Братья - [16]
И снова Готфрид остановил нетерпеливых. Вперед пошла пехота. Много разных людей, безлошадных солдат и просто мужчин и женщин. Мужчины несли пращи, а женщины корзины, полные камней. Так было задумано, чтобы справиться с конными лучниками, разъезжающими впереди мусульманского войска. Эти целили в лошадей и стрелами могли сбить силу атаки. Наши должны были рассеять их градом камней, и стрелы, которые назначались нам, они должны были принять на себя. Все смотрели, как они выходят, не защищенные ничем, кроме божьего благословения. Шли в затылок друг другу, не торопясь, как идут в церковь. Епископ благословлял каждого и давал целовать крест. А потом передал крест монахам, в глубину линий, надел доспехи и взял в руки окованную железом дубину. Ею он собрался крестить неразумных язычников. Готфрид еще раз оглядел всех, поднялся в стременах и помахал рукой князьям. Трубачи пропели готовность. А впереди завязался бой. Наши бросали камни, пытаясь разогнать вражеских всадников. Опустошив запасы, разбегались, открывая дорогу другим, спешили, чтобы не попасть под копыта собственной конницы. Многие падали, сраженные стрелами, и оставались лежать на пути будущей атаки. Живых поспешно оттаскивали, а мертвых оставляли, как есть. Время тянулось бесконечно долго, но таков был замысел. Нужно было выждать, пока первая линия сарацин израсходует стрелы.
— Так хочет Бог. — Прогремел епископ. Голос его сорвался и тут же был подхвачен звуком трубы.
— Так хочет Бог. — Прокричали в ответ тысячи. Готфрид поднял руку. Еще раз прозвучала труба. — Эйа, эйа, эйа, — кричали рыцари, разгоняя лошадей. Пришло время. На плоской, как стол, равнине было легко разгонять силу удара. Путь был открыт. Наверно, так ударяет о землю, сброшенный с небес ангел. Все вокруг наполнилось яростными звуками работы, когда одни люди убивают других. Стоны раненых, пронзительные крики, пугающие лошадей, храп, смертные рыдания, гулкие удары металла о металл, проклятия, кровавая пена над обжигающей страстью битвы, многотысячный вопль, не различимый на отдельные голоса, бьющий в уши и оглушающий до спасительного бесчувствия. Все кричали, но никто не слышал себя, это был общий вызов и мольба небесам, во имя возмездия, во имя веры, во имя победы.
Любой ценой нужно было пробиться, разорвать их ряды, расколоть, подобно топору, врубающемуся в дерево. Только бы не разбиться об эту скалу, не растечься по ней, как растекается дождевая капля. А они должны были задержать, остановить нас, растащить по сотням и тысячам схваток, окружить, задушить грудой собственных тел. Движение постепенно замедлялось, хоть еще шли вперед на шаг, на полшага, на движение вытянутой руки. А штандарт султана по прежнему был далек и также вставали, закрывая его, одна за другой линии смуглых лиц с вытянутыми в щелку блестящими глазами. — Аала, алла. — Вопили они. — С нами Бог. — Орали христианские воины.
Теперь, когда ненависть слила воедино, только Бог мог разделить всех нас на победителей и побежденных. Князья или султан были не в силах ничего изменить.
Легкие мусульманские сабли звенели, отскакивая от рыцарских доспехов, но их было больше и жалили они все сильнее. Впереди пошатнулась и стала заваливаться набок фигура епископа. Крик торжества раздался из глоток. А-алла. Идущие впереди исчезали в кипении человеческих тел, но сзади мы подпирали, и тяжело, натужно ползли вперед. А впереди застыли ряды отборных вояк. Они стояли, дожидаясь, сильные молодые воины, живущие ожиданием близкого боя. За ними, далеко впереди лениво колыхалось под ветром египетское знамя. Оно казалось недостижимо.
Так пловец, пытающийся добраться до далекого берега, вдруг ощущает сонное безразличие, и оно заполняет его целиком, до самых кончиков пальцев. Остается равнодушие, механическое повторение усилий и удивление, обращенное к самому себе, как долго это продлится. Но ты еще жив, и тогда возвращается азарт и злоба, и вновь разгорается огонь надежды. Только бы пробиться. Я оказался под толщей, я тонул, вырываясь последним усилием, чтобы проститься с небом, и вдруг услышал со всех сторон. — Христос за нас. Христос за нас… Что-то произошло, но не было сил поднять голову. Я только ощутил, что стянувшая петля стала слабеть. Враги попятились, заворачивая лошадей. Крики становились все громче, все радостнее, пока не слились в рев. И тогда я увидел, что знамя впереди пошатнулось и полумесяц, будто соскользнул с него, как падает, кружа на землю, мертвый осенний лист. Мы побеждали, ряды врагов распадались, охваченные паникой. Действительно, случилось чудо. Неведомая сила вырывала из их рук близкую победу и вручала ее нам. Я въехал на невысокий пригорок, где минуту назад развевалось зеленое знамя. Наши подхватили его и волочили на сломанном древке. Набок был свален громадный барабан, который не стихал ни на минуту, а сам барабанщик лежал, уткнув голову в его разорванный бок. Из раны, отделившей голову от шеи, еще сочилась кровь и стекленела на выбитой в камень земле.
Враги бежали, давя друг друга. Их не преследовали, без сил мы встали передохнуть. Я обернулся. За время боя мы пробились далеко вперед, и теперь я видел, как открытые ворота крепости поглощают толпы беглецов. Там они еще могли спастись.
Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» — актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым — падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.