня даже никто не взглянул. Все поглощены поиском…
— Скажите, — тронул я за руку старика, — вы… хотите есть?
Старик глянул на меня безумными очами и рассвирепел:
— Ты что, с луны свалился? Он спрашивает, — закричал он, — хочу ли я есть! Ну давай, накорми меня! Где кормить будешь? Куда идти?…
— Все приходите. В обеденное время. Знаете, где находится городской парк? С правой стороны трехэтажный дом с колоннами… Скажите всем: господин Карл приглашает на обед!
