Браво, молодой человек! - [19]

— Ее, может, нет дома, — услышала Жанна голос Оськи.

— Же-ня! Женечка-а!

— Да ты что, бабка, горланишь! Может, она с парнем заперлась.

— Ее дело, с кем запираться…

Жанна выбежала на крыльцо и закричала во двор Платоновне:

— Дома я, Анна Платоновна!

Оська что есть духу кинулся в сарайчик, и оттуда вскоре загремела музыка. Старуха бросила веником в открытую дверь сарайчика и прокричала Жанне:

— Ребята к тебе! В калитку пошли, в калитку!

Вот тебе на! Гости к ней, а она считала, что только Рустем знает дорогу к ее жилью.

Вошли Ильдар и стройная, важно ступающая девочка.

— Вот хорошо! — сказала Жанна, идя навстречу им. — Вот хорошо-то!

— Здравствуйте, — конфузливо сказал Ильдар, кивнул в сторону девочки, — это Ира… Мы, собственно, гуляли, и у нас, собственно, мероприятие намечается… Ресторан у нас, сами знаете, какой, но если нет другого…

Вот чудаки, подумала Жанна, чего им вздумалось в ресторан меня тащить? Но почему бы не пойти, заняли бы столик на четверых и сидели бы, болтали, и выпить она не прочь.

— А почему он не пришел? — спросила она.

— Кто? — спросил Ильдар, глаза его настороженно блеснули; он, конечно, понял сразу, о ком она спрашивает.

— Я не против, — сказала Жанна, — но почему не пришел Рустем?

— Я не знаю, — сказал Ильдар, глядя поверх ее головы, — я не знаю.

Хорошие ребята, чудаки ребята! Пойду я с ними в ресторан. Зря Рустем пренебрегает младшим поколением…

— Я только переоденусь, — сказала она, — я быстро.

Она убежала в дом и быстро появилась опять и сказала:

— Вы очень быстро, — сказала Ира. — Для девушки это очень быстро.

— Этой девушке под тридцать.

— Вы удивительно сохранили себя. Вашей талии можно позавидовать.

Жанна улыбнулась:

— В вашем возрасте, Ирочка, ничему не завидуют.

Они вышли из калитки.

— Что сказать, если придет тот черный? — крикнула в окно Платоновна.

— Скажите, что ему будет плохо, — ответила Жанна.

— Вы, как видно, без предрассудков, — сказала Ира.

Это очень многозначительно прозвучало. О-о, что-то такое, в чем только женщины могут понять друг дружку.

— Я без предрассудков, — со смехом ответила Жанна.

Широко, тяжко держа на себе густую листву, стояли старые тополя по обеим сторонам улицы и скрывали низкие домишки. Громадные опоры высоковольтной линии вздымались высоко и странно над низким городом, над пылью, тишиной.

— Чудаки в горисполкоме решили спилить старые тополя, — сказал Ильдар. — Домики скоро снесут, тополя спилят… Будут большие дома, но будет все не то.

— Обратите внимание, какой сентиментальный, — сказала Ира. — Но ведь это необходимость!

— Не люблю это слово — необходимость! — зло сказал Ильдар.

— Впервые слышу, — сказала Ира. — И пожалуйста, не устраивай мне сцен.

Совсем он ничего не устраивает, подумала Жанна, а ей хочется сцен, и она говорит: не устраивай сцен.

— При чем здесь сцены, — вяло, отчужденно говорит Ильдар. — Очень мне нужно…

— Уеду я, — отчужденным, но очень напряженным голосом говорит Ира.

Ильдар смотрит на нее насупясь, потом бегло взглядывает на Жанну. И опять — на нес.

— Я тебе скажу… я скажу…

— Только не про то, как ваш заводец станет знаменитым, а «Зарево» — чемпионом страны!

Ильдар опять бегло взглядывает на Жанну и в смущеньи кусает губы.

— Тебе нужно про таежные дебри, про волков и медведей, — говорит он наконец.

— Ведь для молодых, — Ира поворачивается к Жанне, — ведь для молодых естественны поиски, устремления, и они отправляются в далекие города, в такие места!.. — Она замолкает, ошеломленная, может, только на миг блеснувшим необыкновенным виденьем. — Вот вы, Жанна, разве вы не уезжали из Тихгорода?

— Я уезжала, — сказала Жанна, — я уезжала.

Сидела бы я дома, подумала она грустно, сидела бы и мечтала по-старушечьи. Неосмысленное сумбурное раздражение подымалось в ней, но… понимала она — было бы смешно обратить его против девчонки.

ИРА. Один знакомый пилот мне говорил: в этом Тихгороде смертельная скука…

ИЛЬДАР. Эти татушники надоели мне во как!

ИРА. Теперь он в Норильске. А другие во Владивостоке, Ташкенте…

ИЛЬДАР. Ташкент — город хлебный! Я это знаю сто лет. Я сто лет знаю дураков, которым смертельно скучно в Тихгороде.

ИРА. Ты хуже старика. Папа, например, понимает меня.

ИЛЬДАР. Он понимает слово — необходимость.

ИРА. Он понимает все.

ИЛЬДАР. И смотрит на меня, как на калеку! А я хочу… работать в таком цехе… и чтобы у меня все было, как, например, у Георгия Степановича.

Жанна осторожно спросила:

— А ты знаешь, как было у Георгия Степановича?

— Я-то? Мы как-никак друзья, я все о нем знаю. Например, ехали они Магнитку строить, доехали до Карталов — и стоп — кончилась дорога. Так они что — стали дорогу строить, так до самой Магнитки и дотянули. Я не знаю! Я знаю, Орджоникидзе орден ему вручал.

— Давно-о это было, — сказала Ира.

— Давно? — переспросил Ильдар и задумался. — Ну и что, — сказал он потом. — Было. Все равно было.

Давно было, подумала Жанна. Что-то в чьей-то давней, дальней жизни было. Кое-что и у тебя было, о чем бы они тоже сказали — давно-о.

Давно, в дальней, другой жизни!..

Она поглядела на Ильдара. Все злится. Умный мальчишка, чего он злится? (Она поглядела на девочку.) А в ее годы, пожалуй, я не очень-то умела соображать, рассуждать. Да и теперь, и в этот момент не слишком я удачно рассуждаю с ними. Молчу. Кто это сказал, что семнадцать-восемнадцать — это бездарный возраст? А что это за возраст — двадцать восемь? Ну, деятельный, сильный, не слишком глупый, чтобы творить глупости, но и не слишком умный, чтобы содеять что-то умное.