Бредовая работа - [15]

– Но что он здесь делает?

– Не думаю, что у него много дел.

Форд перешел к другому саркофагу. Минутная работа полотенцем, и он объявил:

– Парикмахер. Мертвый парикмахер. Каково?

В следующем саркофаге нашел свой последний приют клиентский менеджер рекламного агентства, рядом с ним покоился торговец подержанными автомобилями[32].

Понятно, почему люди, которые впервые слышат о бредовой работе, вспоминают эту историю, но сам список профессий довольно странный. Во-первых, инспекторов по санитарной обработке телефонов на самом деле не существует[33]. Во-вторых, хотя менеджеры рекламных агентств и продавцы подержанных машин существуют (и в самом деле, общество прекрасно обошлось бы и без них), всё же когда фанаты Дугласа Адамса вспоминают роман, то первым делом думают о парикмахерах.

Скажу честно: у меня нет какой-то особой нелюбви к Дугласу Адамсу. Напротив, я питаю нежные чувства ко всем проявлениям искрометной британской научной фантастики семидесятых. Но конкретно эта выдумка мне кажется пугающе высокомерной. Во-первых, это вовсе не список бесполезных профессий. Это список людей, про которых богемный персонаж из среднего класса, проживавший в то время в Ислингтоне[34], сказал бы, что они несколько докучливы. Разве они заслуживают из-за этого смерти?[35] Лично я мечтаю об устранении должностей, а не людей, которые их занимают. Чтобы оправдать истребление, Адамс как будто намеренно отбирает не просто людей, которых он считает бесполезными, но тех, кому нравится их работа и кто считает ее важной частью себя.

* * *

Прежде чем продолжить, давайте подумаем о статусе парикмахеров. Почему их труд – не бредовая работа? В первую очередь именно потому, что большинство парикмахеров таковой ее не считают. Стрижка и укладка много что меняют, а мнение, что это всего лишь ненужное тщеславие, совершенно субъективно. Откуда мы знаем, кому судить о настоящей ценности парикмахерского дела? Первый роман Адамса, «Автостопом по Галактике», который стал настоящим культурным явлением, был опубликован в 1979 году. Тогда я был подростком, и я хорошо помню, как в Нью-Йорке у витрины парикмахерской на Астор-Плейс люди часто собирались, чтобы посмотреть, как панкам делают сложные фиолетовые ирокезы. Считает ли Дуглас Адамс, что от тех, кто делал эти ирокезы, тоже нужно избавиться? Или же только от парикмахеров, чей стиль ему пришелся не по вкусу? В районах, где живет рабочий класс, люди часто собираются в парикмахерских; женщины определенного возраста и происхождения часами сидят в ближайшем салоне, и он становится точкой для обмена местными новостями и сплетнями[36]. Однако есть ощущение, что именно из-за этого кто-то считает труд парикмахеров образцом бесполезной работы. Они представляют себе сборище женщин средних лет, которые лениво сплетничают, сидя под металлическими шлемами, пока вокруг них суетятся работники, тщетно пытающиеся этих женщин приукрасить. Но они всё равно якобы слишком толстые, слишком старые и слишком явно принадлежат к рабочему классу, а поэтому всё равно никогда не будут привлекательными, что с ними ни делай. По сути, это просто снобизм с изрядной долей ни на чем не основанного сексизма.

По логике вещей, возражать против парикмахеров на этом основании – всё равно что называть управление боулинг-клубом или игру на волынке бредовой работой просто потому, что вам не нравится боулинг или волынка и несимпатичны люди, которым это нравится.

Кто-то может подумать, что так нечестно: может быть, Дуглас Адамс на самом деле говорил не о тех, кто работает с бедным населением, а о тех, кто стрижет и укладывает очень богатых. Как насчет суперпафосных парикмахеров, которые берут безумные деньги за эксцентричные стрижки по последней моде для дочерей финансистов или кинопродюсеров? Не кажется ли им глубоко внутри себя, что их работа не имеет никакой ценности и даже вредна? Разве это не знак того, что эта работа бредовая?

Теоретически это могло бы быть правдой, но давайте приглядимся. Конечно, нет объективного показателя качества стрижки, по которому можно сказать, что стрижка X стоит пятнадцать долларов, стрижка Y – сто пятьдесят долларов, а стрижка Z – тысячу пятьсот долларов. В последнем случае клиент обычно платит, просто чтобы сказать, что он заплатил тысячу пятьсот за стрижку или что у него тот же стилист, что у Ким Кардашьян или Тома Круза. Речь идет об открытой демонстрации роскоши и расточительности. Само собой, между мотовством и бредовой работой есть сильное структурное сродство, и теоретики экономической психологии от Торстейна Веблена до Зигмунда Фрейда и Жоржа Батая указывали, что на самой вершине пирамиды богатства (вспомните позолоченные лифты Дональда Трампа) грань между предметами роскоши и полным дерьмом на самом деле очень тонкая. (Неслучайно в сновидениях золото часто символизируют экскременты, и наоборот.)

Более того, существует давняя литературная традиция (начиная с «Дамского счастья» (1883) французского писателя Эмиля Золя и заканчивая множеством британских комедий), которая воспевает глубокое чувство презрения и омерзения торговцев и продавцов к своим клиентам и продуктам, которые они им продают. Если продавец искренне считает, что его клиенты не получают от него ничего ценного, можно ли тогда сказать, что у этого продавца бредовая работа? Согласно нашему определению – да; но, как показывают мои собственные исследования, на самом деле так думает совсем небольшое число работников. Распространители дорогих духов могут считать, что их товары слишком дорогие, а бо́льшая часть клиентов – неотесанные идиоты, но они редко полагают, что надо закрыть саму парфюмерную индустрию.