Бред зеркал - [37]

— Ты им играл?

— Сколько раз! Охотился будто бы на буйволов в Камеруне! Весело было играть! Но, конечно, потихоньку от папы и от денщика Гофмана! — Вилли поджал губы.

— Почему потихоньку?

— Чудачина, а еще адъютант! — всплеснул руками резвый малыш. — А разве папа позволил бы мне играть настоящим заряженным пистолетом, или Гофман? Вы думаете, они позволили бы мне? Как бы не так!

— А ты знал, что пистолет был заряжен?

— Конечно, знал, чудачина вы! Это-то и было интересно!

— А курок у этого пистолета ты мог взвести? — спросил как-то осторожно Линденбаум.

— О, еще бы! И я взводил! Раз! — воскликнул мальчик, — потому что спустить курок я уже не мог. Я знал, конечно, как это надо сделать, но у меня, понимаете ли, не хватало силы! А я даже знаю, как надо стрелять из пушки! — хвастливо добавил мальчуган.

Линденбаум протянул ему пистолет.

— Взведи курок! — проговорил он.

Мальчик тотчас же, почти без усилий, взвел.

— Теперь спусти, ну, хоть только попробуй!

Мальчик изо всех сил нажал на гашетку, напрягся, стал красным и даже высунул и закусил язык.

— Нет, это у меня совсем не выходит! — воскликнул он. — Что хотите делайте, не выходит! Но через год, конечно, я буду гораздо сильнее! И тогда я смогу из него стрелять! Ведь да? Мне же будет девять лет!

Линденбаум так же осторожно задал ему вопрос:

— А куда ты прятал этот пистолет?

— Сказать? — засмеялся Вилли. — Под охотничью сумку, на гвоздь, вот здесь!

И мальчик указал рукой на то место, где мы нашли его на каменном выступе.

Мы переглянулись, а Линденбаум побледнел и выслал мальчика вместе с Гофманом из спальни.

— Теперь мне открыты все обстоятельства этой загадки, — сказал он нам, — но мы проверим ее тщательным опытом. Итак, снова зарядим этот пистолет и повесим его на прежнее место, благо оно очерчено нами на стене, конечно, предварительно взведя курок. А после запрем спальню на ключ и будем ждать той минуты, когда пистолет выстрелит. Ибо он выстрелит! А Гюфман придет и доложит нам тотчас же.

IV

Линденбаум сделал все, что говорил, запер спальню на ключ, опустив его затем в свой карман, и, предупредив Гофмана, мы ушли. А ровно через шесть дней в три часа пополудни, когда мы, офицеры, обедали, Гофман пришел к нам и доложил:

— Пистолет сейчас выстрелил!

И, конечно, мы опять стремглав побежали в ту спальню. Быстро отомкнув дверь и склонившись сквозь синеватый пороховой дымок к подушке, Линденбаум твердо выговорил:

— И, конечно, пистолет прострелил и на этот раз то место подушки, где нами начерчен левый висок майора Арса. Опыт наш подтверждает мою догадку как нельзя лучше.

Он повернулся к нам бледным и строгим лицом.

— Итак, майора Арса, — так же твердо выговорил он, — убил вот кто. Целый ряд странных до жуткости случайностей, соединившихся воедино. Каждая из них делала свое дело, не сознавая, к, какому итогу она ведет, и потому здесь нет виновных. Здесь, без участия палача, приведена в исполнение самая настоящая казнь. Здесь налицо чудо. Сверхъестественное чудо. Ибо ряд совершенно невинных обстоятельств с математической точностью сложился здесь в роковой удар насмерть, в какую-то беспощаднейшую машину с веселыми глазами невинного младенца. Даже самое последнее и, пожалуй, решительное обстоятельство в этом ряду, это — то, что пружина спуска старого пистолета, в сущности, очень тугая, иногда самопроизвольно соскальзывала вследствие порчи механизма, и производила выстрел, не могла бы иметь решающего значения, если бы голова майора Арса случайно не свалилась с подушки как раз в ту минуту.

И лишь общий итог всех случайностей вкупе обусловливал здесь неминуемую смерть. И теперь я боюсь этого пистолета. Это беспощадное оружие рока, и, может быть, оно уже целит в голову кого-нибудь из нас, ибо мы все повинны в крови той девушки — сестры милосердия!

* * *

Пленный лейтенант, допивая кофе, закончил:

— И молодой ученый астроном лейтенант Линденбаум не ошибся. Через двенадцать дней он застрелился из того же самого пистолета, оставив на своем столе коротенькую записку:

«Умираю, потому что не хочу участвовать более в этой подлой бойне. Похороните меня в ногах той девушки».

Мы исполнили просьбу погибшего.

Видения одной ночи

I

Город во тьме. И ужас бродит по мутным улицам города. На днях я видел его дикое лицо своими глазами. Или вся эта удивительная картина была лишь работой моего измученного воображения? Все может быть. Вот уже два года я живу в какой-то хирургической палате, где беспрерывно производятся кровавые операции. И доктор давно уже предостерегал меня, внимательно заглядывая в мои глаза:

— Не читайте газет. Не ходите на драму. Избегайте волнений.

Милый доктор! Не лучше ли было бы сказать проще:

— Не живите!

В самом деле, ваше «избегайте волнений» очень похоже на злую шутку. Кому преподан этот совет? При каких обстоятельствах? Щепке, выброшенной в море во время жесточайшей бури? Не так ли?

А снимая квартиру в хирургической палате, конечно, так нетрудно расстроить воображение, Есть зрелища, которыми нельзя злоупотреблять безнаказанно. Которые мстят человеку за себя.

Впрочем, постараюсь придерживаться в моем рассказе хотя какой-нибудь последовательности.